Фидель Кастро - В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)
Вот часовой садится в раскладное кресло и устраивается в нем поудобнее, чтобы понаслаждаться зрелищем, когда наш лейтенант начнет гонять нас до седьмого пота, заставляя то маршировать, то пускаться бегом.
Уже двенадцатый день мы занимаемся одним и тем же. А винтовки, которые нам так не терпится получить, по—прежнему лежат в заколоченных ящиках в штабе батальона.
Мы разбредаемся вдоль бетонной полосы, которая буквально пышет жаром, надеясь, что там, где начинается земля, хоть немного прохладнее. Напрасно. И здесь такая же нестерпимая жара. Солнце зависло в зените и направляет прямо на нас свои палящие лучи. Я закуриваю. Еще несколько человек затягиваются сигаретами. Мы пьем перегревшуюся во флягах воду и располагаемся под редкими кустами, пытаясь в их тени спастись от зноя.
Лейтенант остается на ногах и после команды «Вольно». Прохаживаясь, он отпускает шуточки в адрес ребят из второго взвода. Докурив сигарету, направляется к середине летной полосы.
— Строиться! — раздается команда.
Из—под надвинутой на лоб фуражки часового проглядывает довольная ухмылка. Сам он продолжает сидеть, закинув ногу на ногу. Винтовка лежит у него на коленях.
Стоило нам построиться, как опять раздаются команды, а командиры рот и взводов повторяют их для своих солдат:
— Батальон, смирно!
— На месте! Вольно!
— Батальон, смирно!
— Напра — во, раз, два, три!
— Шаг назад, марш!
От асфальта поднимается пар. Часовой на башне шагает теперь взад—вперед там, где есть тень. Винтовку он держит наперевес.
Мой желудок давно напоминает, что пора бы и пообедать. Но лейтенант как ни в чем не бывало продолжает гонять нас. Наконец он командует:
— Вольно, разойдись!
Строй рассыпается. Каждый пытается как можно скорее добраться туда, где раздают обед, и занять очередь. Впереди меня вышагивает Кинкалья. К нему присоединяются Макарио и Болита. Прибавляю шаг и догоняю их.
— Дали нам прикурить сегодня, Кинкалья, — говорю я.
— Лучше не вспоминай. Собачья жизнь настала. Меня эта муштра уже доконала: еле ноги переставляю.
— Это все из—за жары. Смотри, как припекает сегодня, — поддерживает разговор Болита.
— Да, братва, скажу я вам, это не бетонные плиты, а настоящая раскаленная сковорода. И мы, как дураки, скачем по ней, — продолжает Кинкалья.
— Слушай, Кинкалья, а правда, что нам еще учиться здесь тридцать дней?
— Кто его знает, может, и тридцать. Будь все проклято! Мочи моей больше нет. Только и слышишь: давай, давай. Встал — давай, побежал — опять давай, поужинал — разбирай и собирай оружие. И так до отбоя. Нет, будь все проклято!
Мы встаем в очередь.
— Братва, слушай! Я придумал прозвище лейтенанту! — кричит Болита, темный парень небольшого роста.
— Какое? — откликаются в конце очереди.
— Клыкастый — вот какое. А?
Очередь разражается хохотом.
— У него нет одного зуба, — объясняет Болита, — поэтому, когда он командует, к нему лучше не подходить — слюни летят во все стороны, только успевай увернуться…
— Братцы, а он ведь в точку попал. Лейтенант и меня несколько раз окатил! — кричит кто—то из середины очереди.
И снова все хохочут.
— Ну так что, братва, договорились? Клыкастый, а?
— Нет, давайте лучше назовем его Слюнявым, — встревает в разговор Макарио, обнажая свои крупные желтые зубы.
На обед сегодня тушенка и рис с фасолью. Плотно заправившись, мы плетемся к гамакам и, добравшись, падаем в них ничком.
Снаружи нещадно палит солнце. В казармах все окна и двери распахнуты настежь в ожидании сквозняка. Отсюда видна пожухлая, опаленная солнцем трава и земля, иссеченная, будто рубцами, широкими трещинами. Раскаленный ветер вбирает в себя потоки влажного воздуха, и возникает ощущение, что вместо воздуха в легкие вливается какая—то вязкая жидкость.
Рев моторов самолета не дает мне заснуть. Я жду, когда же он наконец совершит посадку. Поворачиваюсь в гамаке на другой бок и пытаюсь разглядеть самолет, но мешает крыша соседнего барака. Видны только белые вытянувшиеся облака, лениво плывущие по ярко—голубому небу. Рев моторов нарастает. Слышно, как самолет заходит на посадку, и я поворачиваюсь на другой бок в надежде поскорее заснуть. Рев смолкает окончательно. Я чувствую, как наливаются тяжестью веки, и погружаюсь в сон.
Снова слышу рев моторов. Они стремительно набирают обороты… И вдруг раздается похожий на удар хлыста сухой щелчок. За ним еще и еще… «Наверное, это выстрелы», — мелькает у меня в голове. Нащупываю свои ботинки под гамаком. Когда я их надеваю, снова раздаются выстрелы.
Другие ребята тоже уже обуваются, поспешно натягивают свои не успевшие просохнуть от пота майки и выбегают из казармы к взлетно—посадочной полосе.
Передо мной пробегает лейтенант. В руке у него автомат. За ним, не отставая ни на шаг, бегут несколько бойцов Повстанческой армии. Мы бросаемся за ними. Но лейтенант, оборачиваясь на ходу, кричит:
— Не сметь, в казарму, в казарму! — и бежит вперед.
Однако никто не хочет упустить возможность своими глазами увидеть, что же произошло. Чтобы сократить расстояние, мы бежим к вышке контроля за полетами не по тропинке, а наискосок, через газон. На бегу успеваю заметить, как вдалеке, на другой стороне аэродрома, несколько человек скрываются в зарослях тростника.
— Лейтенант, они в тростнике! Они прячутся в тростнике! — кричу я.
Но лейтенант меня не слышит. Он продолжает бежать к вышке, карабкается по винтовой лестнице наверх и уже оттуда что—то кричит. Я вижу, как он жестами пытается что—то объяснить, потом машет рукой, подзывая меня к себе. Он кладет автомат на пол, а сам приседает на корточки и бережно взваливает себе на спину часового. Потом поднимается и, держась за перила, начинает осторожно спускаться. Я подбегаю и хочу помочь ему, но он уже ступил на асфальт — весь в поту, ноги подгибаются под тяжестью ноши.
— Быстро за машиной! Найди в штабе джип, бегом!
Однако бежать никуда не надо: к нам на полном ходу мчится газик. Он резко тормозит возле нас.
— Похоже, слишком поздно, — говорит лейтенант. Два солдата выпрыгивают из машины, подхватывают
раненого и осторожно кладут на сиденье. Газик срывается с места.
Лейтенант стоит неподвижно. Он словно окаменел. Затем он снимает фуражку, вытирает пот со лба и произносит:
— Думаю, ему уже ничем не поможешь.
— Как так?
— Да вот так. Куда бежали те люди?
— К полю. А наши за ними.
— Ладно, пойдем обратно, — говорит лейтенант, и мы идем к лагерю.
Я вдруг с удивлением обнаруживаю, что вокруг ни души. Только мы вдвоем. Я уже собираюсь сказать ему об этом, как вдруг замечаю между казармами построившийся батальон, а перед ним — ящики с оружием. Солдатам раздают винтовки. Взводы выстроились в шеренги по отделениям. Поотделенно им раздают оружие и ветошь для его чистки.
Я — ефрейтор первого отделения второго взвода первой роты. Встаю на свое место в строю и спрашиваю товарища:
— Какой был приказ?
— Помочь взять тех, кто прячется в тростнике.
Взвод, построившись, уходит. Его ведет сержант. Отбивая шаг по сухой траве, взвод направляется к тростниковым зарослям. Отсюда поля не видно. Его загораживают казармы, вытянувшиеся линейкой в сторону аэродрома. Крайний барак всего метрах в ста пятидесяти от полосы.
— Ну—ка, ребята, живее счищайте смазку! Шомпол в ствол и — пошел! Веселее, не то ночь застанет! — хлопая в ладоши, торопит нас лейтенант.
Другие командиры тоже поторапливают солдат с чисткой оружия. Сержантам, ефрейторам и старшинам выдают автоматы, артиллеристы получают базуки, остальные — винтовки. Мы знакомы с оружием теоретически, по занятиям по стрелковому вооружению. Посмотрим теперь, на что способен каждый из нас в деле. Мне не терпится поскорее дочистить винтовку. В затворном механизме смазка очень густая — приходится разбирать его и каждую деталь протирать ветошью отдельно. Конечно, лучше было бы смыть ее горячей водой, но сейчас это было бы недопустимой роскошью.
— Взвод, быстрее, быстрее! — подгоняют офицеры солдат.
Быстро вставляю затвор и нажимаю спусковой крючок. Слышу, как щелкает ударник в пустом патроннике. Вставляю магазин, осторожно кладу винтовку и вешаю на себя подсумок с патронами. В подсумке три полных магазина. Трассирующие пули помечены красной полоской.
Строимся.
— Взвод, смирно! Прямо шагом — марш, раз, два, три, четыре! Бегом — марш!
Чтобы сократить расстояние, бежим прямо по траве. На горизонте виднеется небольшой кусочек багряного солнца. Тростник колышется волнами. Порыв ветра пригибает цветистые метелки и даже сами стебли.
На полосе несколько человек в военной форме. Они суетятся возле двух грузовиков. Туда же подъезжают еще несколько машин. Они вытягиваются в колонну. Шоферы остаются на местах. Слышно лишь урчание моторов.
