Эдгар По - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1
4
ЭЛЬДОРАДО
Он на коне,В стальной броне;В лучах и в тенях Ада,Песнь на устах,В днях и годахИскал он Эль-Дорадо.
И стал он седОт долгих лет,На сердце — тени Ада.Искал года,Но нет следаСтраны той — Эль-Дорадо.
И он устал,В степи упал…Предстала тень из Ада,И он, без сил,Ее спросил:«О Тень, где Эль-Дорадо?»
«На склоне чер —ных Лунных горПройди, — где тени Ада!»В ответ Она:«Во мгле без дна —Для смелых — Эль-Дорадо!»
ПОСМЕРТНЫЕ
1
СОН ВО СНЕ
В лоб тебя целую я,И позволь мне, уходя,Прошептать, печаль тая:Ты была права вполне, —Дни мои прошли во сне!Упованье было сном;Все равно, во мгле иль днем,В дымном призраке иль нет,Но оно прошло, как бред.Все, что в мире зримо мне,Или мнится, — сон во сне.
Стою у бурных вод,Кругом гроза растет;Хранит моя рукаГорсть зернышек песка.Как мало! Как скользятМеж пальцев все назад…И я в слезах, — в слезах:О Боже! как в рукахСжать золотистый прах?Пусть будет хоть одноЗерно сохранено!Все ль то, что зримо мнеИль мнится, — сон во сне?
2
ЛЕОНЕНИ
«Леонени — имя дали серафимы ей,Свет звезды лучистой взяли для ее очей,Взял мрак ночей безлунных для волос глубокорунных,И меня при песнях струнных обручили с ней.
Это было ночью лета, и мои мечтыРасцвели лучом привета, как цветут цветы,Расцвели, забыв ненастье и опять поверив в счастье,Чтобы глубже мог упасть я в бездну нищеты!
Я расслышал тихий ропот, — так журчит вода,Серафимов дальний шепот: «Песнь одна всегда!На земле все — только тени, всех обманет ложь мгновений,С нами будет Леонени вечно молода».
Снова радостью нетленной вспыхнул небосклон:День последний, незабвенный, утро похорон!Всем сердцам кругом звучала внятно музыка хорала.Леонени исчезала от меня, как сон.
ПОЭМЫ
1829
1
ТАМЕРЛАН
Заката сладкая услада!Отец! я не могу признать,Чтоб власть земная — разрешатьМогла от правой казни ада.Куда пойду за гордость я,Что спорить нам: слова пустые!Но, что надежда для тебя,То мне — желаний агония!Надежды? Да, я знаю их,Но их огонь — огня прекрасней,Святей, чем все о рае басни…Ты не поймешь надежд моих!
Узнай, как жажда славных делДоводит до позора. С детства(О, горе! страшное наследство!)Я славу получил в удел.Пусть пышно ею был украшенВенец на голове моей,Но было столько муки в ней,Что ад мне более не страшен.Но сердце плачет о весне,Когда цветы сияли мне;И юности рог отдаленныйВ моей душе невозвратим,Поет, как чара: над твоимНебытием — звон похоронный!
Я не таким был прежде. ТаКорона, что виски мне сжала,Мной с бою, в знак побед, взята.Одно и то же право далоРим — Цезарю, а мне — венец:Сознанья мощного награда,Что с целым миром спорить радоИ торжествует наконец!
На горных кручах я возрос.Там, по ночам, туман ТаглеяКропил ребенка влагой рос;Там взрывы ветра, гулы гроз,В крылатых схватках бурно рея,Гнездились в детский шелк волос.
Те росы помню я! Не спалЯ, грезя под напев ненастья,Вкушая адское причастье;А молний свет был в полночь ал;И тучи рвал, и их знамена,Как символ власти вековой,Теснились в высоте; но войВоенных труб, но буря стонаКричали в переменной мглеО буйных битвах на земле.И я, ребенок, — о, безумный! —Пьянея под стогласный бред,Свой бранный клич, свой клич побед,Вливал свой голос в хаос шумный.
Когда мне вихри выли в слухИ били в грудь дождем суровым,Я был безумен, слеп и глух;И мне казалось: лавром новымМеня венчать пришел народ.В громах лавины, в реве водЯ слышал, — рушатся державы,Теснятся пред царем рабы;Я слышал — пленников мольбы,Льстецов у трона хор лукавый.Лишь с той поры жестокой страстьюЯ болен стал, — упиться властью,А люди думали, она,Та страсть, тирану врождена.Но некто был, кто, не обманутМной, знал тогда, когда я былТак юн, как полон страстных сил(Ведь с юностью и страсти вянут),Что сердце, твердое, как медь,Способно таять и слабеть.
Нет речи у меня, — такой,Чтоб выразить всю прелесть милой;С ее волшебной красотойСлова померятся ли силой?Ее черты в моих мечтах —Что тень на зыблемых листах!Так замереть над книгой знаньяЗапретного мне раз пришлось;Глаз жадно пил строк очертанья…Но буквы, — смысл их, — все слилосьВ фантазиях… — без содержанья.
Она была любви достойна;Моя любовь была светла;К ней зависть — ангелов моглаОжечь в их ясности спокойной.Ее душа была — что храм,Мои надежды — фимиамНевинный и по-детски чистый,Как и сама она… К чемуЯ, бросив этот свет лучистый,К иным огням пошел во тьму!
В любовь мы верили, вдвоем,Бродя в лесах и по пустыням;Ей грудь моя была щитом;Когда же солнце в небе синемСмеялось нам, я — небесаВстречал, глядя в ее глаза.Любовь нас учит верить в чувство.Как часто, вольно, без искусства,При смехе солнца, весь в мечтах,Смеясь девической причуде,Я вдруг склонялся к нежной грудиИ душу изливал в слезах.И были речи бесполезны;Не упрекая, не кляня,Она сводила на меняСвой взгляд прощающий и звездный.
Но в сердце, больше чем достойномЛюбви страстей рождался спор,Чуть Слава, кличем беспокойным,Звала меня с уступов гор.Я жил любовью. Все, что в миреЕсть, — на земле, — в волнах морей, —И в воздухе, — в безгранной шири, —Все радости, — припев скорбей(Что тоже радость), — идеальность, —И суета ночной мечты, —И, суета сует, реальность(Свет, в коем больше темноты), —Все исчезало в легком дыме,Чтоб стать, мечтой озарено,Лишь лик ее, — и имя! — имя! —Две разных вещи, — но одно!
Я был честолюбив. Ты знал ли,Старик, такую страсть? О, нет!Мужик, потом не воздвигал лиЯ трон полмира? Мне весь светДивился, — я роптал в ответ!Но, как туманы пред рассветом,Так таяли мои мечтыВ лучах чудесной красоты, —Пусть длиться было ей (что в этом!)Миг, — час, — иль день! Сильней, чем страсть,Гнела ее двойная власть.
Раз мы взошли с ней до вершиныГоры, чьи кручи и стремниныВставали из волнистой тьмы,Как башни; созерцали мы,В провалах — Низкие холмыИ, словно сеть, ручьи долины.Я ей о гордости и властиТам говорил, — но так, чтоб всеОдним лишь из моих пристрастийКазалось. — И в глазах ееЧитал я, может быть невольный,Ответ — живой, хоть безглагольный!Румянец на ее щекахСказал: она достойна трона!И я решил, что ей коронаЦветы заменит на висках.
То было — мысли обольщенье!В те годы, — вспомни, мой отец, —Лишь в молодом воображеньиНосил я призрачный венец.Но там, где люди в толпы сжаты,Лев честолюбия — в цепях,Над ним с бичом закон-вожатый;Иное — между гор, в степях.Где дикость, мрачность и громадностьВ нем только разжигают жадность.
Взгляни на Самарканд. Ведь он —Царь всей земли. Он вознесенНад городами; как солому,Рукой он держит судьбы их;Что было славой дней былых,Он разметал подобно грому.Ему подножьем — сотни стран,Ступени к трону мировому;И кто на троне — Тамерлан!Все царства, трепетны и немы,Ждут, что их сломит великан, —Разбойник в блеске диадемы!
Ты, о Любовь, ты, чей бальзамТаит целенье неземное,Спадающая в душу нам,Как дождь на луг, иссохший в зное!Ты, мимо пронося свой дар,Спаляющая как пожар!Ты, полнящая все святыниНапевами столь странных лирИ дикой прелестью! — отнынеПрощай: я покорил весь мир.Когда надежд орел парящийПостиг, что выше нет вершин,Он лет сдержал, и взор горящийВперил в свое гнездо у льдин.Был свет вечерний. В час закатаПечаль находит на сердца:Мы жаждем пышностью богатойДня насладиться до конца.Душе ужасен мрак тумана,Порой столь сладостный; онаВнимает песню тьмы (и странноТа песнь звучит, кому слышна!)В кошмаре так, на жизнь похожем,Бежать хотим мы и не можем.
Пусть эта белая лунаНа все кругом льет обольщенье;Ее улыбка — холодна;(Все замерло, все без движенья);И, в этот час тоски, она —Посмертное изображенье!Что наша юность? — Солнце лета.Как горестен ее закат!Уж нет вопросов без ответа,Уж не прийти мечтам назад;Жизнь вянет, как цветок, — бескровней,Бескрасочней от зноя… Что в ней!
Я в дом родной вернулся, — ноЧужим, пустым он стал давно.Вошел я тихо в сени домаДверь мшистую толкнув, поникУ входа, — и во тьме возникТам голос, прежде столь знакомый!О, я клянусь тебе, старик!В аду, в огне и вечной ночи,Нет, нет отчаянья жесточе!
Я вижу в грезах осиянных, —Нет! знаю, ибо смерть за мнойИдя из области избранных,Где быть не может снов обманных,Раскрыла двери в мир иной,И истины лучи (незримойТебе) мне ярки нестерпимо, —Я знаю, что Иблис в тениПоставил людям западни.Иначе как же, в рощах нежныхЛюбви, той, чей так светел взгляд,Той, что на перья крыльев снежныхЛьет каждодневно ароматЛюдских молитв, дар душ мятежных, —В тех рощах, где лучи снуютСквозь ветви блеском столь богатым,Что даже мошки, даже атомОт глаз Любви не ускользнут, —Как мог, — скажи мне, там разлитьсяЯд честолюбия в крови,Столь дерзко, чтоб с насмешкой впитьсяВ святые волосы Любви!
2
