Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений
1847
«Желтеет древесная зелень…»
Желтеет древесная зелень,Дрожа, опадают листы…Ах, всё увядает, всё меркнетВсе неги, весь блеск красоты.
И солнце вершины лесныеТоскливым лучом обдает:Знать, в нем уходящее летоЛобзанье прощальное шлет.
А я — я хотел бы заплакать,Так грудь истомилась тоской…Напомнила эта картинаМне наше прощанье с тобой.
Я знал, расставаясь, что вскореТы станешь жилицей небес.Я был — уходящее лето,А ты — умирающий лес.
1847
Посейдон
Солнце лучами игралоНад морем, катящим далеко валы;На рейде блистал в отдаленьи корабль,Который в отчизну меня поджидал;Только попутного не было ветра,И я спокойно сидел на белом пескеПустынного брега.Песнь Одиссея читал я — старую,Вечно юную песнь. Из ееМорем шумящих страниц предо мнойРадостно жизнь подымаласьДыханьем боговИ светлой весной человека,И небом цветущим Эллады.
Благородное сердце мое с участьем следилоЗа сыном Лаэрта в путях многотрудных его;Садилось с ним в печальном раздумьеЗа радушный очаг,Где царицы пурпур прядут,Лгать и удачно ему убегать помогалоИз объятия нимф и пещер исполинов,За ним в киммерийскую ночь, и в ненастье,И в кораблекрушенье неслось,И с ним несказанное горе терпело.Вздохнувши, сказал я: «Злой Посейдон,Гнев твой ужасен,И сам я боюсьНе вернуть в отчизну!»
Едва я окончил, —Запенилось море,И бог морской из белеющих волнГлаву, осокою венчанную, поднял,Сказавши в насмешку:
«Что ты боишься, поэтик?Я нимало не стану тревожитьТвой бедный кораблик,Не стану в раздумье о жизни любезной тебяВводить излишнею качкой.Ведь ты, поэтик, меня никогда не сердил:Ни башенки ты не разрушил у стенСвященного града Приама,Ни волоса ты не спалил на глазуПолифема, любезного сына,И тебе не давала советов ни в чемБогиня ума — Паллада Афина.»
Так воззвал ПосейдонИ в море опять погрузился,И над грубою остротой морякаПод водой засмеялисьАмфитрита, женщина-рыба,И глупые дщери Нерея.
1842
Эпилог
Будто на ниве колосьяЗреют, колеблясь, в душе человекаПомыслы;Но между них прорываются яркоПомыслы нежно-любовные, словноАлые да голубые цветы.Алые да голубые цветы!Брезгают вами жнецы, как травой бесполезной,Нагло затем вас молотят дубины,Даже бездомный прохожийВдоволь насытит и взоры и сердце,Да, покачав головой,Даст вам название плевел прекрасных.Но молодая крестьянкаВас на венокИщет заботливо,Вами убрать золотистые кудри,И в этом уборе спешит в хоровод,Где дудки да песни отрадно манят,Иль под развесистый вяз,Где голос любезного слаще манитДудок и песен.
(1857?)
«Ты вся в жемчугах и в алмазах…»
Ты вся в жемчугах и в алмазах,Вся жизнь для тебя — благодать,И очи твои так прелестны, —Чего ж тебе, друг мой, желать?
К твоим очам прелестнымЯ создал целую ратьБессмертием дышащих песен,Чего ж тебе, друг мой, желать?
Очам твоим прелестнымДано меня было терзать,И ты меня ими сгубила, —Чего ж тебе, друг мой, желать?
(12 апреля 1874)
«Дитя, мы детьми еще были…»
Дитя, мы детьми еще были,Веселою парой детей;Мы лазили вместе в курятник,К соломе, и прятались в ней.
Поем петухами, бывало,И только что люди идут, —Кукуреку! — им сдается,Что то петухи так поют.
На нашем дворе ухитрилисьМы ящики пышно убрать.В них жили мы вместе, стараясьДостойно гостей принимать.
Соседская старая кошкаНередко бывала у нас;Мы кланялись ей, приседая,Твердя комплименты подчас.
Спешили ее о здоровьеС любезным участьем спросить,С тех пор приходилось всё то жеНе раз старой кошке твердить.
Мы чинно сидели, толкуя,Как старые люди, тогдаИ так сожалели, что лучшеВсё в наши бывало года.
Что веры с любовью и дружбойНе знает теперешний свет,Что кофе так дорог ужасно,А денег почти что и нет.
Промчалися детские игры,И всё пронеслось им вослед —И вера с любовью и дружбой,И деньги, и время, и свет.
1857? 1882
«Не глумись над чертом, смертный…»
Не глумись над чертом, смертный,Краток жизни путь у нас,И проклятие навеки —Не пустой народный глас.
Расплатись с долгами, смертный,Долог жизни путь у нас,И занять тебе придется,Как ты делывал не раз.
(2 июня 1888)
«Трубят голубые гусары…»
Трубят голубые гусары,Верхом из ворот выходя,А с розовым вновь я букетомК тебе, дорогое дитя.
Вот дикое было хозяйство!Военщина, земский погром…И даже немало постоюБывало в сердечке твоем.
(29 декабря 1890)
«Уж вечер надвинуться хочет…»
Уж вечер надвинуться хочет,Туман над волнами растет,Таинственно море рокочетИ что-то, белеясь, встает.
Из волн поднимается феяИ села со мной у зыбей.Вздымаются груди, белеяПод легким покровом у ней.
Она обняла, охватила,Больнее мне всё и больней.«Меня ты не в меру сдавила,Прекрасная фея морей!»
— «Тебя я руками сжимаю,Насильно в объятиях жму,Тобой я согреться желаюВ вечернюю хладную мглу».
Луна всё взирает бледнееС заоблачной выси своей.«Твой взор всё мутней и влажнее,Прекрасная фея морей!»
— «Мой взор не влажнее нимало,Он мутен, как будто в слезах, —Когда я из волн выступала,Осталася капля в глазах.»
Вскричалися чайки нежданно,Прибой всколыхался сильней.«Стучит твое сердце так странно,Прекрасная фея морей!»
— «Стучит мое сердце так странно,Так дико мятусь я душой,Затем, что люблю несказанноТебя, милый облик людской.»
(1890)
«В молодые тоже годы…»
В молодые тоже годыЗнал я тяжкие невзгоды,Как пылал не раз.Но дровам цена безмерна,И огонь потухнет, верно,Ma foi! и в добрый час.
Вспомни это, друг прекрасный,Устыдись слезы напраснойИ нелепого огня.Если жизнь ты сохранила,То забудь, что ты любила,Ma foi! обняв меня.
(14 апреля 1891)
Гренадеры
Во Францию два гренадера пошли, —В России в плену они были;Но только немецкой достигли земли,Как головы тут же склонили.
Печальная весть раздалася в ушах,Что нет уже Франции боле.Разбита великая армия в прахИ сам император в неволе.
Тогда гренадеры заплакали вдруг,Так тяжко то слышать им было,И молвил один: «О, как больно мне, друг,Как старая рана заныла.»
Другой ему молвил: «Конец, знать, всему,С тобой бы я умер с печали,Но ждут там жена и ребята в дому,Они без меня бы пропали.»
— «Не до детей мне, не до жены,Душа моя выше стремится;Пусть по миру ходят, когда голодны, —В плену император томится!
Исполни ты просьбу, собрат дорогой:Когда здесь глаза я закрою,Во Францию труп мой возьми ты с собой,Французской зарой там землею.
Почетный мой крест ты на сердце моеВзложи из-под огненной ленты,И в руку мою ты подай мне ружье,И шпагу мне тоже надень ты.
Так буду лежать я во гробе своем:Как бы на часах и в молчаньи,Покуда заслышу я пушечный гром,И топот, и конское ржанье.
На гроб император наедет на мой,Мечи зазвенят отовсюду,И, встав из могилы в красе боевой,Спасать императора буду».
(31 мая 1891)
