Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений
1857
«С порога рыбачьей избушки…»
С порога рыбачьей избушкиМы видели море вдали;Вечерний туман отделялсяПриметно от волн и земли.
Один за другим зажигалисьОгни на большом маяке,И лишний один разгляделиЕще мы корабль вдалеке.
Шла речь о крушеньях и бурях,О том, что матросу беда, —Что он между небом и бездной,Надеждой и страхом всегда.
Про Север и Юг толковали,Какие по тем берегамОсобые есть населенья,Какие обычаи там.
В цветах берега у Гангеса,Леса-исполины растут,И стройные, кроткие людиТам лотос, склоняяся, чтут.
В Лапландии грязные люди,Курносый, невзрачный народ:К огню подберется, да, рыбуГотовя, пищит и орет.
Дослушали девочки жадно,Никто ни полслова потом;Корабль в отдалении скрылся,Давно потемнедо кругом.
1857
«Красавица-рыбачка…»
Красавица-рыбачка,Причаль свою ладью,Пойди исядь со мною,Дай руку мне свою.
Доверчиво головкойНа грудь склонись ко мне;Ведь ты ж себя вверяешьБеспечно глубине.
С приливом и отливом,Что море, грудь моя,И много чудных перловВо глубине ея.
1841
«Нисходят во гроб поколенья…»
Нисходят во гроб поколенья,Идут и проходят года,И только одна в моем сердцеЛюбовь не пройдет никогда.
Хоть раз бы еще на колениУпасть мне и встретить твой взор,И только сказать, умирая:«Madame, je vous adore!»
1857
«Они любили друг друга…»
Они любили друг друга,Но каждый упорно молчал;Смотрели врагами, но каждыйВ томленьи любви изнывал.
Они расстались — и толькоВстречались в виденьи ночном;Давно они умерли оба —И сами не знали о том.
1857
«Когда я про горе свое говорил…»
Когда я про горе свое говорил,То каждый зевал да молчанье хранил;Когда же в стихи я его нарядил,То много великих похвал заслужил.
1857
«Как луна, светя во мраке…»
Как луна, светя во мраке,Прорезает пар густой,Так из темных лет всплываетЯсный образ предо мной.
Все на палубе сидели,Гордо Рейн судно качал,Поздний луч младую зеленьБерегов озолочал.
И у ног прекрасной дамыЯ задумчиво сидел;Бледный лик ее на солнцеЯрким пламенем горел.
Струн томленье, хоров пенье,Жизнь как праздник хороша! —Небо тихо голубело,Расширялася душа.
Чудной сказкою тянулисьЗамки, горы мимо насИ светились мне навстречуВ паре ясных женских глаз.
1847
«Во сне я милую видел:…»
Во сне я милую видел:Во взоре забота, испуг.Когда-то цветущее телоИзвел, обессилил недуг.
Ребенка несла, а другогоВела злополучная мать.Во взоре, походке и платьеНельзя нищеты не признать.
Шатаясь, брела она к рынку,И тут я ее повстречал.Она посмотрела, — и тихоИ горестно я ей сказал:
«Пойдем ко мне в дом. НевозможноИ бледной и хворой бродить:Я стану усердной работойТебя и кормить и поить.
Детей твоих стану лелеять,Всю нежность на них обратя,Но прежде всего — на тебя-то,Бедняжка, больное дитя!
Тебе никогда не напомнюНичем о любви я своейИ если умрешь ты — я будуРыдать на могиле твоей».
1857
«Как цвет, ты чиста и прекрасна…»
Как цвет, ты чиста и прекрасна,Нежна, как цветок по весне;Взгляну на тебя — и тревогаПрокрадется в сердце ко мне.
И кажется, будто б я рукиТебе на чело возложил,Молясь, чтобы бог тебя нежной,Прекрасной и чистой хранил.
1843
«Хотел я с тобою остаться…»
Хотел я с тобою остаться,Забыться, моя красота;Но было нам дожно расстаться,Ты чем-то была занята.
Тебе я сказал, что связалаНам души незримая связь,Но ты от души хохотала,И ты мне присела, смеясь.
Страданья прибавить сумелаТы чувсвам влюбленным моимИ даже польстить не хотелаПрощальным лобзаньем своим.
Не думай, что я застрелюся,Как мне и ни горек отказ;Всё это, мой друг, признаюся,Со мною бывало не раз.
1847
«Ах, опять всё те же глазки…»
Ах, опять всё те же глазки,Что так нежно улыбались,И опять всё те же губки,Что так сладко целовались!
Этот голос, мне когда-тоДорогой, не изменился;Только сам уже не тот я,Измененным воротился.
Вновь меня объемлют страстноБледно-розовые руки,Но лежу у ней на сердце,Полон холода и скуки.
1847
«По бульварам Саламанки…»
По бульварам СаламанкиВоздух благорастворенный.Там, в прохладный летний вечер,Я гуляю с милой донной.
Я рукой нетерпеливойОбнял стройное созданьеИ блаженным пальцем слышуГордой груди колыханье.
Но по липам слышен шорох,Полный чем-то невеселым,И ручей в низу плотиныЗлобно грезит сном тяжелым.
Ах, сеньора, чует сердце:Скоро буду я в изгнаньи;По бульварам СаламанкиНе ходить нам на гуляньи.
1847
Горная идиллия
На горе стоит избушка,Где живет старик седой;Там сосна шумит ветвями,Светит месяц золотой.
Посреди избушки кресло;Все в резьбе его края.Кто на них сидит, тот счастлив,И счастливец этот — я.
На скамье сидит малютка,Подпершись под локоток.Глазки — звезды голубые,Ротик — розовый цветок.
И малютка эти звездыКротко на меня взвелаИ лилейный пальчик хитроК розе рта приподняла.
Нет, никто нас не увидит,Мать так пристально прядет,И отец под звуки цитрыПеснь старинную поет.
И малютка шепчет тихо,Тихо, звуки затая;Много тайн немаловажныхОт нее разведал я.
«Но как тетушка скончалась,И ходить нельзя уж намНа стрелковый праздник в Гослар;Хорошо бывает там.
Здесь, напротив, так пустынныГор холодных вышины,И зимой мы совершенноБудто в снег погребены.
Я же робкая такая,Как ребенку, страшно мне;Знаю, ночью злые духиБродят в нашей стороне.»
Вдруг малютка приумолкла,Как бы слов страшась своих,И ручонками прикрылаЗвезды глазок голубых.
Пуще ветр шумит сосноюПрялка воет и ревет,И под звонкий голос цитрыПеснь старинная поет:
«Не страшись, моя малютка,Покушений власти злой;День и ночь, моя малютка,Серафимы над тобой!»
1847
«Желтеет древесная зелень…»
Желтеет древесная зелень,Дрожа, опадают листы…Ах, всё увядает, всё меркнетВсе неги, весь блеск красоты.
И солнце вершины лесныеТоскливым лучом обдает:Знать, в нем уходящее летоЛобзанье прощальное шлет.
А я — я хотел бы заплакать,Так грудь истомилась тоской…Напомнила эта картинаМне наше прощанье с тобой.
Я знал, расставаясь, что вскореТы станешь жилицей небес.Я был — уходящее лето,А ты — умирающий лес.
1847
