[СТЕНА] - Николай Александрович Гиливеря
Без одежд. Ускользает тень под брешью меж вишнею,
соблюдая дистанцию выученного танца. Скоро рассвет,
и все бездари наплывом притащат своих дам, а так уже
не попляшешь, не поводишь хоровод сложных,
умозрительных событий.
Танго тени под светом луны — это ослепительный
и одинокий воитель своей правды
сложно скомбинированной чистоты.
Жертвоприношение
После дождя в багровом небе
собираются мысли огней,
разговоров, улыбок.
Как дети –
приступ вожделения невозможного
всегда уступает зрелости.
И в меткий час кажется,
что всё оправдано,
попадание по цели.
Но жертва
всегда платится своею кровью,
своим телом: а значит,
что мы цели. Все мы жертвы.
Юность
Телесный компас желаний
горит огнём страсти.
Юность создана для сгорания;
для перерождения
внутренних страданий.
В поиске
За углом в провинции…
так неспешен циферблат
часов.
А улицы пусты,
так тихо и так спокойно.
Сердце радуется благодати,
но ум всё мечется
в поиске сражений.
Крик сонной боли
Крик сонной боли
вызывает вопрос
причастности окружения;
вопрос предательства,
либо ошибки не всех,
но Нас,
что не доглядели, не
приласкали в тревожный
час.
Борьба
Если я не вернусь,
пусть знают:
я не был сломлен.
Пусть видят гордый
профиль мой,
что знамя «человек»
пронёс над головою,
не став из него
делать тёплый кров.
Но если
я вернусь с опущенной
головою и буду сломлен,
знайте –
хоть я и сломлен был,
но не лишен отваги.
Итог
Говоря простым языком:
все мы люди, все мы грешны.
Неся общее знамя,
все мы уповаем на волю божью.
На деле, что же имеем?
Разные судьбы и разные смерти.
Каждый, –
как остров одинокий в заливе:
стоит твёрдым камнем
на изменчивой нише.
И если,
мы часть божественной плоти,
то значит,
что все мы немного боги,
а значит — творим судьбы.
В наших силах — менять теченье.
По реке можем плыть украдкой,
легко можем плыть, да гладко.
Либо махать руками, пополняя дно
телами.
Если в нас есть частичка бога,
значит вместе — являемся целым.
(Со вздохом последнего
на Земле человека — падёт и царство)
Все боги смертны, все мы вечны.
Слёзы
Цвет улиц –
серый.
Тюльпаны в саду
свежие.
Прохожие зачастую
бездушные,
а улыбка ребёнка –
нежная.
Человек пьёт воду
прозрачную,
а в жилах течёт кровь
багровая.
Ночью,
из светящихся
окон домов
льются потоки –
мысли людей,
но в основном это
слёзы.
Среди
Среди руин бетона,
пирамид свалок;
Через промоченные
спиртом лавки…
Я иду меж разбитых
стёкол.
Мне тепло под эгидой
сумасшедших судеб.
В заколдованный лес
Ты слишком влюбчива,
слишком доверяешь
своим гормонам.
Есть вероятность попасть
в ловушку зверя.
Тогда,
опьянив тебя, речами
сладкими заговорив,
он заберёт сердце твоё
в заколдованный лес,
отняв избирательно память.
Каскад
Волны! Всплеск!
Волнуется Каскад
в своих границах.
Кипи сильней,
бурли через пролом:
развей тоску
моих границ!
Мечты обречены
В тишине, наедине с мебелью,
слышен гул шагов подобный хороводу.
Время подумать, расставить на места
предметы быта.
Сказать: кто ты сам, и почему в тишине
ощущаешь тревогу?
Почему желанное уединение,
стремление остаться только с мебелью,
воплотившись — стало пороком иного веса.
Где форма мышления потеряла логику
построения, и: «как быть дальше?»
звучит вопрос.
Наши мечты обречены
попадать в меланхоличную бездну.
Чуткий созидатель
Время –
бескорыстный кнут,
что ударом своего созидания
определило
весь срок мироздания.
Ставшее всем определение
радостных улыбок и скорби.
Молчаливо третирующее,
пассивно изживающее
заложников твоих –
тварей разных таких.
Так неси нас
в пучину бытия
и его противолежащего!
Белеет над челом кнут,
удара твоего все ждут,
но не верят.
Ветер, дождь и солнце
Ветер — последнее, что осталось на Земле.
И немного речек, и немного холмов.
Немного природы, так мало природы!
И немного земли, но ее всё меньше.
Деревья пляшут под ветер,
деревья танцуют танго.
Податливы их шевелюры –
танцующие кроны деревьев.
Бушует в пространстве ветер,
разгоняя пыль и скуку.
Пропадает статичность эта,
а домой бегут весёлые дети.
Дождь играет с ветром,
его капли подобны свету.
Он даёт еду деревьям,
он даёт человеку прохладу.
Он знает, когда это надо.
Солнце — гость наземный,
воспитанный и незаметный.
Лучами протыкает он небо,
тепло дарует и лето.
Лучи его светятся ярко,
лучи его светятся ясно,
освещая вокруг пространство.
А ветер играет в прятки,
а ветер играет в гонки.
Он любит играть в салки,
он любит бежать без оглядки!
И вот время проходит.
Ветер устало шагает,
возвращается ветер обратно
и на улице снова всё гладко.
Дождь уходит следом,
Оставляя работу солнцу,
которое всё освещает,
про тепло оно помнит,
секрет свой держа молча,
несёт свой крест нежно,
но не обещая.
Синее море
Синее море,
море всех людей.
Мой голос напротив –
отголосок зверей.
Я вижу тебя вскользь,
ты крылатая птица.
Твоя тень –
продуманная богом частица.
Солнце над нами тоже море,
но как от общего к частному.
Смерть зимой найдёт журавлей,
а я проживу точкой вселенной
наших рук в ней.
Динамика
Я устал…
Всё рушится, крушится,
летит к чертям,
а те и радуются,
моей хандрой питаются.
Множатся,
в каждой клетке кожицы.
Время проносится,
настроение портится –
гадится, ветром уносится.
За окном непогодится,
делать ничего не хочется.
Мысли затравлены,
по телу яд разносится!
Хочу успокоиться –
не получается. Глаза мечутся.
Что-то видится,
снова бессмыслица.
Хочу исчезнуть,
но зимой не бегается.
Сугробы-домики,
почему им не таится?
Сердце брыкается,
спотыкается,
на секунду возносится,
и снова в слёзы бросается.
Рот улыбается,
людям так больше нравится.
Зачем им космос и сны?
В голове это плохо усваивается.
Все дни теряются,
крутятся,
в одну массу сливаются,
и всё забывается…
Контур
Видение ты.
