Константин Ваншенкин - Жизнь человека

Родные

— Неродные? Чепуха!Мы родня под общим кровом!..Но гранатная чекаСдвинута недобрым словом.

— Эти дети — от него.Посмотрите, как похожи!..И, однако, отчегоУ самой мороз по коже?

Ну, а он?.. За столько лет,Что смотрел на эти лица,Может, в них оставил след,Тот, который нынче длится?..

«За шею обняла…»

За шею обнялаВошедшего с метелиИ жаром обдалаУюта и постели.

На цыпочки слегкаПривстала, обмирая.А у него щекаМорозно-молодая.

Так стужа и теплоЗаметнее при встрече…Завьюжено стекло,Но внятно дышат печи.

Двойной судьбы виток,Дальнейшего основа.И этот резкий токВзаимного озноба.

«Свое еще не отлюбя…»

Свое еще не отлюбяИ ожидая в жизни смуту,Не отпускала от себяОна его ни на минуту.

Предчувствуя его уходИли предвидя долю вдовью,Его любила целый годЗахватническою любовью.

Облако

Вспоминается сквозь сон —Как смеялась, что болтала,Беспрерывный сладкий звонТелефона и бокала.

Мужа верные друзьяИ ее друзьями были.Не какие-то князья:Что давала — ели-пили.

Он ушел — хватило силЖизнь начать ему сначала.Ни один не позвонил,Ни одна не забежала.

Не осталось ничего,—С прошлым прочно распростилась,Ибо облако егоВместе с ним переместилось.

Старинная акварель

Летние дни отгорели.Душу пронзая до дна,С ясной еще акварелиЖенщина смотрит одна.

Под черепаховым гребнемПолный наивности взор…То, что в разлуках мы крепнем,Это поистине вздор.

Жена

Он умер, а его женаЖива-здорова.Из растворенного окнаГлядит сурово.

Жестока эта полосаИ мысли эти.Но раздаются голоса:Приедут дети.

И жизнь пойдет с их жизнью в лад,Им карты в руки.Потом еще смягчится взгляд:Приедут внуки.

И все как будто ничего.Родные лица.И лишь с отсутствием его —Не примириться.

Ах, молодые, напрямикШагали двое…Как повернется мой языкНазвать вдовою?

Осы

Полдень. Пока еще зелен откос,Но уже близкоОсень, и некуда деться от ос,Просто от риска.

В этом упорстве, что ордам сродниНетерпеливым,В блюдце айвы и в корзинке ониС белым наливом.

Поодиночке летят и ползутИли оравойИ без конца попадают под суд,Часто неправый.

Лес в паутинной стоит парандже.В отблесках света.Утром и вечером осень уже.Днем еще лето.

Художники

Этот мир был воспринят однимиКак огромный экран,Где заранее выключен звук.Этот мир был воспринят другимиКак могучий орган,Но где смутные краски вокруг.

А ведь все в этом мире едино —Гулкой бури момент,Где волна, и песок, и янтарь.Ощутимы и звук, и картина.Лишь иной инструмент,Совершенно иной инвентарь.

Два поэта

Поля с цветущими хлебамиИ улиц каменный простор……Их часто сталкивали лбамиИ сталкивают до сих пор.

Небрежно бьют одним другогоИ с радостью — наоборот.А их сияющее словоНеувядаемо живет.

Один — коса звенит издревле.Другой — цеха гремят вдали…Они, как город и деревня,Быть друг без друга не могли.

Искусство

Высок и свободенПо залам сияющий свет.Средь прочих полотен —Художника автопортрет.

Пред грозною ЛетойВполне беззащитна душа.А кисть его в левойРуке. Вероятно, левша.

Не тешьтесь забавой.Иной в этом вовсе резон:Кисть держит он в правой,Но в зеркале он отражен.

Как чисто и грустноМузейное светит окно.Святое искусство,И вправду прекрасно оно.

В нем отзвуки века,В нем долго стоит тишина.В нем жизнь человекаКак в зеркале отражена.

Старый переулок

На воротах барельеф.Зимний холод.То ли кошка, то ли лев,—Нос обколот.

Вечер. Тени от колонн.Светлый портик.Не сказать, что слишком онДело портит.

Дверью грохает подъезд.И согретый,Выйдет парень, как поест,С сигаретой.

Источает свежий снегЗапах йода.Чей-то голос, чей-то смех…Время чье-то.

Младенец

Итак, отчасти подытожим:Стучала по окну капель.А рядом с их семейным ложемБыла младенца колыбель.

Он спал, закутан в одеяло,Беззвучно, как ему дано.И это что-то добавлялоК их ночи, длящейся давно.

«Ни лишнего посула…»

Ни лишнего посула,Ни собственных обид.Ушибся — мать подула,И сразу не болит.

И вновь небес полоска,Безоблачная синь…Святая заморозка,Венец анестезий.

Наука всем наукам.А день плывет звеня.И коротко над ухом —Смычковый звук слепня.

Памяти товарища

Жизнь с этой ранью зеленою,С ношей, быть может, двойной,С самой пристрелянной зоною —Вечною нашей войной.

С краткой дорогою этою,Что ты прошел не один,И с молодежной газетою,Где протрубил до седин.

С вьюгой, дубравы шатающей,Стелющей по снегу дым.С подписью «Группа товарищей»Под некрологом твоим.

Прощанье с редакцией

До свиданья,Друзья и подруги.ЗаседаньяВ час ливня и вьюги.

Потускневшей побелкиИзвестка.Все проделки,И гранки, и верстка.

Все, хотя быИ глупые, ссоры.Все ухабы,А также рессоры.

Взрывы пыла.Наш смех и невзгоды.Все, что былоЗа долгие годы.

Все родное —И наши потери,И иное,Чего мы хотели.

…Вдоль канавкиКудрявится травка,Как вдоль главкиРедактора правка.

Закон вертикали

Бор. Опушка. Первый рядМощных сосен, что наклонноВ синем воздухе парят,Как колонны Парфенона,—Чуть откинувшись назад.Но о том не знает взгляд.

Магнит

Что нам в опыте чужом!Не особо много толкуНамагниченным ножомНа полу искать иголку.

Ведь в ближайшие часы,Топоча неверным кругом,Намагнитятся часы,Стрелки склеятся друг с другом.

«Воспоминанья женщины одной…»

Воспоминанья женщины однойО нашем замечательном поэте,Пронизанные смутною виной,Усиленные общею войной,—Я их прочел, воспоминанья эти.

Не для печати и не для родных,А для себя она их написала,И веет бескорыстием от нихИ искренностью с самого начала.

Срок действия не только не истек,Но словно устремлен еще куда-то,Как в почве угнездившийся росток,Как в треугольник сложенный листок,Что в дымных безднах ищет адресата.

Строчка