Константин Ваншенкин - Жизнь человека

Однополчанину

А. Зайцеву

Не бабочки в травах порхали,А, нам обдирая висок,Трещал в парашютном перкалеНатруженный ветер высот.

И в воздухе том накаленном,Предчувствием душу сверля,Нам под ноги с жестким наклономЛетела навстречу земля.

Она с каждым годом покатей,Она с каждым разом трудней.И все-таки, Зайцев Аркадий,Мы ходим пока что по ней.

Сельский обелиск

Война просвистала,И, резко видны,Глядят с пьедесталаГерои войны.

На черном железеСтоят мужики.Один на протезе,Другой без руки.

Сновидение

Все никак не мог уснутьИ забыться понемногу.Видел зимний этот путь,Видел дымную дорогу.

Сон был порван пополам,А потом на четвертушки.И спешил я по делам,Не подняв щеки с подушки.

Помогите кто-нибудь.Я с войны хочу вернуться…Все никак не мог заснуть,А потом не мог проснуться.

Мемориал

Не жаль уже душ своих бренных.Декабрьским темнеющим днемИз лагеря шестеро пленныхРванули:— Неужто уйдем?..

Конвой — по горячему следу.— Уйдем! Не сходите с ума:Луна не дает еще свету,Снежку подсыпает зима…

Но — шапки задумчиво скинем,Поскольку средь снежной слюдыДоныне мерцанием синимОтмечены эти следы.

«Блики на плитах…»

Блики на плитахОставил закат.Сколько убитыхВ могилах лежат!

Племя святое,Что в пламени томУмерло стоя.Упало — потом.

Антивоенное

На Земле пустота,На Земле — ни души.Под провалом мостаШелестят камыши.

Для нежданных гостей,Совершивших прилет,—В трубах наших костейТонкий ветер поет.

«Сквозь березник тлеют купола…»

Сквозь березник тлеют куполаСтарой церкви. И крепчает ветер.Ты почти такая, как былаТой порой, когда тебя я встретил.

Шутка ли сказать, когда кругомПеремены, только перемены.На пути, все более крутом,Так они теперь обыкновенны.

Шутка ли сказать, когда вдалиСмешаны построек этих стили.Сколько поломали, возвели.Даже купола позолотили!

Только предвечерняя звездаНе сдается времени на милость.И, со мной пришедшая сюда,Ты, как небо, мало изменилась.

«Расставанья все и все прощания…»

Расставанья все и все прощания —С женщиной, и только с ней одною.С плачущей иль прячущей отчаяньеЖенщиной — невестой и женою.

И всесильна жажда возвращенияК женщине — в теченье всей разлуки.Сквозь преграды все и обольщения,Горькие сомнения и слухи.

Эти встречи были нам обещаны…И вовек лучами осияннаЖизнь, что появляется из женщины,Как из Мирового Океана.

«Лицо пристроила в ладони…»

Лицо пристроила в ладони,Поплакала и поднялась.И оказалась в новой зоне,С былой утратившая связь.

Лишь в зеркале — в том свете дальнем,В том обрамлении волос,—Лицо, промытое страданьем,Слегка распухшее от слез.

Женские лица

Набирает силу лист.Я маршрут себе намечу.Сколько ранних женских лицПопадается навстречу.

На троллейбус, на метроНакатила дымка эта.Вон их сколько намело —Словно вишенного цвета.

Сколько свежих женских лицЧистым утром на припеке.И какой-то старый лис,Промелькнувший в их потоке.

«Жены молоденькой подруги…»

Жены́ молоденькой подруги,Их до поры сплоченный круг,Их столь порывистые руки,Что книга валится из рук.

А загорели — как на юге,Да не идут на ум науки.Не Академия наук,А академия подруг.Жены́ любимые подруги.

«Давно ли на скамье…»

Давно ли на скамьеВ обнимочку сидели?Вернулся он к семьеВ начале той недели.

Вернулся наконец.Пять лет сравнялось сыну.Стоит его отецИ ровно держит спину.

Высокий и прямой.Прошла его измена.Негаданно домойВернулся как из плена.

Не чувствуя вины,Стоит себе у входа.Вернулся как с войны —Через четыре года.

«Ежедневный этот путь…»

Ежедневный этот путь,Еженощный этот шепотНе сумел он зачеркнуть,—Слишком прочен долгий опыт.

Вот ушла — как умерла.Неизвестно, что страшнее.Но с собой не унеслаГоды, прожитые с нею.

Баллада о натурщице

Отменная натура,—Светясь сто раз на дню,Жила на свете НюраПод странной кличкой «Ню»Нет, не озоровалаПо комнатам мужским,А лишь позировалаПо лучшим мастерским.А кожа цвета лилий,Изысканно бела.Да и по части линийТоченая была.С нее не раз писалиЦариц или богинь,Красавиц на эмали,—Попробуй их покинь!То — их! А ей ли сладко?К ней жизнь и так, и сяк.На рукаве заплатка.Все наперекосяк.И что же с нею сталось?Чудак, да ты забыл:Всех поглощает старость,Кто прежде молод был.Но сохранился в храмахИ в галереях след,Со стен, без рам и в рамах,Свой излучая свет.

Фиалкина

Дивится женская бригада:Опять Фиалкина брюхата,Опять подходит к рубежуИ говорит опять: — Рожу!

А что без мужа или с мужем,Мы не пожалуемся, сдюжим.Я не какая-то овца.Я выращу и без отца.

Еще скажу тебе, бригада:Коль не судьба, то и не надо.И чем постылого костить,Я буду деточек растить.

«Там, где люди не спеша…»

Там, где люди не спешаВыходили на прогулку,Продвигался не дышаПо вечернему проулку.

Вдруг увидел, в землю врос,Будто стукнулся о стену.— Что, вернулся? — свой вопросВыбросила как антенну.

— Не хочу тебя, враля,Не люблю и не ревную…—Словно зонд из корабля —Прямо в сферу неземную.

«Не ушла, но сказала: «Уйди!»…»

Не ушла, но сказала: «Уйди!» —С этой точки отсчетаПозади и уже впередиСловно выжжено что-то.

«Уходи!» — прозвучала над нимНаивысшая сила.Навсегда этим словом однимЖизнь ему занозила.

Мадонна на вокзале

Мадонна в раннем мире первозданном,Задумчивая, ждущая давно —«С младенцем на руках и с чемоданомУ ног». Мы знаем это полотно.

Пока пред нею в храпе или в давкеИдет она из неизменных пьес,Она сидит на деревянной лавкеС рельефною резьбою «МПС».

Она сидит с людьми чужими рядом,Нейлоновою блузкой шелестя,Она глядит спокойным юным взглядомИ кормит грудью малое дитя.

А над вокзальным застекленным сводом,В той вышине, где все им нипочем,Снежинки вьются редким хороводом,Пронизанные солнечным лучом.

Родные