Екатерина Михайлова - Игровая комната. Книга стихов

ЛЁГКОСТИ ПЕРЕВОДА

и, когда не отпускает и не проходит —кажется, не пережить очередную зиму, —она пишет ему что-то вроде«я купила себе фиолетовые колготки!»,что в переводезначит — «проверка связи.скучаю невыносимо».

он ей отвечает —«к ним нужен оранжевый лёгкий плащ!»,что значит — «заходи под вечер, в любое время.чем тебя снова ранило?кто теперь твой палач?хочешь — рассказывай, хочешь — плачь;к чаю есть малиновое варенье».

ПИОНЕРСКОЕ

Для чего ты такой мне выдан,как есть, натурой,в соответствии с небесной номенклатурой?Чтоб себя ощущала то центром мира,то полной дурой.

Чтоб ответила за слова романсов,разученных на вокале.Чтобы различала привычку и привыкание.Чтоб нашла тебя — как находиткоса на камень.

Чтоб глаза у меня сияли, как на параде.Чтобы реже были губы мои в помаде;чтобы чаще держаласвой ум во аде.

Чтобы жить ни на миг не казалосьлегко и просто.Чтобы было на что напороться,за что бороться.

Чтобы ярче светили звёздына дне колодца.

ПАРА СЛОВ О КРАСОТЕ

С ним не надо ни дна, ни Парижа, ни Мулен Ружа; с ним — сиди и жди, когда будет тишь да гладь; он не мальчик, он биологическое оружие, с ним — не жить, а разве что медленно погибать. Ты-то думала — что мне сделается, я железная, но на каждый металл находится свой кузнец: все попытки твои — смешные и бесполезные — убежать отсюда заканчиваются здесь.

Он и сам не знает, что носит в себе ненастье; он и сам не знает, что делать с тобой такой; он и сам не умеет пользоваться этой властью, хоть на время давать тебе отдых или покой. Ладно бы ушёл, завёл бы себе другую, уберёг, изолировал, выбил бы клином клин, — как он мягко стелет, как кладёт тебя, дорогую, обнажённой спиной на мерцающие угли.

Был бы донжуан, злой гений или убийца, — но он спокоен, его намерения чисты. Плачь ему в ключицы, не зная, как откупиться от его бессердечной, бессмысленной красоты. Ты всё смотришь и смотришь — то дерзко, то укориз¬ненно, и во взгляде зреет медленная беда.

— Как ты, думаешь вообще о совместной жизни?— Ну,о совместной смерти — подумываю иногда.

СНЕГ

Вот так бы и шёл —не касаясь ни сердца и ни руки,под сиреневым снегом,медленно тающим на земле.Мы сильны, но вместе — беспомощны и хрупки;быть бы проще, наивнее, веселей.

Так бы и шли — беспечно и налегке,распевали песни, а не платили бы по счетам.Снег запутывается в твоём мохнатом воротнике;так бы и не знала, какой он холодный,моя щека.

Так бы идти, не оглядываясь назад,через сонные переулки и ветреные мосты;расставаться — с радостью,не просыпаться с утра в слезах,не биться хрустально, не рваться на лоскуты.

Вот так бы и жили в мире.Любая властьобоюдоостра — ты это знаешь и сам.Я не сдалась, я пока ещё не сдалась —не смотри так подолгув мои глаза.

Где твой мальчик...

Где твой мальчик,почему его голос больше тебя не греет,почему ладони твои холодны, как снег?Мальчик, который писал тебеписьма о Дориане Грееи земле Никогда, в которой видел тебя во сне.

Мальчик,с которым танцевали вы перед стойкой,говоривший одними глазами, — давай, кружись!Где этот мальчик, вздыхающий:«Если б толькоможно было прожить с тобой рядомещё одну жизнь»?

Кто сжимал твою руку в кольцах на переходе,с кем из гостей вы вдвоём уходили вон;это ведь не он теперь говорит с тобой о погоде?Это ведь не он же, не он, не он?

Это не он удивлялся — «зачем тебе эти войны»,предупреждал: «Осторожно,много летает стрел»;мальчик, который спрашивал:«Что же тебе так больно,кто же тебя вот так до меня успел?»

Где он, который шептал тебесамой тяжёлой ночью:«Не забывай — моё сердце бьётся в твоей груди»?

В очередь, сукины дети, в очередь, в очередь;следующий на забвение — подходи.

Здравствуй, Новый Год, проходи сюда...

Здравствуй, Новый Год, проходи сюда.Что ты, нет, не рано — уже среда.Доставай шампанское, режь салатик;этого добранам сегодня хватит.

Ты опять пришёл — разгребать бардак,объяснять наглядно, кто друг, кто — так.Кто вписался, кто выбыл на повороте.Кто со мной, а ктопросто был не против.

Расскажу стишок, доставай мешок.От твоих подарков — культурный шок,не хватает слов моей рiдной мовы.Ну зачемкаждый разты настолько новый?

МАША И МЕДВЕДЬ

Ну да, в голове и в карманах — один ветер,а в сердце — бескрайняя ледяная степь.Прости, что сидела на твоём табуретеи, что там, — изрядно помяла твою постель.

Что висла на шее, что не давала тебе прохода,что сентиментально запоминала любой пустяк.Прости, что на целых три с половиной годая задержалась, дружок, у тебя в гостях.

Что я — это, в общем, я, и другой не стала.Что мне было легче прощать тебя, чем терять.Что я не такая, что я со своим уставом,тем более — мне и не место в монастырях.

ПУСТО-ПУСТО

Что у меня — к тебе?Ничего; просто было нам по пути.Несколько слов, пара случайно раскрытых тайн.«Напишу-сама-если-не-ответит-до-десяти».Ненавязчивое сообщение, ожидающее в сети.Необъяснимое,перекрывающее гортань.

Что у меня — от тебя?Ничего; неоконченный разговор,имя — странное, незнакомое,будто взятое с потолка.Сны и синие сумерки — слабый ночной раствор.Ты меня плохо знаешь, правда, — я просто вор:я сегодня купила книгу,которую тогда ты держал в руках.

Что у меня — с тобой?Ничего. Каждый — снова в своём мирке,на своих орбитах, в своих затерянных городах,на своей дороге, в своём отчаянном тупике, —со своим неразменным,начертанным на руке.

А вот книга и правда хорошая,это да.

У кого-то — и дом, и детки, и дым печной...

У кого-то — и дом, и детки, и дым печной. У кого-то любовь — зверь домашний, ласковый и ручной. А моя-то бродит, слоняется дотемна или до свету, и приходит домой одна. У кого-то любовь хозяина знает и вечно с ним, — а моя-то увяжется, глупая, за одним, и всё всматривается, и в глазах у неё неон; а потом — на порог, припадая на лапу: опять не он.

Зверь больной и голодный, воющий при луне. Зверь, который зализывать раны идёт ко мне. Я пою ей весёлые песни, пою молоком. Раньше даже, бывало, привязывала тайком — но не держит тугая сила цепей и пут, но не убеждают ни пряник её, ни кнут, — и глядит после так, что охватывает озноб. Я пыталась словами — не понимает слов.

Кто погладит её, кто намнёт бока. Кто ей бросит корку, кто даст пинка. Не замёрзнет — помрёт от мальчишеского ножа. Я сама пристрелила бы суку; вот только жаль, ведь она живая — пушистая шерсть и холодный нос. Как бы ночью январской снег её не занёс, ведь опять убежит наутро искать твой след. И не объяснишь, что такое «хозяина больше нет».

К моей сути ты подошёл удивительно близко...