Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений
31
Без опыта, без денег и без сил,У чьей груди я мог искать спасенья?Серебряный я кубок свой схватил,Что подарила мать мне в день рожденья,И пенковую трубку, что хранилВ чехле, как редкость, полную значенья,Был и бинокль туда же приобщенИ с репетиром золотой Нортон.
32
Тебе в могилу тихую привет,Мой старый друг, я, старец, посылаю.Ты был у нас деканом много лет,К тебе, бывало, еду и читаюЯ грешные стихи, пускаясь в свет,И за полночь мы за стаканом чаюСидим, вникаем в римского певца…Тебя любил и чтил я как отца!
33
Зачем всю дрянь к наставнику я вез?Но лишь вошел, он крикнул мне: «Что с вами?»Я объяснил как мог, повеся нос,И вдруг, как мальчик, залился слезами.Меня он обнял и почти донесДо кресла. Сам он с влажными глазамиИ с кроткой речью, полною любви,Стал унимать рыдания мои.
34
«Спасти ее!» — я только мог твердить.«Спасти-то нужно вас, — расстроить этуБезумную попытку. ЗаложитьНемедленно я прикажу карету…Инспектора вас в карцер посадитьЯ попрошу на месяц по секрету.Когда своей не жаль вам головы,То хоть ее-то не губите вы».
35
Давно стою, волнуясь, на часах,И смотрит ярко месяц с тверди синей,Спит монастырский двор в его лучах,С церковных крыш блестит колючий иней.Удастся ли ей вырваться-то? Ах!И олуха такого быть рабыней!На колокольне ровно восемь бьет;Вот заскрипел слегка снежок… Идет!
36
Откинула покров она с чела,И месяц светом лик ей обдал чистый.Уже моих колен ее полаКасается своей волной пушистой,И на плечо ко мне она легла,И разом круг объял меня душистый:И молодость, и дрожь, и красота,И в поцелуе замерли уста.
37
И я ворвался в этот мир цветов,Волшебный мир живых благоуханий,Горячих слез и уст, речей без слов,Мир счастия и пылких упований,Где как во сне таинственный покровОт нас скрывает всю юдоль терзаний.Нельзя душой и блекнуть и цвести, —Я в этот миг не мог сказать «прости».
38
А вам не жаль? Чего? — спросить бы надо:Что был я глуп, или что стал умней?Какая же за это мне награда?Бывало, точно, и не спишь ночей,Но сладок был и самый кубок яда;Зато теперь чем дальше, тем горчей:Всё те же рельсы и машина та же,И мчит тебя, как чемодан в багаже.
39
Дня через два хозяйка за столомВдруг говорит: «А наши молодыеУехали — и старики вдвоемОстались. Он сказал, что там большиеВ деревне хлопоты у них. КругомПадеж скота, и есть дела другие.А вы чем сыты, молодой народ,Что капельки вы не берете в рот?»
40
Затем, — затем настал конец. А выПростите, если сказка надоела.Я скоро сам уехал из Москвы,И мне писали: Лиза овдовела.Поздней искал я милостей вдовы,Но свидеться она не захотела.Болтали — там… какой-то генерал…А может быть, кто говорил — соврал.
1884
Стихотворные переводы
С китайского
Тень
Башня лежит,Все уступы сочтешь.Только ту башнюНичем не сметешь.Солнце ееНе успеет угнать, —Смотришь, лунаПоложила опять.
1856
Из Саади
«Обремененный славой мира…»
Обремененный славой мира,Сравняйся с смоквою полей;Она тем ниже гнется долу,Чем смокв обильнее на ней.
(1847)
Подражание восточным стихотворцам
Вселенной целой потеряв владенье,Ты не крушись о том: оно ничто.Стяжав вселенной целой поклоненье,Не радуйся ему: оно ничто.Минутно наслажденье и мученье,Пройди ты мимо мира: он ничто.
(1865)
Из Гафиза
«Звезда полуночи дугой золотою скатилась…»
Звезда полуночи дугой золотою скатилась,На лоно земное с его суетою скатилась.
Цветы там она увидала и травы долиныИ радостной их и живой пестротою пленилась.
Она услыхала звонки говорливые стадаИ мелких серебряных звуков игрою пленилась.
Коня увидала она, проскакавшего в поле,И лошади статной летучей красою пленилась.
И мирными кровами хижин она и деревьев,И даже убогой гнилушкой лесною пленилась.
И, всё полюбя, уж на небо она не просилась —И рада была, что ночною порою скатилась.
(1859)
«О, если бы озером был я ночным…»
О, если бы озером был я ночным,А ты луною, по нем плывущей!О, если б потоком я был луговым,А ты былинкой, над ним растущей!О, если бы розовым был я кустом,А ты бы розой, на нем растущей!О, если бы сладостным был я зерном,А ты бы птичкой, его клюющей!
(1859)
«Мы, Шемзеддин, со чадами своими…»
Мы, Шемзеддин, со чадами своими,Мы, шейх Гафиз и все его монахи, —Особенный и странный мы народ.Удручены и вечных жалоб полны,Без устали ярмо свое влача,Роняя перлы из очей горячих, —Мы веселы и ясны, как свеча.Подобно ей мы таем, исчезаем,И, как она, улыбкой счастья светим.Пронизаны кинжалами ресницЖестоких, вечно требующих крови,Мы только в этих муках и живем,В греховном мире вечно утопая,С раскаяньем нисколько не знакомы,А между тем, свободные от злого,Мы вечно дети света, а не тьмы —И тем толпе вполне непостижимы.Она людей трех видов только знает;Ханжу, во-первых, варвара тупого,Фанатика, с его душою мрачной,А во-вторых — развратника без сердца,Ничтожного, сухого эгоиста,И, наконец, — обычной колеейБредущего; но для людей, как мы,Ей не найти понятья и названья.
(1859)
«Если вдруг, без видимых причин…»
Если вдруг, без видимых причин,Затоскую, загрущу один.
Если плоть и кости у меняСтанут ныть и чахнуть без кручин,
Не давай мне горьких пить лекарств:Не терплю я этих чертовщин.
Принеси ты чашу мне вина,С нею лютню, флейту, тамбурин.
Если это не поможет мне,Принеси мне сладких уст рубин.
Если ж я и тут не исцелюсь,Говори, что умер Шемзеддин.
(1859)
«Я был пустынною страной…»
Я был пустынною страной;Огонь мистический спалилМоей души погибший дол;Песок пустыни огневой,Я там взвивался и пылил,И, ветром уносимый,Я в небеса ушел.Хвала творцу: во мне онУнял убийственный огонь,Он дождик мне послал сырой, —И, кротко охлажденный,Я прежний отыскал покой;Бог дал мне быть веселой,Цветущею земмлей.
(1859)
«О, как подобен я — смотри…»
О, как подобен я — смотри —Свече, мерцающей в потьмах,Но ты — в сияющих лучахВосход зари.Лишь ты сияй, лишь ты гори!Хотя по первому лучуТвой яркий свет зальет свечу,Но умолять тебя хочу:Лишь ты гори,Чтоб я угас в твоих лучах!
(1859)
«Дано тебе и мне…»
Дано тебе и мнеСозвездием любовнымУкрасить небеса:Ты в них луною пышной,Красавицей надменной,А плачущей ПлеядойПри ней мои глаза.
(1859)
