Владимир Маяковский - Хорошо!
11
Несется жизнь, овеевая,проста, суха.Живу в домах Стахеева я,теперь Веэсэнха.Свезли, винтовкой звякая,богатых и кассы.Теперь здесь всякиеи люди и классы.Зимой в печурку-пчелкусуют тома Шекспирьи.Зубами щелкают,—картошка — пир им.А летом слушают асфальтс копейками в окне:— Трансваль, Трансваль, страна моя,ты вся горишь в огне! —Я в этом каменном котлеварюсь, и эта жизнь —и бег, и бой, и сон, и тлен —в домовьи этажиотражена от пят до лба,грозою омываемая,как отражается толпаидущими трамваями.В пальбу присев на корточки,в покой глазами к форточке,чтоб было видней,я в комнатенке-лодочкепроплыл три тыщи дней.
12
Ходят спекулянты вокруг Главтопа.Обнимут, зацелуют, убьют за руп.Секретарши ответственные валенками топаютЗа хлебными карточками стоят лесорубы.Много дела,мало горя им,фунт — целый! —первой категории.Рубят, липовыйчай выкушав.— Мы не Филипповы,мы — привыкши.Будет обед, будет ужин,—белых бы вон отбить от ворот.Есть захотелось, пояс — потуже,в руки винтовку и на фронт.—А мимо —незаменимый.Стуча сапогом,идет за пайком —правление выдалоурюк и повидло.Богатые — ловче,едят у Зунделовича.Ни щей, ни каш —бифштекс с бульоном,хлеб ваш,полтора миллиона.Ученому хуже:фосфор нужен,масло на блюдце.Но, как на́зло,есть революция,а нету масла.Они научные.Напишут, вылечат.Мандат, собственноручный,Анатоль Васильича.Где хлеб да мяса́,придут на час к вам.Читает комиссармандат Луначарского:«Так… сахар… так… жирок вам.Дров… березовых… посуше поленья…и шубу широкогопотребленья.Я вас, товарищ, спрашиваю в упор.Хотите — берите головной убор.Приходит каждыйс разной блажью.Берите пока штоногу лошажью!»
Мех на глаза,как баба-яга,идут назадна трех ногах.
13
Двенадцать квадратных аршин жилья.Четверо в помещении —Лиля, Ося, яи собака Щеник.Шапчонку взял оборваннуюи вытащил салазки.— Куда идешь? — В уборнуюиду. На Ярославский.Как парус, шуба на весу,воняет козлом она.В санях полено везу,забрал забор разломанный.Полено — тушею,тверже камня.Как будто вспухшееколено великанье.Вхожу с бревном в обнимку.Запотел, вымок.Важно и чиннострогаю перочинным.Нож — ржа.Режу. Радуюсь.В голове жарподымает градус.Зацветают луга,май поет в уши —это тянется угариз-под черных вьюшек.Четверо сосулексвернулись, уснули.Приходят люди,ходят, будят.Добудились еле —с углей угорели.В окно — сугроб. Глядит горбат.Не вымерзли покамест?Морозы в ночь идут, скрипятснегами-сапогами.Небосвод, наклонившийся на комнату мою,морем заката облит.По розовой глади моря, на юг —тучи-корабли.За гладь, за розовую,бросать якоря,туда, где березовыедрова горят.Я много в теплых странах плутал.Но только в этой зимепонятной стала мне теплоталюбовей, дружб, и семей.Лишь лежа в такую вот гололедь,зубами вместе проляскав —поймешь: нельзя на людей жалетьни одеяло, ни ласку.Землю, где воздух, как сладкий морс,бросишь и мчишь, колеся,—но землю, с которою вместе мерз,вовек разлюбить нельзя.
14
Скрыла та зима, худа и строга,всех, кто на́век ушел ко сну.Где уж тут словам! И в этих строкахболи волжской я не коснусь.Я дни беру из ряда дней,что с тыщей дней в родне.Из серой полосы деньки,их гнали годы- водники —не очень сытенькие,не очень голодненькие.Если я чего написал,если чего сказал —тому виной глаза-небеса,любимой моей глаза.Круглые да карие,горячие до гари.Телефон взбесился шалый,в ухо грохнул обухом:карие глазища сжалаголода опухоль.Врач наболтал —чтоб глаза глазели,нужна теплота,нужна зелень.Не домой, не на суп,а к любимой в гости,две морковинки несуза зеленый хвостик.Я много дарил конфект да букетов,но больше всех дорогих даровя помню морковь драгоценную этуи пол — полена березовых дров.Мокрые, тощиепод мышкой дровинки,чуть потолщесредней бровинки.Вспухли щеки.Глазки — щелки.Зелень и ласкивы́ходили глазки.Больше блюдца,смотрят революцию.Мне легше, чем всем,—я Маяковский.Сижу и емкусок конский.Скрип — дверь, плача.Сестра младшая.— Здравствуй, Володя! —— Здравствуй, Оля!— Завтра новогодие —нет ли соли? —Делю, в ладонях вешающепотку отсыревшую.Одолевая снег и страх,скользит сестра, идет сестра,бредет трехверстной Преснеюсолить картошку пресную.Рядом морозшел и рос.Затевал щекотку —отдай щепотку.Пришла, а соль не ва́лится —примерзла к пальцам.За стенкой шарк:«Иди, жена,продай пиджак,купи пшена».Окно,— с негоидут снега,мягка снеговтиха нога.Бела, голастолиц скала.Прилип к скалелесов скелет.И вот из-за леса небу в шальвползает солнца вша.Декабрьский рассвет, изможденный и поздний,встает над Москвой горячкой тифозной.Ушли тучик странам тучным.За тучей берегомлежит Америка.Лежала, лакалакофе, какао.В лицо вам, толще свиных причуд,круглей ресторанных блюд,из нищей нашей земли кричу:Я землю эту люблю.Можно забыть, где и когдапузы растил и зобы,но землю, с которой вдвоем голодал,—нельзя никогда забыть!
15
