Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

Наш «Титаник»

Наш «Титаник» — «Адмирал Нахимов».Что сказать? Сдаюсь.Помнишь, как, причал слезами вымыв,Плакал весь Союз?

Как трясло почтамт НовороссийскаИ как был рисковСтон висящих рядом или близкоТех ночных звонков?..

Место трагедии

Нелепость его концаМы вспомним, идя сторонкой, —Отчаянного пловца,Затянутого воронкой.

Лишь брошенный вниз венок, —Ах, вы это так поймёте! —Печален и одинок,Всплывает в водовороте.

Катаклизмы

Снова ушиЗаложило в эти дни.Станет хуже —Чаще воздуху глотни.

В этом вихреСлёзы выбило из глаз.Ты их вытри —Ведь они не напоказ.

Террор

Всем известно с давнишних пор:Если власть начала террор,Непременно коснётся этоЗамечательного поэта.

Ни за что не вернут семьеОбезглавленного ШеньеИ расстрелянного Гумилёва…Лишь с годами вернут их слово.

«Пристрастие к трагедиям и драмам…»

Пристрастие к трагедиям и драмам —Привычная публичная судьба,Когда по всем каналам и программамЗвучат повторно взрывы и стрельба.

Не следует из нового теракта,Из чьей-то ужасающей бедыУстраивать подобие театра,Рассматривать кровавые следы.

«На закате взглянуть за окно…»

На закате взглянуть за окно,Приобщась к уходящему мигу,И, обратно идя, заодноВзять из шкафа старинную книгу.

Сдуть с неё в золотой этот часСлой едва накопившейся пылиИ задумчиво молвить о нас:— Боже мой, как давно они жили!..

Движение осени

Уже сжимает сердце золотаяВторая половина сентября,Чеканная, а может быть, литая,Своей печальной прелестью даря.

Ещё есть время до переворота,Октябрьский не предвидится разбой,Но начала осенняя природаРазбрасываться жёлтою листвой.

…Потом я шёл знакомыми местами,Где липы, смутно помня о былом,Обрушивались целыми пластами,Задетые нечаянным крылом.

Воспоминание о даче

Накрыли на стол для пинг-понгаЗа домом в вечернем саду.Колбаску нарезали тонко,Ещё притащили еду.

Какие роскошные яства! —Консервы, картошка и лук.(В преддверье возможного пьянстваОзноб, потирание рук.)

А зелень пахучая, с грядкиЕдва поступила она,С гостями приезжими в пряткиСыграла, почти не видна.

В окрестных таинственных рощахСовсем уже стало темно…И брали стаканы на ощупь,И пили сухое вино.

Возле церкви

Возле церкви жмётся нищий люд.В чём, скажи, причина их стоянья?Всё так просто: эти люди ждутПодаянья после покаянья.

"Привычно предусмотренный размах…"

Привычно предусмотренный размах,Печально соблюдённый по старинке:Пока все были на похоронах,Три женщины готовили поминки.

Салат строгали, жарили блины(Телячий студень загодя варили)И, за собой не чувствуя вины,О чём-то постороннем говорили.

"Уже молодым…"

Уже молодымЗнал Божие слово.Он не был святым —Был в свите святого.

Не граф и не князь,Лишь небу обещан,Он жил, сторонясьМонахов и женщин.

Всходя на порог,Вступая в обитель,Он был одинок —Почти как Учитель.

"Часто в осень холодную эту…"

Часто в осень холодную эту,Стоя дома один у окна,Я куда-то всё еду и еду —Тени мечутся вдоль полотна.

За окном штормовая погодка,И над полем распластанных травТучи низкие движутся ходко,Будто встречный товарный состав.

Пристань

Какие места! —Простор серебристый,И явно пустаДощатая пристань.

А наш теплоходСо сдержанной мощьюК ней плавно идётАрхангельской ночью.

Безлюдье… ЗатоКуда торопиться? —Не сходит никто,Никто не садится.

Расстояния

Маяк помаргивает близкий —Вот-вот дотянется рука.Японский берег и английский,И каждый — у материка.

Отчётливое уложеньеО правилах и о правах.Левостороннее движеньеНа тех и этих островах.

А что далёко друг от друга —Им это, кстати, всё равно:Земли единая округаОбъединила их давно.

Парижская парковка

В. Сидоровой

В Париже парковкаТакая, что сухость во рту, —Почти как швартовкаВ ночном океанском порту.

Пристроить машину,Кого-то чувствительно зля, —Как втиснуть махинуПрошедшего мир корабля.

Мы, вправду, не боги,Но всё-таки верим в успех…В конечном итогеНаходится место для всех.

Кладбище

Близилось новое лето,Тихой погода была.Русское кладбище этоВ Сент-Женевьев-де-Буа.

Чётко наставлена лупа:Чья здесь беда и вина?(Общеизвестные глупоПеречислять имена.)

Собраны к высшему крову,К скромному, впрочем, одру, —Ясно, что не поздорову,Точно, что не подобру.

Батумский балкон

Восемь женщин на длинном балконе,Словно ласточки на проводах,Снизу видятся как на ладони,С розовеющим небом в ладах.

Кто б там ни был: жена ли, невестаИли чья-то суровая мать —Ни одна ещё с этого местаНе желает пока улетать.

Часть какой-то извечной приметы,Векового заката деталь —Неподвижные их силуэтыДополняют бездонную даль.

Воспоминание

Стемнело давно,И скоро за ужин мы сядем.Мне видно в окноСтарушечку с дочкой и зятем.

Бредёт, не ворча.А сердце болит втихомолку,Но нету врачаВ посёлке и в жалобах толку.

Мне видно в окно,Как их силуэты понуры.Наверно, в киноНа станцию выбрались сдуру.

И вновь, погодя,Лишь оцепенение скину,Сквозь сетку дождяЯ вижу сутулую спину.

Памяти отдыхающих

Насилуя мотор,Не слишком в жизни петря,Среди холодных горВы лезли на Ай-Петри.

Внизу, по лону вод,В своей безмерной лениПолз белый теплоходВ ужасном отдаленье.

Закат почти потух,И тень легла долиной.Угадывал пастухМотора гуд шмелиный.

Ложились вновь и вновьЗакрученные петли.Водитель хмурил бровь.Вы лезли на Ай-Петри.

Не знали, в ресторанМечтая закатиться,Чем вам за этот планПридётся расплатиться!

Следствие