Константин Ваншенкин - Женщина за стеной. Лирика

«Реанимационная сестрица…»

Реанимационная сестрица,Видавшая немало на веку,Мне подавала утречком умыться,Что я и делал, лёжа на боку.

Качались ветви в небесах бездонных.Я увлажнял водою бельецоИ непривычно чувствовал в ладоняхНебритое костлявое лицо.

«Голый, укутанный простынёй…»

Голый, укутанный простынёй,Словно патриций,По коридору я ехал — больнойИ бледнолицый.

Впрочем, не ехал; вернее — везлиВ кресле-каталке.Мысли ж мои пребывали вдали,Шатки и валки.

Я здесь теперь уже абориген,Влипнувший сдуру.— Зоя, куда ты меня: на рентген?На процедуру?

Я пребываю почти в полусне,Я — как патриций,Едущий в белой своей простыне,Но без амбиций.

«Не застрахованы — все…»

Не застрахованы — все:Ни от рассвета в росе,Где рожь ленива;Ни от любовных утех,Ни от провала в Физтех,Ни от призыва.

Но ни с того ни с сегоСердце уже ничегоВновь не боится.Не зарекаемся мыНи от тюрьмы и сумы,Ни от больницы.

«В стёклах отражена…»

В стёклах отражена,Прежняя жизнь двоится.Длинная тишинаДома после больницы.

Схлынул недавний зной.Что-то душа забыла.Кажется, не со мнойВсё, что случилось, было.

Как далеко ужеМеркнущие зарницы…Как хорошо душеДома после больницы.

4. СТАРЫЙ ПОЭТ

Покой

Помимо усталостиЕсть также у старостиНад хмурой рекойВозникший покой.

Для каждого омутаНе сыщется опыта —Любая бедаВнезапна всегда.

Но всё ещё ползаю(Хотелось бы с пользою)По этой тропеИ в этой толпе.

Общее развитие

А читать я начал рано:Бегло лет в пять.Поначалу было странноБуквы низать.

А курить? В тринадцать вроде.До дурноты!..Женщин знал, что по природеС жизнью на «ты».

Вот такая мастерицаУвела в темь.…Научился материтьсяТолько лет в семь.

Возраст

Будто явился с повинной.Спросят: — А сколько вам лет?— Семьдесят пять с половиной,Следует точный ответ.

Что там считать по старинке! —В небе иные огни:В дело пошли половинки,Месяцы даже и дни.

Старость

Он мёрзнет и на солнцепёке(Попробуй столько проживи!),Однако медленные токиТихонько тикают в крови.

Он наблюдателен. Но детиВ упор не видят старика —Как будто нет его на свете,А лишь деревья и река.

Пусть жизнь его не замечаетСредь отличительных примет.Сие отнюдь не означает,Что впрямь его на свете нет.

Спешащие

Так торопились, что перебегалиНа остановках в следующий вагонИ пассажиров некоторых пугали,Когда производили этот гон.

На эскалатор — первыми! Скорее!И вылетели пробкой из метро.А наверху по мёрзнущей аллееУже снежком задумчиво мело.

Послушайте, куда вы так спешите?На свадьбу друга или на свою?К процентам в банке? К докторской защите?..И почему на месте я стою?

Старый поэт

Блаженствуя, поскольку жив,А оппоненты жалки,Сидит он, руки положивНа набалдашник палки.

Благоразумье и протестОдновременно выбрав,Сидит он — сам себе подтекстИ сам себе эпиграф.

Титульный лист

На титульном листеСам автор в высоте,Как будто на кресте.

Чуть ниже в свой черёдНазвание идёт,Похожее на код.

Ну а внизу клеймо,Как на глазу бельмо, —Издательство само.

Год выпуска при сёмНапомнит обо всём,Что мы в себе несём.

Первое полное издание «Мастера и Маргариты»

Как жадно вместе кинулись читать! —Всего минута минула едва ли,А проглотить страниц успели пятьИ книгу друг у друга вырывали.

Тут телефон ударил в свой черёд,И к аппарату попросили мужа.Жена ушла тем временем вперёд,Он только ахнул, это обнаружа.

Что делать? Хоть страницы вырывай!Нет, книгу вы, конечно, не порвёте.(А за окном полуночный трамвайПозванивал на дальнем повороте.)

Муж уступил законные праваИ отступил, но до утра цеплялаПустая мысль, что нужно было дваИметь на всякий случай экземпляра.

Воспоминание о Казимире Малевиче

Я жил в Немчиновке, когда там жил Малевич.К нему туда Харджиев приезжал.Когда ты за кого-нибудь болеешь,Тебя знобит, тебя кидает в жар.

Но дело вовсе даже и не в этом.Струился за оградой дачный дым.Мне было семь. Малевич был неведомКак мне, так и родителям моим.

Ни чёрного, ни красного квадрата,Естественно, не знали мы тогда.Но почему душа сегодня рада,Что жил с ним рядом в детские года?

Я помню пруд и лодку голубую.Мальчишки часто наперегонки,Нырнув с мостков, усердно плыли к бую(Там были настоящие буйки).

А Лидия Василиевна Чага(Жена Харджиева) значительно позднейЗверушек двух, в знак дружеского шага,Для внучки изготовила моей.

Чичиков и Бонапарт

Чичиков похож на Бонапарта —Тоже с дерзкой думой на челе.Русская раскатанная картаПеред тем и этим на столе.

Впрочем, не какая-то двухверстка,А простор, где каждый — словно гость…Деревушек встреченная горстка —Будто фишек брошенная горсть.

И лицом, пожалуй, и фигуройОба схожи, часто невпопад.А в двойной усмешке этой хмурой,Может быть, Калягин виноват.

На Луне

«На Луне мужики топорами секутся».

В невероятной вышинеНад спящими дворамиДва человека на ЛунеСекутся топорами.

Блеснёт у каждого топорВ наплывах лунной пыли,И непонятно до сих пор —Чего не поделили.

Но вам видна навернякаЛуна в оконной раме,Где два туманных мужикаСекутся топорами.

Два — изнемогшие от ран,Всегда — зимой и летом…Горит насыщенный экранЧужим, заёмным светом.

Выражение лица

Выражение лица —То одно, а то другое.Но читается с листаЧеловеческое горе.

Стоит выйти на КольцоИли в памяти порытьсяВытянутое лицо…Перевернутые лица…

Наш «Титаник»

Наш «Титаник» — «Адмирал Нахимов».Что сказать? Сдаюсь.Помнишь, как, причал слезами вымыв,Плакал весь Союз?

Как трясло почтамт НовороссийскаИ как был рисковСтон висящих рядом или близкоТех ночных звонков?..

Место трагедии