Мария Жиглова - Сталину
После 17 ноября 2002 года
Языческий философ
Я жду спокойный и недолгий ходСпокойного, сухого вдохновенья,Своей улыбкой вяжущего рот.Лесбийской песенки плетеный переплет,Летейской травки щелканье и тленьеСплетаются в одно глухое пенье.И как дурная девочка поетО солнце, бьющем в солнечномсплетенье,Речному солнцу выставив живот.И неотвязной музыки гуденьеХотя не престает, не устаетИ понемногу забирает в ротМеня, спокойное и сильное растенье,Собой к бессмертию наметившее брод.
Пастернак
Морозен воздух, воздух синь,Иконный лик суров.По Правды едет лимузин,Бегу от докторов.
Я видел Иисуса лик.Его хотят распять.Я слышал зов, я слышал крик.Немедленно бежать.
Меня опять хотят убить.Бегу от докторов.Я жить хочу, как прежде. Жить.Я сильно нездоров.
Я вижу Свет. Откуда ты,Пречистый светлый лик?У этой вечной чистотыСтоит Господь Велик.
Война
Дуга радужная, дуга военная.Завет, заключенный с Богом,Никогда не был попран.По нам стрелял враг.Врачи уже не знали, что делатьс ранеными.Человек сел, обернулся и сказал:«С нами Бог. Я ранен, я, может быть,скоро умру,Я, наверное, попаду в Рай.Потому что я претерпел муки во имяПобеды».«Нет никаких червей, —Ему врач отвечал. —Ты попадешь в Рай.Россия потерпела казнь от Господа.Россия много потерпела и от нашествияврага.Но нашей победой сегодня и вчераМы были спасеныОт натиска. Но это еще не все.Это – только начало».…В Подмосковье изгнан фашист.Впереди – Курская дугаИ громовой голос Левитана.С нами Бог.И НКВД не будет больше расстреливатьвоенных.Священников тоже не тронут.«Победа не за горами!»
Веруй
Война идет уже сейчас,Последняя война.Разрушена землянка в час,Осталась я одна.
Кругом враги. Кипит земляОт пушек и от бомб.Погиб поэт. Погиб нарком.Идут часы Кремля.
Победа вскоре. Но не верь,Что нам она дана.Идет война. Бушует зверь.Последняя война.
Песня
Знать тревогу,Видеть конейБелых и черныхВ голубых санях.
Сани поновее,Кони идутКак-то порезвееНа Господень Суд.
Войны. Крым
Война, война, кругом война,И факелы горят,И мародеры допьянаНапились. Стали в рядСолдатики – во фрунт, во фрунт.Царь Палкин НиколайВновь за обедом скушал фрукт.Деревня. Царский лайСобак в Керчи, и турок бьютРоссийские полки.Гляди вперед! Солдат, убьют —Стрелять врагу с руки.Вот Александр, что на ковреБыл вышит расписном.И кто-то пел, что на конеВ Сенат (что в белый дом)Въезжал Калигула, в СенатРоссийский царь вошел.И Николай Второй, как в ад,На царствие пошел.Крым, дорогая мне страна,И смятые полки.Идет война, идет война.И жгут большевики.
Ноябрь 14 года
Мне
Свеча пеньковаяИ шелковый галстух…
«Говори, не молчи. Не пиши», —Говорил мне товарищ маузер-с,«Все зло от поэтов», – говорила мнецерковь.«Ты свята», – так кричит белая церковь.Душа из гроба не восстанет.Что я наделала, что я делаю?Россия живет; звонко поетГитара яркаяВ оркестре одном.Душа научится твоя игратьВ прятки с чертовней.Я тебе уже не радуюсь.В Радоницу будем хоронить-умирать.Муза потрогала, как за лобМаяковского.«Стихи не пишите», – бес тоже кричит.Он грустен. А сколько времени? —В Москве всегда часы на улицах,Можно даже не носить монокльИ не смотреть в пенсне на наручныечасы.Часы в Москве можно не носить.
Эпоха Водолея
Я – недобиток советской эпохи.Здравствуйте, слушайте программныйстих.Слава слова – мусорщик в дохе.Пишет стихи и в дурке затих.Сердце мое до боли расхристано.Надо жить, не любя его.Я беру у Булгакова истину,Я у Гете беру волшебство.Как на майдане, где беглые бегаютИ как в Вальпургиевой ночи,Я за тобою везде последую,Хоть ты не бог и не чёрт, молчи.
Вы не помните Сержа Есенина?Это опять уходит в рассеяньи,Молча, звезда Иннокентия АнненскогоИ Державина раб.Это отца человеческим голосомБедный ребенок зовет, и полосойЗверя-енота в тайне широкойРеки виноград.Это тайга и сибирская вьюжность.Это река, ледостав, неуклюжесть.Это, как чайник пустой на рыбалке,Палки костра, обезьяны и палки.Нет никого, кто не понял бы КантаПосле таблеток. Приняв музыканта.Вы оробели, музыку послушав.Господи, спаси наши души.От этой музыки мухи не лают.Я эту музыку и выбираю.Я не за раем – за музыкой этойС скрипкой сердечной,С этой поэтой.Ты крысолов? Тунеядец, набитыйВатой и важностью,Я недобитокСоветской эпохи,И мой отец —Партиец и ленинец и молодец.Москва, добавь в стихи мои влажности.
К Гёте
Хор поет и бесы водят —Как бы нам уж не пропасть:То ли леший колобродит,То ли новая напасть.Как бы нам уж – милых нету.Мгла кружится – целый день.С Маргаритой по светуХодят бесы – как не лень.И уже приходит Фауст,С Мефистофелем на «ты».Мне сегодня показалось,Что отныне суетыНе было. Я верю в бога,В бога, белого, как свет.Немцы, ясная дорога,Бесы крутят, вот рассветНебывалый, ночь ВальпургийМежду нами не была.Фауст, Фауст, ты испуган?С Маргаритой ночь светла.И, когда весь замок древнийС нею заперт на замок,С Валентином он в деревнеБьется, силой изнемогВалентин, и вот – убили.Фауст смотрит, чуть дыша:Маргариту схоронили,И запродана душа.Строй, не строй – не избежать мнеБога с чертом наяву.Фауст, Гете, жарко, камни.Косит жнец свою траву.Будет жнец моим примером.Много травушки в аду.Вышел Фауст маловером.Боже, я к тебе приду.
Восточная Сибирь
В этом краю проституток,В этом печальном краюСнова охота на уток,Снова пою и стою.Снова печальная повесть,Снова убит сутенер.Снова дорога и полозСнова там руку простер.Снова печальная стаяОс, и стада голубей.Я тут совсем не устала.Милая, водки не пей.
О прописке
Ты про-тив-ный, господи, бываешь.Вызывали милого в ЧК,И, как сигарета, Бичев, таешь,А печаль моя неглубока.От осенней уличной рваниныОсень запоздало на двореРвет меня за длинные штаниныБез прописки в этом октябре.Господа, укройте ваши шляпы:Ведь Москва печальна и узка.Едет Коля, егерь сиволапый,Под шальную песню ямщика.Здесь не то, здесь гусли не повисли,И со мною в этом октябреГрузный кот. А егерь наши мыслиЛьет в гестапо на моем дворе.Кто был с ними в этом старом доме?В этот вечер в травяном саду?Иисус Христос? Иль девка в бромеБелом говорит: «Домой приду».
России
Да покроет тя сеть Авирона,Дорогая Расея-страна,С Кенигсберга до царского трона,На котором сидит Не Она.С Кенигсберга до царского тронаМне не видно и цвета лучей.Пусть страна моя в сонме короныИщет, кесарь, убийц и врачей.Господа, это странная воля.Воля Божья – писательский крест.Умирай, моя страшная доля,Воздвигайся, Россия, на крест.
Из сборника «Лапша»
(Про Лапшу)
Расскажи мне книжку о Лапше.Разве книжку можно рассказать?Страшный крен на этом вираже —Будут только тени убегать.
Я уже на пятом этаже.Тянется рука моя к виску.Мы с тобой на этом вираже —Ангелы, летая на бегу.
Ангел мой, тебя поцеловать?Нет, не знаю, вечный мой ответ:Нет, не надо. Надо ли скрывать,Что роскошный желтоватый свет
Фонаря с аптекой темноват.В этой тусклости не вижу я,Где мой рай… Но был же нынче ад,И как яд и соль – печаль моя.
И – до судорог, до страшной немотыВечный раб, прикованный к стене…Но отселе выросли цветы —Незабудки в садике камней.
Не забудешь милого дружка?С ним – немтырь я, и его уже бегу.От себя скрывая, ямщикаПесне подпевая. А доску
Не прикладывай ко мне, Лапша.Здравствуй, время беглое мое!Но кошмар мой дышит, не спеша,В синей вязи девок-муравьев.
Домик в деревне
(поэма; московский римейк)
Когда начинается ранняя рань,Тогда он выходит за папиросами.Нет денег, нет денег – и дело-то дрянь,Сидит за работой простоволосаяДевчонка в квартире своей городской —Ей надо пошить пальтецо да и куртку.Ей надо успеть – папиросы с травойОбходятся дорого милому бурху.И опий сегодня недешев, как былВо время Булгакова. Время Троянское.И древних кентавров поэт не забылПоставить в ряд, что смешит постоянноТо племя несчастных, что «Времяне ждет»Д. Лондона только в больницахи в детствеЧитали. Отходит большой пароходФилософов. Нынче мы в Космос летали,Ругали партсъезды другие партсъезды;Амнистий пожалиВенок. С перерезанной веною – времяХлобыщет, как кровь. Это странноебремя —Век 21-й – несется, и жалоОс, мучащих Ио… Вот Солж, каторжане,И бабка моя, что с Ахматовой схожаИ тоже сидела. Вот двое прохожих —Вот время, приметы. И бомжпробирается,И время кометы уже подбирается.Он жжет папиросы – гибриды с травою,Она покупает лекарства с народом.Она не сдается, он – павший, как Троя.Она только ждет и на Шуру глядит.Все так восхитительно. Леша не спит,Помилуйте, люди! Оракул не бдит,Когда нет таблеток. И Гогом-МагогомИдет в магазин. Вот и водка на блюде!И нет ничего, что сравнится с конемТроянским, лекарством от этой мигрени!Она просыпается, как в водоем,В своей прихотливой и лаковой лени…Уж шесть. Астрономы глядят, что четыреИ тридцать минут. Очень страннов квартире.Но все денег нет, но открытый киоскИ режет, как кость, и мытарит, как мозгНесчастных post-mortem – и вот,дело вашеНосить по киоскам. Ребенка – за кашейПослать уж нельзя, а то в школу идтиЕй в восемь часов. Оле не по пути.А муж-то! А муж-то! Находка для Трона,С правами, свободами кончено. Муж(Боится, что скоро объестся он груш,А дальше – безбрачие, венчик короной)Ушел по киоскам возить шоколад.А тут – наводненье. И в воду глядятТе бабки, что женушке смертьпредсказали.Как звали? Прасковья. А мужа какзвали?Видать, Алексей. И Оленой зовутДевчонку евойную. Нажита тут,В квартирке нетесной, хозяйской,На честныеДеньги Парашки (игла за шитьем)Нанятой на это житье да бытье…Выходит из русла Нева. НаркоманыСидят да и ждут, чтоб курить из карманаСвой опий тихонько в квартиркенетесной,А Леша все ездит. Ему интересно.А вот и вода. Забурлит, как всегда,Нева иль Москва-река? Это противно.Но гром над рекой распугал карася.Привет, королева, как жить, не прося?А черное солнце сияет так дивно,Что солнце не видно, кроме короныЗатменной. Москва не видала уронаТакого еще… Старожилы не помнят.Вот черная рать из черных машин.Вот черные ризы монашьи. Бывало,Гроза перекинется, как одеяло,Но вод не прибудет. Один господинВсе ждет не дождется ответа Ольгуни.Он не педофил? Да ты, милая, лгунья!Идти ему скоро, и он не один.
И камень летит в лобовое стекло,И рушатся зданья, машины плывут.Кариатиды на доме московском —О, кариатидам не повезло…И сыпется с пляжа на Яузе остров,И бедные люди сидят, не бегут.А вот – подтопило кремлевское зданье.Вот бедным-то людям – одно наказанье.Вселенский потоп. Как конский топ,Ветер грохочет. Еще – приказаньеСидеть на местах. Никуда не идти.Параше и Оле – не по пути.
Как встретиться? Вместе? Разит и разитБог молнией. Это – не бедствие, что ли?В Преображенье бог преобразитСтолицы лик, бедной от серенькой молиПрохожих, негожих больных стариков.Утонут? Сгорят? В наводненье таковОтвет божества: вы немало успели,Вы выплыть сумеете в эту неделю,Как вы выплывали всю жизнь из водыСухими? Богатым и бедным – бедыНе минуть. Тогда, среди вод и кипеньяДождя, раздается прасковьино пенье:
Оля-Оля, Оле-Лукойе,В дом не ходи —Ходит один…Спи со мной, детка,Хочешь конфетку?Он не педофил?– Он тебя не спросил.
Алеша в фургоне сидит, матерится.В киоске затопленном плачет девица.Как львица, ревет, сплошь буксуя,фургон,А катастрофа ступает, как слонВ лавке посудной. Торопится оченьАлеша к жене, хотя сам курит опий.И вот – тень Ивана-то Грозного тут.«Беги, тебя девки несчастные ждут!»Вот голос отца, умершего рано:– Послушай, Алеша, ступай. —Тут охрана…Какая охрана? Тот парень с ружьем?– Устал я сегодня. – Вор, сад, водоем.И гонится змей за Алешей злосчастным,На змее – Иван, царь-корольраспрекрасный,Включай же мотор! Что ты делаешь,вор?И в киоскершу стреляет в упорРужье. Не Алешки? Поди докажи.А рядом китайцы пошли на ножи.На Воробьевых горах было дело.Вода подступала, Параша не смелаУж выйти из дома. Утонет? – Спросила,Ребенком владела уж тайная сила:Она, хоть родителей уж осуждалаЗа жизнь свою, матери все рассказала.– Убийца он, гад! – Он вообще-тоне хмурый,Как вы… – Ты, конечно, последняя дура!Что было? Да все. Он копеечек дал.– Сегодня? – Отправил меня на вокзал,Они собираются там. Наводненье,Река помешала. – Приходит в волненьеСтихия. – Я дома. – Пойдешь ли куда?– А к дому уже подступает вода.Дом где-то, в Москве или так,под Москвою(иль Питером?). Грозен Иван.Под конвоемАлешу ведут. Куда? Да под суд.За опий в машине, за тормоз на шине,За груз шоколадок, не проданный Зине —В киоске, обменянный у китаезы,Что опий отдал ему. – Леш, несерьезно.Покайся, раскайся и все расскажи.А Зинку убили. Мавр тонет во лжи.И морем ревет уже каждая речка,А дома Параша катает колечко —Яйцо. Тучи. Дождь. И гаданье:Что будет? И слышит с небес указанье:– Иди и ребенка спасай. Мужа нет,Ведь скоро посадят на 10 уж лет.– Мне страшно рассказывать, что былодальше.В три дня суд. И в щепки разбиласьПараша.Жизнь вдрызг, на куски. И житье,как шитье,Отняли ребенка суды у нее.– Не мать ты! А так, аферистка, воровка!Общественность-публика смотрит суровоНа мать потаскушки. Мужик не тонулВ машине. И Ольгу пустили ко дну.В детдом. Сутенеры ходили в детдом,Нашли и девчонку. И это содомРоссийский. И вот уже солнце сияетВ октябрьские дни. И дурак собираетРассказ, но сюжет не украден. ТаковНаш мир – это сборище дураков,Тюремщиков, шлюх и несчетных девиц,Ментов, королей, что лицами ниц,Как в Зазеркалье. Сказать собираласьЯ что? А читателю тема понравилась?Наверное, нет. На то и поэт,Чтоб «язвы чахоточных» вымыть немного.Пора в путь-дорогу. Прасковье – приветОт Маши Жигловой. Закончен ответМой Пушкину. Знаете, кони летают,А грозы, как розы, господь убирает.И эти крылатые кони в МосквеВ Большой утащили, где шастают двеНимфетки – балета и оперы – мерно.А Пушкин? Поэт ведь ответил примерноТак: что Зоилу? Ему – красота.Клеветникам же грозит пустота.И пули летели. И кони летали.И Ольга находится в этом подвале —Борделе. Ее малолеткой зовут.Двенадцать-тринадцать, и все было тутСпокойно до этого наводненья.На этом прощаюсь. Не жди привиденьяПоэта, потомок. К тебе не придут,Тебя не найдут. А тебя – поведутДомой. Не сегодня. Лет через двадцать —Известность. Надо немного старатьсяСегодня за славу. Кипучий приветНародный – не завтра. А времени —нет.
Город Вавилон
