Денис Давыдов - Гусарская исповедь
Элегия VIII
О, пощади! Зачем волшебство ласк и слов,Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокой,Зачем скользит небережно покровС плеч белых и с груди высокой?О, пощади! Я гибну без того,Я замираю, я немеюПри легком шорохе прихода твоего;Я, звуку слов твоих внимая, цепенею;Но ты вошла… и дрожь любви,И смерть, и жизнь, и бешенство желаньяБегут по вспыхнувшей крови,И разрывается дыханье!С тобой летят, летят часы,Язык безмолвствует… одни мечты и грезы,И мука сладкая, и восхищенья слезы…И взор впился в твои красы,Как жадная пчела в листок весенней розы.1817Элегия IX
Два раза я вам руку жал;Два раза молча вы любовию вздохнули…И девственный огонь ланиты пробежал,И в пламенной слезе ресницы потонули!Неужто я любим? — Мой друг, мой юный друг,О, усмири последним увереньемЕще колеблемый сомненьемМой пылкий, беспокойный дух!Скажи, что сердца ты познала цену мною,Что первого к любви биения егоЯ был виновником!.. Не надо ничегоНи рая, ни земли! Мой рай найду с тобою.………………………………..
Погибните навек, мечты предрассуждений,И ты, причина заблуждений,Чад упоительный и славы и побед!В уединении спокойный домоседИ мирный семьянин, не постыжусь пороюПоднять смиренный плуг солдатскою рукоюИль, поселян в кругу, в день летний, золотойВзмахнуть среди лугов железною косой.Но с кем сравню себя, как, в поле утомленный,Я возвращусь под кров, дубами осененный,Увижу юную подругу пред собойС плодами зрелыми, с водою ключевойИ с соком пенистым донского винограда.Когда вечерние часы — трудов отрадаНа ложе радости.
……………………………….
Я часто говорю, печальный, сам с собою:О, сбудется ль когда мечтаемое мною?Иль я определен в мятежной жизни сейНе слышать отзыва нигде душе моей!
1817Решительные вечер
Сегодня вечером увижусь я с тобою,Сегодня вечером решится жребий мой,Сегодня получу желаемое мноюИль абшид[10] на покой!А завтра — черт возьми! — как зюзя натянуся,На тройке ухарской стрелою полечу;Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!Но если счастие назначено судьбоюТому, кто целый век со счастьем незнаком,Тогда… о, и тогда напьюсь свинья свиньеюИ с радости пропью прогоны с кошельком!1818Листок
Листок иссохший, одинокой,Пролетный гость степи широкой,Куда твой путь, голубчик мой?«Как знать мне! Налетели тучи,И дуб родимый, дуб могучийСломили вихрем и грозой.С тех пор, игралище Борея,Не сетуя и не робея,Ношусь я, странник кочевой,Из края в край земли чужой:Несусь, куда несет суровый,Всему неизбежимый рок,Куда летит и лист лавровыйИ легкий розовый листок!»Конец 1810-х — начало 1820-х гг.Богомолка
Кто знает нашу богомолку,Тот с ней узнал наедине,Что взор плутовки втихомолкуПоет акафист[11] сатане.Как сладко с ней играть глазами,Ниц падая перед крестом,И окаянными словамиПерерывать ее псалом!
О, как люблю ее ворчанье:На языке ее всегдаОтказ идет как обещаньеНет на словах, на деле да.
И, грешница, всегда сначалаОна завопит горячо:«О, варвар! изверг! я пропала!»,А после: «Милый друг, еще…»
Конец 1810-х — начало 1820-х гг. * * *Счастлив, кто заплатил щедротой за щедроту,Счастливей, кто расквасил харю Роту[12].
1820-е гг.Гусар
Напрасно думаете вы,Чтобы гусар, питомец славы,Любил лишь только бой кровавыйИ был отступником любви.Амур не вечно пастушкомВ свирель без умолка играет:Он часто, скучив посошком,С гусарской саблею гуляет;Он часто храбрости огоньЛюбовным пламенем питаетИ тем милей бывает он!Он часто с грозным барабаномМешает звук любовных слов;Он так и нам под доломаномВселяет зверство и любовь.В нас сердце не всегда желаетУслышать стон, увидеть бой…Ах, часто и гусар вздыхает,И в кивере его веснойГолубка гнездышко свивает…1822Эпитафия
Под камнем сим лежит Мосальский[13] тощий:Он весь был в немощи — теперь попал он в мощи.1822Вечер в июне
Томительный, палящий деньСгорел; полупрозрачна теньНемого сумрака приосеняла дали.Зарницы бегали за синею горой,И, окропленные росой,Луга и лес благоухали.Луна во всей красе плыла на высоту,Таинственным лучом мечтания питая,И, преклонясь к лавровому кусту,Дышала роза молодая.1826Ответ
Я не поэт, я — партизан, казак.Я иногда бывал на Пинде, но наскоком,И беззаботно, кое-как,Раскидывал перед Кастальским токомМой независимый бивак.Нет, не наезднику присталоПеть, в креслах развалясь, лень, негу и покой.Пусть грянет Русь военною грозойЯ в этой песни запевало!1826Партизан
ОтрывокУмолкнул бой. Ночная теньМосквы окрестность покрывает;Вдали Кутузова куреньОдин, как звездочка, сверкает.Громада войск во тьме кипит,И над пылающей МосквоюБагрово зарево лежитНеобозримой полосою.И мчится тайною тропойВоспрянувший с долины битвыНаездников веселый ройНа отдаленные ловитвы.Как стая алчущих волков,Они долинами витают:То внемлют шороху, то вновьБезмолвно рыскать продолжают.
Начальник, в бурке на плечах,В косматой шапке кабардинской,Горит в передовых рядахОсобой яростью воинской.Сын белокаменной Москвы,Но рано брошенный в тревоги,Он жаждет сечи и молвы,А там что будет — вольны боги!
Давно не знаем им покой,Привет родни, взор девы нежный;Его любовь — кровавый бой,Родня — донцы, друг — конь надежный,Он чрез стремнины, чрез холмыОтважно всадника проносит,То чутко шевелит ушми,То фыркает, то удил просит.
Еще их скок приметен былНа высях за преградной Нарой,Златимых отблеском пожара,Но скоро буйный рой за высь перекатил,И скоро след его простыл…
1826Полусолдат
«Нет, братцы, нет: полусолдатТот, у кого есть печь с лежанкой,Жена, полдюжины ребят,Да щи, да чарка с запеканкой!Вы видели: я не боюсьНи пуль, ни дротика куртинца;Лечу стремглав, не дуя в ус,На нож и шашку кабардинца.
Все так! Но прекратился бой,Холмы усыпались огнями,И хохот обуял толпой,И клики вторятся горами,
И все кипит, и все гремит;А я, меж вами одинокой,Немою грустию убит,Душой и мыслию далеко.
Я не внимаю стуку чашИ спорам вкруг солдатской каши;Улыбки нет на хохот ваш;Нет взгляда на проказы ваши!
Таков ли был я в век златойНа буйной Висле, на Балкане,На Эльбе, на войне родной,На льдах Торнео, на Секване?
Бывало, слово: друг, явись!И уж Денис с коня слезает;Лишь чашей стукнут — и ДенисКак тут — и чашу осушает.
На скачку, на борьбу готов,И, чтимый выродком глупцами,Он, расточитель острых слов,Им хлещет прозой и стихами.
Иль в карты бьется до утра,Раскинувшись на горской бурке;Или вкруг светлого костраТанцует с девками мазурки.
Нет, братцы, нет: полусолдатТот, у кого есть печь с лежанкой,Жена, полдюжины ребят,Да щи, да чарка с запеканкой!»
Так говорил наездник наш,Оторванный судьбы веленьемОт крова мирного — в шалаш,На сечи, к пламенным сраженьям.
Аракс шумит, Аракс шумит,Араксу вторит ключ нагорный,И Алагез[14], нахмурясь, спит,И тонет в влаге дол узорный;
И веет с пурпурных садовЗефир восточным ароматом,И сквозь сребристых облаковЛуна плывет над Араратом.
Но воин наш не упоенНочною роскошью полуденного края…С Кавказа глаз не сводит он,Где подпирает небосклон Казбека[15] груда снеговая…
На нем знакомый вихрь, на нем громады льда,И над челом его, в тумане мутном,Как Русь святая, недоступном,Горит родимая звезда.
1826Товарищу 1812 года на пути в армию
