Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

«Среди улицы у нас хоровод…»

© Перевод А. Прокофьев

Среди улицы у нас хоровод,Не иду я в круг веселый гулять,Как тот мак на гряде, стоять,Красотой своей подружкам докучать.Выдает меня всё белое лицо:Только миленькое имя назовут,Мои щечки разгораются,А девчата усмехаются.

«Как Василий в бою умирал…»

© Перевод М. Комиссарова

Как Василий в бою умирал,Всё сторонку свою вспоминал:«Вы прощайте, прощайте, поля,Вы прощайте, непаханые!Мне вас больше уже не пахать,Зерном чистым на заре не засевать.Не увижу я тебя, темный луг,Поле чистое, раздольное!Мне по вам уж больше не ходить,Мне зеленой травы не косить.Расстаюся я с тобой, светлый бор,Пуща темная, дремучая!Мне твой шум уже не услыхать,Мне высоких сосен не срубать.Ой, прощай ты, семейка моя,Вы прощайте, товарищи!Не придется мне вас к сердцу прижать,Посидеть, повеселиться, погулять.Бью челом тебе, челом, Беларусь,Вся сторонушка бездольная!Не забыл твой сын тебя, родную,За тебя он в землю лег сырую».Как Василий в бою умирал,Всё сторонку свою вспоминал.

ВОРОНА И ЧИЖ

Басня

© Перевод А. Кочетков

Простая эта быль не так давно была.                 К Чижу (а у него какая ж сила?)                         Ворона подступила:          «Что, правда — я похожа на орла?»         Смекает Чиж: коль в споры с ней пуститься,Ведь можно с хохолком и с головой проститься…          «Совсем орел!» — пугливо пискнул Чиж                       Проклятой птице с клена.                    «Ну, то-то же! Смотри ж!» —С угрозой ласковой прокаркала Ворона                       И полетела прочь.               Тут стало Воробью невмочь:       «Браток! Ты что же, птиц не различаешь —                   Орлом Ворону величаешь?»        Смущенный Чиж прощебетал тогда:         «Я никому не причинил урона…         Назвать Орлом Ворону — не беда,         Беда сказать Орлу, что он Ворона!»

ПЕСНИ

СЕРБСКАЯ

© Перевод А. Прокофьев

Кто там едет по Косову полю?Едет полем делибаш отважный —Славный шершень на жуке рогатом.День он едет, и второй, и третий,На четвертый к морю подъезжает,Лужей у людей оно зовется.Задержался, глянул славный шершень,И слова такие он промолвил:«Ой ты конь мой, ой ты жук рогатый,Я вскормил тебя, мой жук, метлицей,Я вспоил тебя, мой жук, росою.Сослужи ты верную мне службуИ перескочи-ка через море».И ответил шершню жук рогатый:«Господин мой, делибаш отважный!Лучше б не скакать нам через море,Не искать бы смерти неминучей.Когда мы из хаты выезжали,Говорила мамка-шершениха,Что недобрый сон ей ночью снился,Будто жемчуг всё она низала,—Не иначе будут слезы литься».Засмеялся шершень, так промолвил:«Стал ты, конь мой, бабой шумадийской!Отроду я смерти не боялсяИ теперь ее не испугаюсь».И послушал шершня жук рогатый.Разогнался, принапрягся сильно,Взял разбег — и прыгнул через море.На высокий яр как раз и прыгнул!И сорвался задними ногамиЖук рогатый с яра прямо в море,Вмиг из-под копыт взлетела глина;Так он прыгнул и отвоевался.Вот какой был этот славный шершень,Да и конь тот — черный жук рогатый!Только шершню этого всё ж мало.«Ой ты конь мой, — молвил, — верный конь мой!Передом ты прыгал через море,Ну-ка прыгни через море задом».И послушал шершня жук рогатый:Разогнался, принапрягся сильно,Прыгнул он — да, видно, в час недобрый!С высоты упал бедняга в море,В сине море вместе с господином.Так скоропостижно смерть он принял,Славный шершень, делибаш отважный.Ныне нет уже таких юнаков.

РУССКАЯ

© Перевод А. Прокофьев

Нынче день у нас светлый, радостный —Воскресение самого Христа.Я, девчиночка, в хоровод пошлаДа со всеми там повидалася.Ах, со всеми там целовалася,Целовалася, не гордилася,Только с милым постыдилася.Немало с ним деньков прошло,Вместе ночек пересиженоИ слов сладких перемолвлено,В уста горячо цело…Да эх, целовано.

УКРАИНСКИЕ

© Перевод А. Прокофьев

Ну в кого же ты, девчиночка, лицом удалася?То ли в батьку, то ли в мамку, то ль в соседа Яся?

* * * Встал рядком с девчиной хлопец, песню запевает,И как будто с лент девчины взгляда не спускает.Да не так на ленты смотрит, как глядит на очи,Всё на те он смотрит очи, что темнее ночи.

Словно роза — так пригожа Василева Галя:Глазки ясны, сама красна, краше не видали…

На Микиту в переулке все собаки лают,Он проходит — и подковки искры высекают…

СКАНДИНАВСКАЯ

© Перевод А. Прокофьев

Была Ингеборг, как сосенка, стройна,—Так ветер суровый поет,—И горькую долю узнала она.Нам жалко, нам жалко ее.

Не слушала мать, не слыхала отца,—Так ветер суровый поет,—Любила Оскара, морского бойца.Нам жалко, нам жалко ее.

Оскар уезжает в чужую страну,—Так ветер суровый поет,—Надолго невесту оставил одну.Нам жалко, нам жалко ее.

Дней много промчалось и много ночей,—Так ветер суровый поет,—Слез много лилось из девичьих очей.Нам жалко, нам жалко ее.

И вести к Оскару летят чередой,—Так ветер суровый поет,—Твоя Ингеборг спит в могиле сырой.Нам жалко, нам жалко ее.

И тяжко Оскару становится жить,—Так ветер суровый поет,—Он бросился в бой, чтоб девчину забыть.Нам жалко, нам жалко ее.

И вот повстречал он смертельный удар, —Так ветер суровый поет,—Погиб из-за милой отважный Оскар.Нам жалко, нам жалко ее.

Горюет о нем Ингеборг без конца,—Так ветер суровый поет,—Не видно Оскара, морского бойца.Нам жалко, нам жалко ее.

Над морем нависла скала, как стена,—Так ветер суровый поет,—Там ждет Ингеборг всё одна да одна.Нам жалко, нам жалко ее.

И вот она видит: в далеких краях,—Так ветер суровый поет, —Весь черный Оскаров корабль на волнах.Нам жалко, нам жалко ее.

И с воплями кинулась в море она,—Так ветер суровый поет,—И не поднялась больше с темного дна.Нам жалко, нам жалко ее.

ИСПАНСКИЕ

© Перевод А. Прокофьев

Ясноокая АнитаРазвернула веер черныйИ лицо закрыла строгоВ кружевных его узорах.

У отцов-базилиан яКак-то ночь провел бессонный,Всё учился звездочетству.Вот оно затменье солнца!

Донна Клара лик закрылаЧерным веером сурово,И сказал один гидальго:«Трудно в час затменья солнца».

«Ясноликая сеньора,Предостойнейшая донна,Донна Клара, донна Клара,Погубили вы меня!Ах, без вас и день — как полночь,С вами полночь — словно день.Донна, донна! Знать, вы взялиОт моих следов земли,Нашептали наговорыИз волшебных черных книг».— «Досточтимый кабальеро,Дон Фернандо, дон Фернандо,Я всегда, всегда былаНастоящей христианкой,Не умею ворожить.У меня другие чары:Косы чуть не до колен,И глаза горят, как звезды,И лицо — белей снегов».

ЯПОНСКИЕ