Валерий Брюсов - Том 3. Стихотворения 1918-1924
Март 1920
«Пусть вечно милы посевы, скаты…»
Пусть вечно милы посевы, скаты,Кудрявость рощи, кресты церквей,Что в яркой сини живут, сверкая, —И все ж, деревня, прощай, родная!Обречена ты, обречена тыЖелезным ходом судьбы своей.
Весь этот мирный, весь этот старый,Немного грубый, тупой укладПомеркнуть должен, как в полдень брачныйРассветных тучек узор прозрачный,Уже, как громы, гудят удары,Тараны рока твой храм дробят.
Так что ж! В грядущем прекрасней будетЗемли воскресшей живой убор.Придут иные, те, кто могучи,Кто плыть по воле заставят тучи,Кто чрево пашни рождать принудят,Кто дланью сдавят морской простор.
Я вижу — фермы под вязью кленов;Извивы свежих цветных садов;Разлив потоков в гранитах ярок,Под легкой стаей моторных барок,Лес, возращенный на мудрых склонах,Листвы гигантской сгущает кров.
Победно весел в блистаньи светов,Не затененных ненужной мглой,Труд всенародный, труд хороводный,Работный праздник души свободной,Меж гордых статуй, под песнь поэтов,Подобный пляске рука с рукой.
Ступив на поле, шагнув чрез пропасть,Послушны чутко людским умам,В размерном гуле стучат машины,Взрывая глыбы под взмах единый,И, словно призрак, кидают лопастьС земли покорной ввысь, к облакам.
22 июля 1920
Бессонная ночь
За окном белый сумрак; над крышамиЗвезды спорят с улыбкой дневной;Вскрыты улицы темными нишами…— Почему ты теперь не со мной?
Тени комнаты хищными птицамиВсе следят, умирая в углах;Все смеются совиными лицами;Весь мой день в их костлявых когтях.
Шепчут, шепчут: «Вот — мудрый,прославленный,Эсотерик, кто разумом горд!Он не гнется к монете заржавленной,Не сидит он меж книг и реторт!
Юный паж, он в наивной влюбленностиПозабыл все морщины годов,Старый Фауст, в зеркальной бездонностиОн das Weiblicht[22] славить готов.
Любо нам хохотать Мефистофелем,В ранний час поникая во мглу,Над его бледным, сумрачным профилем,Что прижат к заревому стеклу!»
— Полно, тени! Вы тщетно насмешливы!Иль для ваших я стрел уязвим?Вами властвовать знаю! Не те ж ли вы,Что склонялись пред счастьем моим?
Вновь ложитесь в покорной предельности, —Тайте робко в улыбке дневной,Вторьте крику свободной безвольности:«Почему ты теперь не со мной!»
26–27 июля 1920
«Гордись! я свой корабль в Египет…»
Гордись! я свой корабль в Египет,Как он, вслед за тобой провлек;Фиал стыда был молча выпит,Под гордой маской скрыт упрек.
Но здесь мне плечи давит тога!Нет! я — не тот, и ты — не та!Сквозь огнь и гром их шла дорога,Их жизнь сном страсти обвита.
Он был как бог входящий принят;Она, предав любовь и власть,Могла сказать, что бой он кинет, —Гибель за гибель, страсть за страсть.
А мы? Пришел я с детской верой,Что будет чудо, — чуда нет.Нас мягко вяжет отсвет серый,Наш путь не жарким днем согрет.
Те пропылали! Как завидныИх раны: твердый взмах клинка,Кровь с пирамиды, две ехидны,Все, все, что жжет нас сквозь века!
А нас лишь в снах тревожит рана,Мы мудро сроков тайны ждем.Что ж даст нам суд Октавиана,Будь даже мы тогда вдвоем!
Прощай! Я в чудо верил слепо…Вот славлю смерть мечты моей.И пусть в свой день с другим у склепаТы взнежишь яд священных змей!
6 августа 1920
Уныние («Уныние! твой берег скал безлесных…»)
Уныние! твой берег скал безлесныхГлухим прибоем пленных пен омыт;Зловеще рыжи срывы стен отвесных,Сер низкий купол, в жутких тучах скрыт.
К уклону круч, где смутно вход обещан,Свой снизив парус, легкий челн причаль.Свистящим ветрам петь из влажных трещин,По камням мчать, как смерч крутя, печаль.
Безлюдье; чаек нет; не взбрызнут рыбы;Лишь с вихрем раковин чуть слышный вздох..Прянь на утес, стань на нагие глыбы,Ползи, сметая пыль, мни мертвый мох.
В очах темно, дрожь в груди, руки стынут,Кровь под ногтями; скользок узкий путь…Жди, там, с высот, где кряжа гребень минут,На новый склон, в провал огня, взглянуть!
Верь, только верь, — есть пламенные долы!Жди, вечно жди, — там в пальмах реет зной.Всходи, всползай, ломай гранит тяжелый,Славь сад надежд, вися над крутизной!
24 августа 1920
Паломничество в века
Как с камней пыль, мгновеньем свитыОгни «Лито», темь «Домино».Крута ступень в храм Афродиты,Лицо, в знак страха, склонено!
Дианы светоч, тих и ярок,Кидает дождь прозрачных пенК снам колоннад, к раздумьям арок,На гордый мрамор строгих стен.
Над зыбью крыш встал Капитолий;Он венчан златом, недвижим;По Тибру с ветром негу солиВдыхает с моря вечный Рим.
Мы тайны ждем, воздев ладони,Обряд молитв без слов творя.Тебе, рожденный в светлом лоне,Наш скромный дар, цвет сентября.
Киприда, ты, чья власть нетленна,Нас, падших ниц, благослови!Не мы ль пришли сквозь мрак вселенной,Века пробив тропой любви?
Не числь, благая, в грозной славе,Людских обид! Взгляни: как встарь,Здесь вольный Скиф и дочь АравииЧтут, в сладкой дрожи, твой алтарь.
Дней миллион, разгром империй,Взнесенный дерзко к небу крест, —Исчезло все! Нам к прежней вереПуть указал блеск вещих звезд.
Слух напряжен. Смех благосклонный —Богини отзыв нас достиг…Спит Рим, Селеной окропленный;Но третьей стражи слышен крик.
Пора! Всплывает пар тумана?Тибр тмится, форум мглой повит.Стрельчатый вход к мечтам Тристана,Струя багряный свет, открыт.
Там строй колонн взвел Сансовино,Здесь дом, где Гретхен длила сон…Блестя, взнесла нож гильотина…Встал в свет окна Наполеон…
Спешим! веков и миг не метит;Пусть чары крепки, ночь везде, —Уже со стен, угль жуткий, светитВязь четких букв: Эс-эр-ка-де.
28 августа 1920
«Не лги, мечта! былого жгуче жаль…»
Не лги, мечта! былого жгуче жаль,Тех светлых ласк, тех нежных откровений,Когда, дрожа в рассветной мгле мгновений,Была любовь прекрасна, как печаль.
По нас влечет дыханьем дымным даль,Пьяня огнем неверных дерзновений.В наш бред воспоминаний и забвенийВонзает время режущую сталь.
В какой стране очнемся мы, кто скажет?Гудящий ток разлившейся рекиМеж прошлым сном и настоящим ляжет.
И эти дни томленья и тоскиРастают тенью заревых обманов,Как там, за лесом, завеса туманов.
4 декабря 1920
Дворец Центромашин
Из тьмы, из бездн иных столетий,Встает, как некий исполин,Величествен в недвижном свете,Центродворец мотомашин.
Сталь ребер он согнул высоко,До облаков внес два плеча;Циклопа огненное окоСлепит неистовством луча.
Хребет залег, горе подобный,Стеклянной чешуей повит;Но днем и ночью жар утробныйСквозь тело тусклое разит.
Растя до звезд, он в глуби вдвинут,В земные недра тяжко врос,И горны легких не остынут,Дыша в просторы гулом гроз.
Кипит расплавленное чрево,Дрожит натруженная грудь,Крутясь, из алчущего зеваИсходит в дымном клубе муть.
Огромной грудой угля сытый,Дракон бескрылый, не устань!Над распрями стихий— гуди тыПризыв на вековую брань!
Вращайтесь, мощные колеса,Свистите, длинные ремни,Горите свыше, впрямь и косо,Над взмахами валов огни!
Пуды бросая, как пригоршни,В своем разлете роковом,Спешите, яростные поршни,Бороться с мертвым естеством!
А вы, живые циферблаты,Надменно-медленным перстом,Безумьем точности объяты,Взноситесь молча над числом!
Здесь — сердце города, здесь — в жилыСтолицы льются, вновь и вновь,Незримо зиждущие силы,Ее божественная кровь;
Чтоб город жил в огнях оконных,В пыланьи лун на площадях;Чтоб гром трамваев неуклонныхНе молк на спутанных путях;
Чтоб в кино быстрые картиныСменялись в мерной череде;Чтоб дружно лязгали машины,Пот нефтяной струя в труде!
Реви, зверь мощный, множь удары,Шли токи воль, не ослабей,Чтоб город, созидатель старый,Дышал свободно грудью всей,
Чтоб он, тебе придав заботы,Тобой храним на всем пути,За грань, сквозь толщу тайн, в высоты,Мог мысль победную взнести!
17 декабря 1920
