Николай Велимирович - Молитвы у озера
Летают по воздуху и надменно изрекают: мы сами себе создали крылья, где же твой Бог? А я их вопрошаю: кто внушил вам мысль о крыльях и полете, если не птицы, которых не вы создали?
Но вот, когда Ты откроешь им глаза на немощь их; когда бессловесные предметы явят им свою необыкновенную силу; когда ум их наполнит восхищение башнями, выстроенными из звёзд, что без колонн и фундамента держатся в пространстве; когда сердце их наполнится страхом из-за немощи и безумия их, — тогда они, постыженные и сокрушённые, протянут руки к Тебе и возопиют: Святый Крепкий!.
Как печалит меня то, что люди столь высоко ценят жизнь сию, с тех пор как вкусил я сладость бессмертия Твоего, Святый Бессмертный!
Близорукие, они видят лишь эту жизнь и говорят: эта жизнь у нас одна, и делами своими мы сделаем свою жизнь бессмертной среди людей. А я им говорю: если начало ваше подобно реке, то должно иметь исток; если подобно древу — должно иметь корень; если лучу света подобно, то должно исходить от какого-нибудь солнца. И ещё говорю им: среди смертных ли утверждаете бессмертие своё? Вы разводите огонь в воде.
Но когда заглянут они в лицо смерти, то потеряют голос, и мучения сдавят сердце их. Когда вдохнут тленный запах умерших своих невест; когда опустят в могилу бесцветные лица своих друзей; когда прикоснутся руками к охладевшим грудям своих сыновей; когда осозна́ют, что от смерти не могли откупиться ни короли своими коронами, ни герои сталью мышц своих, ни мудрецы мудростию своею, — тогда ощутят ледяной ветер смерти, дующий и на них, и падут на колени, и преклонят главу над побеждённой гордостью своей, и взмолятся к Тебе: Святый Бессмертный, помилуй нас!
Гл. 18.
Покайтесь в путях своих, жители земли. Смотрите, око Хозяина мiра бдит глубоко в вас. Не верьте глазам вашим соблазняющимся, дайте Оку осветить путь вам. Глаза ваши — завеса на Оке Божием.
Покаяние — признание неверного пути. Покаяние прорубает путь новый. У кающегося открываются глаза на два пути: на тот, которым идёт он, и тот, которым он должен идти.
Больше тех, которые каются, чем тех, которые поворачивают колесницы свои на новый путь. Говорю вам: две храбрости потребны кающемуся: одна храбрость, чтоб зарыдать о старом пути своём, другая же — чтобы обрадоваться пути новому.
Что́ пользы вам каяться и постоянно возвращаться на старый путь? Как назовёте вы человека, который тонет и зовёт на помощь, а когда помощь приходит, не хватается за верёвку спасения? Вот так и я называю вас.
Покайтесь за вожделение сего мiра и всего, что́ в мiре. Ибо мiр сей — кладбище предков ваших, что стоит открытое и ждёт вас. Ещё немного, и вы станете предками, и захотите услышать слово «покаяние», но не услышите его.
Как ветер, который дует и уносит туман пред лицом солнца, так смерть унесёт вас пред лицем Божиим.
Покаяние молодит сердце и продлевает жизнь. Слезы кающегося смывают тьму с очей и дают им свет очей ребёнка. У озера моего око, как у серны, всегда влажное и алмазно-блестящее. Воистину, влага в очах осушает гнев в сердце.
Словно молодой месяц — такова душа у кающегося. Полная луна должна умаляться, молодой месяц — расти.
Кающийся корчует сорняки на ниве души своей, и семя добра прорастает на ней.
Воистину, не тот кающийся, кто скорбит об одном совершенном зле, а тот, кто скорбит из-за всех зол, которые способен совершить. Мудрый хозяин выпалывает с поля не только то терние, что укололо его, но и всякий терновый куст, готовящийся его уколоть.
Господи мой, поспеши и укажи новый путь кающемуся, когда возненавидит он старый путь свой.
Мати небесная, Невеста Духа Всесвятаго, склонися к сердцу нашему, когда каемся. Отвори в нас источник слез, дабы омыться нам от тяжкого ила, замутившего нам очи.
Ду́ше Всесвятый, дохни и изгони нечистый смрад из души кающегося, удушавший его и приведший к покаянию.
Молимся Тебе и покланяемся, Животворящий и сильный Душе!
Гл. 19.
Средь гомона и поругания людского возносится молитва моя к Тебе, Царю мой и Царствие моё! Молитва — ладан, неустанно кадящий в душе моей и возносящий её к Тебе, и Тебя приклоняющий к ней.
Склонись, Царю мой, и я шепну Тебе самую драгоценную тайну, самую тайную молитву, самое молитвенное желание моё. Ты — предмет всех молитв моих, всех исканий моих. Ничего не ищу я от Тебя, только Тебя.
Что́ просить мне у Тебя, что не оторвало бы меня от Тебя? Просить, чтобы был я властелином нескольких звёзд? Но не воцарюсь ли с Тобою и над всеми звёздами?
Чтобы быть мне первым среди людей? Как постыжен буду я, когда на трапезе Своей Ты посадишь меня на последнее место!
Чтобы прославляли меня миллионы уст людских? Как поражён буду я, когда все уста эти наполнятся землёй!
Чтобы быть мне окруженну драгоценнейшими вещами со всего света? Как унижен буду я, ибо все вещи сии переживут меня, и будут сверкать и тогда, когда тьма земли заполнит глазницы мои!
Чтобы Ты не разлучал меня с друзьями моими? Ах, разлучи меня, Господи, разлучи меня как можно скорее с друзьями моими, ибо они — наитвердейшая стена между Тобою и мной.
Зачем молиться нам, говорят соседи мои, если Бог наших молитв не слышит? А я говорю им: ваша молитва — не молитва, а торг; вы молитесь Богу, чтобы Он дал вам не Бога, а дьявола. Потому Мудрость небесная не приемлет молитв языка вашего.
Зачем молиться нам, — ропщут соседи мои, — если Бог наперёд знает, что нам нужно? А я с состраданием отвечаю: аминь, знает Бог, что вам ничего не нужно, кроме Его одного. У двери души вашей ждёт Он, чтобы войти. Молитвой открывается дверь пред царём величественным. И сами вы — разве не говорите друг другу в дверях: прошу вас, заходите?
Не Себе, а вам ищет Бог славы. К Его славе и все мiры ничего не прибавят, а тем менее вы. Молитва ваша вас прославляет, а не Бога. У Него — полнота и милость. Все добрые слова, которые в молитве воссылаете к Нему, в двойной мере к вам возвращаются,
Пресветлый Царю мой и Боже мой, Тебе единому молюсь и покланяюсь. Излейся в меня как бурный ручей в песок жаждущий. Главное, Ты излейся, вода животворная, тогда уже и трава легко вырастет на песке, и белым ягнятам вольно будет пастись на ней. Только Ты излейся в высохшую душу мою, Жизнь моя и Спасение моё.
Гл. 20.
Смотри на себя как на умершего, — говорю я сам себе, — и не ощутишь прихода смерти. Притупи жало смерти при жизни, и, когда придёт она, ей нечем будет уязвить тебя.
Смотри на себя каждое утро как на новорождённое чудо, и не ощутишь старости.
Не выжидай прихода смерти, ибо, вот, смерть уже пришла и не выходит из тебя. Зубы её непрестанно в плоти твоей. То, что жило до твоего рождения и что переживёт твою смерть, — то и сейчас живо в тебе.
Как-то ночью размотал ангел ленту времени, у которой и края не мог я увидеть, и показал мне на ленте две точки, одну рядом с другой. «Расстояние между ними, — сказал он, — есть длина века твоего».
— Мой век, выходит, уже прошёл, — воскликнул я, — и надобно мне собираться в дорогу. Должно мне быть, как трудолюбивой хозяйке, что проводит сегодняшний день, убирая дом и готовя подарки к завтрашним именинам.
Действительно, сегодняшний день всех сынов человеческих более всего наполнен заботой о дне завтрашнем. Но мало тех, кто верит обещаниям Твоим и заботится, что́ будет назавтра после смерти. Да будет смерть моя, Господи, последним вздохом не по мiру сему, а по блаженному и вечному Завтра.
Среди угасших свечей друзей моих и моя свеча догорает. Не безумствуй, — ругал я сам себя, — и не жалей, что свеча догорает. Или так мало любишь друзей своих, что боишься пойти вслед за ними, за многими ушедшими? Не жалей о том, что свеча догорает, жалей о том, что тусклый и дымный свет оставляет она за собой.
Душа моя привыкла выходить ежедневно и еженощно из тела и расширяться до пределов вселенной.
И, расширяясь так, чувствует она, как солнца и месяцы плавают по ней, точно лебеди по озеру моему. Она светит из солнц и поддерживает жизнь на землях. Держит на себе горы и моря; управляет ветрами и громами. Наполняет всецело Вчера, Сегодня и Завтра. И возвращается на ночлег в тесное и ветхое обиталище на одной из земель. Возвращается в тело, которое ещё минуту-другую будет звать своим, и которое, словно тень её, колышется среди холмов могильных, среди звериных пещер, среди воплей обманутых надежд.
Я не сетую на смерть, Живый Боже, ничего не делает мне она такого, чтобы на неё сетовать. Она — пугало, которое человек сам себе выдумал. Сильнее чего бы то ни было на земле смерть толкает меня навстречу Тебе. Рос у меня перед домом орех, и смерть отняла его у меня. Осерчал я на смерть и проклинал её, говоря: почему не взяла меня, утроба ненасытная, но его, безгрешного?
