Шарль Бодлер - Цветы зла
СООТВЕТСТВИЯ
Природа храм, и в нем есть ряд живых колонн;Из них порой слова невнятные исходят;В том храме человек в лесу символов бродит,И на него их взор привычный устремлен.
Как эха долгие друг другу отвечают,Сливаясь вдалеке в один и тот же глас,Безбрежный, как лазурь, окутавшая нас,Так запахи, цвета и звуки совпадают.
Одни есть запахи невиннее детей,Как флейты нежные, зеленые как поле.— В других нам слышен тлен, но всех они властней
И беспредельною мечтой плывут на воле,Как амбра, фимиам, и мускус, и алой,Поющие страстей и духа пыл живой.
«Mне память дорога эпох тех обнаженных…»
Mне память дорога эпох тех обнаженных,Когда Феб золотил кумиры воплощенныхБогов, и были дни людей, на зов весны,Без лжи и без забот любви посвящены.Лазурь приветливым лучом на них горела;Здоровием дыша, цвело святое тело.Цибела, щедрая обилием плодов,Не тяготилася числом своих сынов,Волчица добрая, всю тварь под небесамиКормить готовая набухшими сосцами.Мужчина, красотой и силой светлый, могГордиться девами, в чьем сердце он был бог —Плоды немятые, не знавшие ненастья,Чья кожа гладкая звала укусы страсти!
А в наши дни Поэт, поверивший в мечты,Порой свидетелем случайной наготыМужчин и женщин став, клянет обман бесплодный,Стыдится и стоит с угрюмостью холоднойПред этим зрелищем, безмолвен и суров!Чудовищная плоть, накинь скорей покров!Нелепые тела, гнуснее, чем личины!Худые, жирные иль дряблые мужчины,Кого Бог выгоды, безжалостно глухой,Навек запеленал железной пеленой!И женщины, увы, бледнее свеч церковных,Принявшие разврат взамен утех любовных,И девы — дочери печальных матерей,Обезображенных плодливостью своей!
Есть, правда, и у нас, на склоне жизни старой,Народам древности неведомые чары.Огнем сердечных язв изъедены чела,И прелесть томная на лица нам легла.Но скудные дары Муз наших запоздалыхНе помешают нам, сынам веков усталых,Всегда несть юности невольный наш привет —Священной юности, в расцвете первых лет,С глазами ясными, прозрачными как воды,Разлившей на весь мир сочувственной природы,Как светлая лазурь, как птицы и цветы,Звон песен, аромат и сладость теплоты.
МАЯКИ
О Рубенс, лени сад, струя реки забвенья,Плоть свежая, любви чужая навсегда,Но где играет жизнь могучая, в движеньиБезостановочном, как воздух и вода.
Да Винчи, зеркало, в котором тонут взоры,Где лики ангелов, с улыбкою немой,Исполненною тайн, сияют средь убораЛесов и ледников, закрывших край святой.
Рембрандт, немолчная и скорбная больница,С большим распятием, висящим на стене,Где слезная мольба средь мерзости струитсяИ зимний луч стрелой сверкает вдруг во тьме.
Микель-Анджело, луг заклятый, где ГероиВстречаются с Христом, где сумрачно встаютСлепые призраки вечернею пороюИ саван пальцами искривленными рвут.
Бесстыдство, грубый гнев и страсть изобразивший,Нашедший красоту на дне людских низин,О сердце гордое, художник, желчь таивший,Пюжэ, преступников печальный властелин!
Ватто, тот карнавал, где много знаменитыхСердец, как бабочки, порхают и горят;Где средь ночных садов, цепями люстр увитых,Безумно кружится веселый маскарад.
Ты, Гойя, жуткий сон, страна тобой воспетыхВедьм, варящих слепых зародышей в котлах,Старух у зеркала и девушек раздетых,Но, бесам на соблазн, оставшихся в чулках.
Делакруа, в тени всегда зеленых елейНемое озеро, куда издалекаДурные ангелы бесшумно прилетелиИ где нам слышится песнь вольного стрелка.
Все те проклятия, хуления и стоны,Восторги, крики, вздох, молебны, плач скорбей —Звук, эхом тысячи ущелий возрожденный,И для людских сердец божественный елей.
То клик, повторенный от века часовыми,Приказ властительных и громких голосов,Маяк, пылающий над башнями ночными,Призыв охотников, забредших в глубь лесов.
Воистину, Господь, вернейшего залогаДостоинства души Тебе не можем дать,Чем этот вечный стон, из нашего острогаК бессмертным берегам идущий умирать.
БОЛЬНАЯ МУЗА
О Муза бедная! Скажи мне, что с тобой?Твои глаза полны полуночных видений,И на твоих щеках проходят чередой,В тупом безмолвии, испуг и исступленье.
Ночные призраки и муж нездешний твойСтруили ль вновь из урн и жуть и упоенье?Тяжелый сон тебя коварною рукойУвлек ли в тонкие, смертельные селенья?
О, если бы всегда, здоровием дыша,Твоя была полна дум радостных душа,И кровь крещенная текла б легко и плавно,
Как звуки гордые античного пэана,В которых царствует родитель песен, Феб,И вседержавный Пан, дарующий нам хлеб!
ПРОДАЖНАЯ МУЗА
О Муза жалкая, любовница дворцов,Когда Январь нашлет на нас Борей холодный,Найдешь ли, вечером тоскуя безысходно,Для посиневших ног немного угольков;
Иль плечи оживишь под лаской мимолетнойПолуночных лучей, проникнувших под кров?Сберешь ли золото лазурных вечеров,Когда карман твой пуст и день грозит голодный?
Ты век должна, чтоб хлеб насущный получить,При чуждых алтарях кадилами кадить,Молебны петь богам, непризнанным тобою,
Или на площадях, показывая грудьИ запретив слезам сквозь дикий смех блеснуть,Кривляться и плясать пред грубою толпою.
ДУРНОЙ МОНАХ
В былых монастырях со стен глядела живоСвятая Истина, в их росписи цветной,И вид тот согревал мечтой благочестивойСердца и облегчал им подвиг их земной.
В те дни, когда цвела еще Христова нива,Иной святой монах, для нас уже чужой,Так возвеличил Смерть рукою нестроптивой,Избравши кладбище своею мастерской.
Душа моя, ты склеп, и я в тебе от векаВ тупом бездействии живу, как инок некий.Ничто не красит стен обители моей.
Сумею ль превратить — монах, забывший Бога —Живое зрелище судьбы моей убогойВ работу рук моих и свет моих очей?
ВРАГ
Вся молодость была жестокою грозою,Лишь изредка живым пронизанной лучом.Так много сгублено и громом и водою,Что нет почти плодов златых в саду моем.
На мыслях уж лежат туманы листопада,И мне не обойтись без граблей и лопат,Чтоб вновь создать дождем разрушенные гряды,Где вырыла вода могил глубоких ряд.
Найдут ли поздние цветы моих мечтанийВновь пищу, нужную для их произрастанья,В саду том, где давно ничто уж не цветет?
О горе горькое! Жизнь нашу время гложет,И враг неведомый, что сердце нам грызет,Пьет кровь и нашею утратой силы множит.
НЕУДАЧА
Нет, ноша слишком уж тяжка!Поднять ее Сизиф лишь может.Хоть сердце в труд художник вложит —Искусство долго, Жизнь кратка.
Могил надменных избегая,Уходит сердце в час скорбейНа кладбище погибших дней,Марш похоронный отбивая.
— Алмазов много спит во мгле,На дне пучины иль в земле,От лотов и лопат далеко.
И не один цветок цвететИ мед, как тайна сладкий, льетСреди безлюдности глубокой!
ПРЕЖНЯЯ ЖИЗНЬ
В тени я портиков высоких жил годами.Был отблеск солнц морских на камнях их зажжен,И стройные ряды торжественных колонн,Как грот базальтовый, чернели вечерами.
Валы, качавшие на лоне небосклон,Неслись, и голос их, всесильными громамиЗвуча, был сказочно с закатными цветами,Горевшими в глазах моих, соединен.
Так прожил долго там я в неге безмятежной,Среди лазури, волн, и тканей дорогих,И благовонных тел невольников нагих,
Что освежали лоб мне пальмами прилежно,И только к одному стремились — угадать,Зачем мне суждено так горько изнывать.
ЦЫГАНЕ В ПУТИ