Николай Некрасов - Том 2. Стихотворения 1855-1866
Песня Еремушке*
«Стой, ямщик! жара несносная,Дальше ехать не могу!»Вишь, пора-то сенокосная —Вся деревня на лугу.
У двора у постоялогоТолько нянюшка сидит,Закачав ребенка малого,И сама почти что спит;
Через силу тянет песенкуДа, зевая, крестит рот.Сел я рядом с ней на лесенку,Няня дремлет и поет:
«Ниже тоненькой былиночкиНадо голову клонить,Чтоб на свете сиротиночкеБеспечально век прожить.
Сила ломит и соломушку —Поклонись пониже ей,Чтобы старшие ЕремушкуВ люди вывели скорей.
В люди выдешь, всё с вельможамиБудешь дружество водить,С молодицами пригожимиШутки вольные шутить.
И привольная и празднаяЖизнь покатится шутя…»Эка песня безобразная!«Няня! дай-ка мне дитя!»
— «На, родной! да ты откудова?»— «Я проезжий, городской».— «Покачай; а я покудоваПодремлю… да песню спой!»
— «Как не спеть! спою, родимая,Только, знаешь, не твою.У меня своя, любимая…— Баю-баюшки-баю!
В пошлой лени усыпляющийПошлых жизни мудрецов,Будь он проклят, растлевающийПошлый опыт — ум глупцов!
В нас под кровлею отеческойНе запало ни одноЖизни чистой, человеческойПлодотворное зерно.
Будь счастливей! Силу новуюБлагородных юных днейВ форму старую, готовуюНеобдуманно не лей!
Жизни вольным впечатлениямДушу вольную отдай,Человеческим стремлениямВ ней проснуться не мешай.
С ними ты рожден природою —Возлелей их, сохрани!Братством, Равенством, СвободоюНазываются они.
Возлюби их! на служениеИм отдайся до конца!Нет прекрасней назначения,Лучезарней нет венца.
Будешь редкое явление,Чудо родины своей;Не холопское терпениеПринесешь ты в жертву ей:
Необузданную, дикуюК угнетателям враждуИ доверенность великуюК бескорыстному труду.
С этой ненавистью правою,С этой верою святойНад неправдою лукавоюГрянешь божьею грозой…
И тогда-то…» Вдруг проснулосяИ заплакало дитя.Няня быстро встрепенуласяИ взяла его, крестя.
«Покормись, родимый, грудкою!Сыт?.. Ну, баюшки-баю!»И запела над малюткоюСнова песенку свою…
<В альбом С.Н. Степанову>*
Пишите, други! Начат путь!Наполним быстро том альбомный,Но вряд ли скажет кто-нибудьУмней того, что прозой скромнойТак поэтически сказатьСумела любящая мать!..
(17 ноября 1859)
1860
Папаша*
Я давно замечал этот серенький дом,В нем живут две почтенные дамы,Тишина в нем глубокая днем,Сторы спущены, заперты рамы,А вечерней порой иногдаЗдесь движенье веселое слышно:Приезжают сюда господаИ девицы, одетые пышно.Вот и нынче карета стоит,В ней какой-то мужчина сидит;Свищет он, поджидая кого-то,Да на окна глядит иногда.Наконец отворились ворота,И, нарядна, мила, молода,Вышла женщина…«Здравствуй, Наташа!Я уже думал — не будет конца!»— «Вот тебе деньги, папаша!»Девушка села, целует отца.Дверцы захлопнулись, скрылась карета,И постепенно затих ее шум.«Вот тебе деньги!» Я думал: что ж это?Дикая мысль поразила мой ум.Мысль эта сердце мучительна сжала.Прочь, ненавистная, прочь!Что же, однако, меня испугало?Мать, продающая дочь,Не ужасает нас… так почему же?..Нет, не поверю я!.. изверг, злодей!Хуже убийства, предательства хуже…Хуже-то хуже, да легче, верней,Да и понятней. В наш век утонченныйИзверги водятся только в лесах.Это не изверг, а фат современный —Фат устарелый, без места, в долгах.Что ж ему делать? Другого закона,Кроме дендизма, он в жизни не знал,Жил человеком хорошего тонаИ умереть им желал.Поздно привык он ложиться,Поздно привык он вставать,Кушая кофе, помадиться, бриться,Ногти точить и усы завивать;Час или два перед тонким обедомНевский проспект шлифовать.Смолоду был он лихим сердцеедом:Долго ли денег достать?С шиком оделся, приставил лорнеткуК левому глазу, прищурил другой,Мигом пленил пожилую кокетку,И полилось ему счастье рекой.Сладки трофеи нетрудной победы —Кровные лошади, повар француз…Боже! какие давал он обеды —Роскошь, изящество, вкус!Подлая сволочь глотала их жадно.Подлая сволочь?.. о нет!Всё, что богато, чиновно, парадно,Кушало с чувством и с толком обед,Мы за здоровье хозяина пили,Мы целовалися с ним,Правда, что слухи до нас доходили…Что нам до слухов — и верить ли им?Старый газетчик, в порыве усердия,Так отзывался о нем:«Друг справедливости! жрец милосердия!» —То вдруг облаял потом, —Верь, чему хочешь! Мы в нем не заметилиПодлости явной: в игре он платил.Муза! воспой же его добродетели!Вспомни, он набожен был;Вспомни, он руку свою тороватуюВечно раскрытой держал,Даже Жуковскому что-то на статуюПо доброте своей дал!
Счастье, однако, на свете непрочно —Хуже да хуже с годами дела.Сил ему много отпущено, точно,Да красота изменять начала.Он уж купил три таинственных банки:Это — для губ, для лица и бровей,Учетверил благородство осанкиИ величавость походки своей;Ходит по Невскому с палкой, с лорнетомСорокалетний герой.Ходит зимою, весною и летом,Ходит и думает: «Черт же с тобой,Город проклятый! Я строен, как тополь,Счастье найду по другим городам!»И, рассердясь, покидает Петрополь…Может быть, ведомо вам,Что за границей местами есть воды,Где собирается множество дам —Милых поклонниц свободы,Дам и отчасти девиц,Ежели дам, то в замужстве несчастных;Разного возраста лиц,Но одинаково страстных, —Словом, таких, у которых талантЖалкою славой прославиться в светеИ за которых Жорж СандПеред мыслителем русским в ответе.Что привлекает их в город такой,Славный не столько водами,Сколько азартной игройИ… но вы знаете сами…Трудно решить. Говорят,Годы терпенья и плена,Тяжких обид и досадВдруг выкупает измена;Ежели так, то целительность водНе подлежит никакому сомненью.Бурно их жизнь там идет,Вся отдана наслажденью,Оригинален наряд, —Дома одеты, а в людиПолураздеться спешат:Голые спины и голые груди!(Впрочем, не к каждой из дамЭти идут укоризны:Так, например, только лечатся тамСкромные дочери нашей отчизны…)
Наш благородный геройТам свои сети раскинул,Там он блистал еще годик-другой,Но и оттудова сгинул.Лет через восемь потомОн воротился в Петрополь,Всё еще строен, как тополь,Но уже несколько хром,То есть не хром, а немножкоСтала шалить его левая ножка —Вовсе не гнулась! ШагалЕю он словно поленом,То вдруг внезапно болталВ воздухе правым коленом.Белый платочек в руке,Грусть на челе горделивом,Волосы с бурым отливом —И ни кровинки в щеке!Плохо!.. А вкусы так пошлы и грубы,Дай им красавчика, кровь с молоком..Волк, у которого выпали зубы,Бешено взвыл; огляделся кругомДа и решился… Трудами питатьсяНет ни уменья, ни сил,В бедности гнусной открыто признатьсяПеред друзьями, которых кормил,И удалиться с роскошного пира —Нет! добровольно геройСанктпетербургского модного мираНе достигает развязки такой.Молод — так дело женитьбой поправит,Стар — так игорный притон заведет,Вексель фальшивый составит,В легкую службу пойдет…Славная служба! Наш старый красавецЧуть не пошел было этой тропой,Да не годился… Вот этот мерзавец!Под руку с дочерью! Весь завитой,Кольца, лорнетка, цепочка вдоль груди…Плюньте в лицо ему, честные люди!Или уйдите хоть прочь!Легче простить за поджог, за покражу —Это отец, развращающий дочьИ выводящий ее на продажу!..«Знаем мы, знаем, — да дела нам нет!Очень горяч ты, любезный поэт!»
Музыка вроде шарманкиОднообразно гудит,Сонно поют испитые цыганки,Глупый цыган каблуками стучит.Около русой НаташиПять молодых усачейПьют за здоровье папаши.Кажется, весело ей:Смотрит спокойно, наивно смеется.Пусть же смеется всегда!Пусть никогда не проснется!Если ж проснется, что будет тогда?Нож ли ухватит, застонет ли тяжкоИ упадет без дыханья, бедняжка,Сломлена ужасом, горем, стыдом?Кто ее знает? Не дай только божеБыть никому в ее коже, —Звать обнищалого фата отцом!
14 марта 1860
