Василий Жуковский - Том 2. Баллады, поэмы и повести
Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди*
На кровле ворон дико прокричал — Старушка слышит и бледнеет.Понятно ей, что ворон тот сказал: Слегла в постель, дрожит, хладеет.
И во́пит скорбно: «Где мой сын чернец? Ему сказать мне слово дайте;Увы! я гибну; близок мой конец; Скорей, скорей! не опоздайте!»
И к матери идет чернец святой: Ее услышать покаянье;И тайные дары несет с собой, Чтоб утолить ее страданье.
Но лишь пришел к одру с дарами он, Старушка в трепете завыла;Как смерти крик ее протяжный стон… «Не приближайся! — возопила. —
Не подноси ко мне святых даров; Уже не в пользу покаянье…»Был страшен вид ее седых власов И страшно груди колыханье.
Дары святые сын отнес назад И к страждущей приходит снова;Кругом бродил ее потухший взгляд; Язык искал, немея, слова.
«Вся жизнь моя в грехах погребена, Меня отвергнул искупитель;Твоя ж душа молитвой спасена, Ты будь души моей спаситель.
Здесь вместо дня была мне ночи мгла; Я кровь младенцев проливала,Власы невест в огне волшебном жгла И кости мертвых похищала.
И казнь лукавый обольститель мой Уж мне готовит в адской злобе;И я, смутив чужих гробов покой, В своем не успокоюсь гробе.
Ах! не забудь моих последних слов: Мой труп, обвитый пеленою,Мой гроб, мой черный гробовой покров Ты окропи святой водою.
Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит, Семью окован обручами,Во храм внесен, пред алтарем прибит К помосту крепкими цепями.
И цепи окропи святой водой; Чтобы священники соборомИ день и ночь стояли надо мной И пели панихиду хором;
Чтоб пятьдесят на крылосах дьячков За ними в черных рясах пели;Чтоб день и ночь свечи у образов Из воску ярого горели;
Чтобы звучней во все колокола С молитвой день и ночь звонили;Чтоб заперта во храме дверь была; Чтоб дьяконы пред ней кадили;
Чтоб крепок был запор церковных врат; Чтобы с полуночного бденьяОн ни на миг с растворов не был снят До солнечного восхожденья.
С обрядом тем молитеся три дня, Три ночи сряду надо мною:Чтоб не достиг губитель до меня, Чтоб прах мой принят был землею».
И глас ее быть слышен перестал; Померкши очи закатились;Последний вздох в груди затрепетал; Уста, охолодев, раскрылись.
И хладный труп, и саван гробовой, И гроб под черной пеленоюСвященники с приличною мольбой Опрыскали святой водою.
Семь обручей на гроб положены; Три цепи тяжкими винтамиВонзились в гроб и с ним утверждены В помост пред царскими дверями.
И вспрыснуты они святой водой; И все священники в собранье:Чтоб день и ночь душе на упокой Свершать во храме поминанье.
Поют дьячки все в черных стихарях Медлительными голосами;Горят свечи́ надгробны в их руках, Горят свечи́ пред образами.
Протяжный глас, и бледный лик певцов, Печальный, страшный сумрак храма,И тихий гроб, и длинный ряд попов В тумане зыбком фимиама,
И горестный чернец пред алтарем, Творящий до земли поклоны,И в высоте дрожащим свеч огнем Чуть озаренные иконы…
Ужасный вид! колокола звонят; Уж час полуночного бденья…И заперлись затворы тяжких врат Перед начатием моленья.
И в перву ночь от свеч веселый блеск. И вдруг… к полночи за вратамиУжасный вой, ужасный шум и треск; И слышалось: гремят цепями.
Железных врат запор, стуча, дрожит; Звонят на колокольне звонче;Молитву клир усерднее творит, И пение поющих громче.
Гудят колокола, дьячки поют, Попы молитвы вслух читают,Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут, И свечи яркие пылают.
Запел петух… и, смолкнувши, бегут Враги, не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют, Смелей попы творят молитвы.
В другую ночь от свеч темнее свет, И слабо теплятся кадилы,И гробовой у всех на лицах цвет, Как будто встали из могилы.
И снова рев, и шум, и треск у врат; Грызут замок, в затворы рвутся;Как будто вихрь, как будто шумный град, Как будто воды с гор несутся.
Пред алтарем чернец на землю пал, Священники творят поклоны,И дым от свеч туманных побежал, И потемнели все иконы.
Сильнее стук — звучней колокола, И трепетней поющих голос:В крови их хлад, объемлет очи мгла, Дрожат колена, дыбом волос.
Запел петух… и прочь враги бегут, Опять не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют, Попы смелей творят молитвы.
На третью ночь свечи́ едва горят; И дым густой, и запах серный;Как ряд теней, попы во мгле стоят; Чуть виден гроб во мраке черный.
И стук у врат: как будто океан Под бурею ревет и воет,Как будто степь песчаную оркан Свистящими крылами роет.
И звонари от страха чуть звонят, И руки им служить не вольны;Час от часу страшнее гром у врат, И звон слабее колокольный.
Дрожа, упал чернец пред алтарем; Молиться силы нет; во прахеЛежит, к земле приникнувши лицом; Поднять глаза не смеет в страхе.
И певчих хор, досель согласный, стал Нестройным криком от смятенья:Им чудилось, что церковь зашатал Как бы удар землетрясенья.
Вдруг затускнел огонь во всех свечах, Погасли все и закурились;И замер глас у певчих на устах, Все трепетали, все крестились.
И раздалось… как будто оный глас, Который грянет над гробами;И храма дверь со стуком затряслась И на пол рухнула с петлями.
И он предстал весь в пламени очам, Свирепый, мрачный, разъяренный;И вкруг него огромный божий храм Казался печью раскаленной!
Едва сказал: «Исчезните!» цепям — Они рассыпались золою;Едва рукой коснулся обручам — Они истлели под рукою.
И вскрылся гроб. Он к телу вопиёт: «Восстань, иди вослед владыке!»И проступил от слов сих хладный пот На мертвом, неподвижном лике.
И тихо труп со стоном тяжким встал, Покорен страшному призванью;И никогда здесь смертный не слыхал Подобного тому стенанью.
И ко вратам пошла она с врагом… Там зрелся конь чернее ночи.Храпит и ржет и пышет он огнем, И как пожар пылают очи.
И на коня с добычей прянул враг; И труп завыл; и быстротечноКонь полетел, взвивая дым и прах; И слух об ней пропал навечно.
Никто не зрел, как с нею мчался он… Лишь страшный след нашли на прахе;Лишь, внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сон Младенцы вздрагивали в страхе.
Алина и Альсим*
