Юрий Визбор - Песни настоящих мужчин
Манеж
Когда кончается сезон удачиИ ветер, как афиши, рвет последние листы надежды,Когда сложилось так, а не иначе,То, значит, время грим снимать и пересматриватьодежды.
Просто жизнь моя – манеж,Белый круг, со всех сторон освещенный.Просто жизнь моя – манеж,На коварство и любовь обреченный.Ветер сумеречный свеж.Подарите мне любовь, подарите.Просто жизнь моя – манеж,Ну а вы, мой друг, мне кажется, зритель.
Когда бы жизнь свою я начал снова,В ней были б горы и моря, ну и немножечко успеха,В ней были б ты да я, да шум сосновый,А остальное подождет, а остальное мне не к спеху.
Но снова я на вас гляжу с надеждой,Хотя наивно это все – я это ясно понимаю,И все-таки надежде той внимаю,Поскольку очень вас люблю, как не любил ни разупрежде.
Просто жизнь моя – манеж,Белый круг, со всех сторон освещенный.Просто жизнь моя – манеж,На коварство и любовь обреченный.Ветер сумеречный свеж.Не дарите мне надежд, не подарите.Просто жизнь моя – манеж,Ну а вы, мой друг, мне кажется, зритель.
Октябрь 1976 – 3 апреля 1977Романс
О яхта, мой корабль! Мне пассажир твой снится.Дощатый старый пирс, лиловая заря,Как вы присели к нам, загадочная птица, —Ведь надо ж отдохнуть, летя через моря.
Нам дали солнца стог, нас ветром наградили,Нам выпала весна с оврагами в снегу,И караваны яхт в то утро выходили —Веселые щенки на мартовском лугу.
О взгляды в тишине! О молнии украдкой!И отвечали мне вы крыльями ресниц.То было все для вас случайною посадкой —Лесной аэродром на трассе двух столиц.
Вы вышли из меня, летали вы немало,И вот вернулись вы на тот дощатый пирс.Но желтый лист упал, как будто все пропало,И снеговые тучи в небе поднялись.
Зеленая весна осталась за горами,И вы молчите зря, и курите вы зря,Ведь караваны яхт влекутся катерамиК печальным берегам седого ноября.
1971Ночной полет
Пошел на взлет наш самолет,Прижал к земле тоскливый вереск.Махнул рукой второй пилотНа этот неуютный берег.
А на земле не то чтоб лес,А просто редкие березы.Лежат на штурманском столеЕще не пройденные грозы.
Летим всю ночь по курсу «ноль».Давным-давно нам надоелоСмотреть на жизнь через окноИ делать дело между делом.
А я не сплю. БлагодарюСвою судьбу за эту муку,За то, что жизнь я подарюНочным полетам и разлукам.
Ночной полет – тяжелая работа,Ночной полет – не видно ничего,Ночной полет – не время для полетов,Ночной полет – полночный разговор.
1964Октябрь. садовое кольцо
Г. Волчек
Налей чайку зеленого, налей!Кусок асфальта, мокрые машины,Высотных зданий сизые вершины —Таков пейзаж из форточки моей.А мы все ждем прекрасных перемен,Каких-то разговоров в чьей-то даче,Как будто обязательно удачиПриходят огорчениям взамен.
Все тот же вид из моего окна,Все те же телефонные приветы,И времени неслышные приметыЛистом осенним достигают дна.Налей винца зеленого, налей!Друзей необязательные речи,Надежды ненадежнейшие плечи —Таков пейзаж из форточки моей.
Налей тоски зелененькой, налей!..Картошка, лук, порезанный на части,И прочие сомножители счастья —Таков пейзаж из форточки моей.А мы все ждем прекрасных перемен,Каких-то разговоров в чьей-то даче,Как будто обязательно удачиПриходят огорчениям взамен.
Май – июнь 1981Три сосны
Ах, какая пропажа – пропала зима!Ну не гнаться ж за нею на север?Умирают снега, воды сходят с ума,И апрель свои песни посеял.Ну да что до меня – это мне не дано:Не дари мне ни осень, ни лето,Подари мне февраль – три сосны под окномИ закат, задуваемый ветром.
Полоса по лесам золотая легла,Ветер в двери скребет, как бродяга.Я тихонечко сяду у края стола,Никому ни в надежду, ни в тягость.Все глядят на тебя – я гляжу на одно:Как вдали проплывает корветомМой веселый февраль – три сосны под окномИ закат, задуваемый ветром.
Ах, как мало я сделал на этой земле:Не крещен, не учен, не натружен,Не похож на грозу, не подобен скале,Только детям да матери нужен.
Ну да что же вы всё про кино, про кино —Жизнь не кончена, песня не спета:Вот вам, братцы, февраль – три сосны под окномИ закат, задуваемый ветром.
Поклянусь хоть на Библии, хоть на кресте,Что родился не за пустяками:То ль писать мне Христа на суровом холсте,То ль волшебный разыскивать камень.Дорогие мои, не виновно вино,На огонь не наложено вето,А виновен февраль – три сосны под окномИ закат, задуваемый ветром.
1972Сретенский двор
А в тени снег лежит, как гора,Будто снег тот к весне непричастен.Ходит дворник и мерзлый февральКолет ломом на мелкие части.Во дворах-то не видно земли,Лужи – морем, асфальт – перешейком,И плывут в тех морях кораблиС парусами в косую линейку.
Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!Вспоминаю сквозь памяти дюны:Вот стоит, подпирая забор,На войну опоздавшая юность.Вот тельняшка – от стирки бела,Вот сапог – он гармонью, надраен.Вот такая в те годы былаУниформа московских окраин.
Много знали мы, дети войны,Дружно били врагов-спекулянтовИ неслись по дворам проходнымПо короткому крику «атанда!»
Кто мы были? Шпана не шпана,Безотцовщина с улиц горбатых,Где, как рыбы, всплывали со днаСеребристые аэростаты.
Видел я суету и простор,Речь чужих побережий я слышал.Я вплываю в свой сретенский двор,Словно в порт, из которого вышел.Но пусты мои трюмы, в пыли…Лишь надежды – и тех на копейку…Ах, вернуть бы мне те кораблиС парусами в косую линейку!
1970Блажен, кто поражен летящей пулей
Блажен, кто поражен летящей пулей,Которую враги в него пульнулиИ прилегли на травке у реки —Смотреть, как жизнь из жертвы вытекает.О, это смерть не самая плохая!Ну, по сравненью с жизнью – пустяки.
Блажен, кому поможет в этом делеПолузнакомка юная в постелиИз племени джинсового бродяг.Вот тут-то случай обнажит причины!Достойнейшая доля для мужчины —Уйти на дно, не опуская флаг.
Блажен, кого минует кров больницы,Где думой не позволят насладитьсяНатужные усилия врачей, —И родственников дальних очертаньяЛишаются уже очарованьяИз-за переполнения очей.
О, как разнообразны переходыПод новые, сомнительные своды,Как легок спуск в печальное метро,Где множество теней мы обнаружим,Сраженных потрясающим оружьем,Которому название – перо.
Железное, гусиное, стальное,За тридцать шесть копеек покупное —Оно страшнее пули на лету:Его во тьму души своей макают,Высокий лоб кому-то протыкаютИ дальше пишут красным по листу.
И, мукою бездействия томимы,Кусают перья наши анонимы,Вчера – пажи, теперь – клеветники,Факультативно кончившие школуУчителя Игнатия Лойолы, —Любимые его ученики.
Блажен, кто сохранил веселье лада,Кому в укор противников наградаИ чистой дружбы пролитая кровь.Кто верит в свет надежд неистребимых,Что нас любовь минует нелюбимых,Равно как и любимых – нелюбовь!
Март – 30 апреля 1983Переделкино – ПахраСпутники
По прекрасному Чюрлёнису,Иногда – по ОстроуховуМчались мы с одной знакомоюНа машине «Жигули».Заезжали в Левитана мы,В октябри его пожухлые,Направлялись мы к Волошину,Заправлялись, как могли.
По республике Цветаевой,Через область ЗаболоцкогоС нами шла высоковольтнаяОкуджавская струна.Поднимались даже в горы мы,Покидая землю плоскую,Между пиком барда ПушкинаИ вершиной Пастернак.
Некто Вольфганг АмадеевичСлал нам ноты из-за облака,Друг наш Николай ВасильевичУлыбался сквозь туман.Слава Богу, мы оставилиТопь софроновскую побоку,И заезжий двор Ошанина,И пустыню Налбалдян.
Между Грином и ВолошинымНа последнем переходе мыВозвели шатер брезентовый,Осветив его костром.И собрали мы сторонниковРифмы, кисти и мелодии,И, представьте, тесно не былоНам за крошечным столом!
Сентябрь – декабрь 1981Авто