Николай Клюев - Сочинения. В 2-х томах

302

На помин олонецким бабам

На помин олонецким бабамВоскуряю кедровый стих;Я под огненным баобабомМозг ковриги и звезд постиг.

Есть Звезда Квашни и Сусека,Материнской пазушной мглы.У пиджачного человекаНе гнездятся в сердце орлы.

За ресцами не вязнут перьяПеклеванных драчливых стай,Не магнит, а стряпка-ЛукерьяУказует дорогу в рай.

Там сосцы тишины и крынкиС песенным молоком,Не поэты ли сиротинки,Позабывшие Отчий дом?

Не по ним ли хнычет мутовка,Захлебываясь в дрожжах?Как словесная бронза ковкаШепелявой прозе на страх!

Раздышалась мякишем книга,Буква «Ша» — закваска в пере,И Казбеком блещет ковригаКаравану пестрых тире.

303

Осыпалась избяная сказка —

Осыпалась избяная сказка —Шатер под смоковницей сусальной,На затерянном судне полярная Пасха,Путешествие по библии при свечке сальной.

Пересохли подлавочные хляби,И кит — тишина с гарпуном в ласту.В узорной каргопольской бабеПровижу богов красоту.

Глядь, баба в парижской тальме,Напудрен лопарский нос…Примерещился нильской пальмеСельдяной холмогорский обоз.

За обозом народ — ЛомоносовВ песнорадужном зипуне…Умереть у печных утесовИндустриальной волне.

Чтоб в коврижные океаныОтчалил песенный флот…Товарищи, отомстим за раныДевы-суши и Матери вод!

Ложесна бытия иссякли, —В наших ядрах огонь и гром,Пиренеи словесной паклиПадут под тараном-стихом.

На развалинах строк, созвучийКаркнет ворон — мое перо,И прольется из трубной тучиЖивоносных рифм серебро.

304

Женилось солнце, женилось

Вещему другу А. Богданову

Женилось солнце, женилосьНа ладожском журавле,Не ведалось и не снилось,Что дьявол будет в петле.

Что смерть попадется в сетиСкуластому вотяку…Глядятся боги и детиВ огненную реку.

И видят: журавье солнцеНа тигровом берегуКурлыкает об Олонце,Взнуздавшем коня-пургу.

Будя седую пустыню,Берестяный караванВезет волшебную скрынюЖивых ледовитых ран.

От хвои платану подарок.Тапиру — тресковый дар…Тропически ал и жарокОктябрьских знамен пожар.

Не басня, что у арабаЛьвиный хлеб — скакун в табуне,И повойник зырянка-бабаЭфиопской мерит луне;

Что плеяды в бурлацком взвареУбаюкивает Ефрат,И стихом в родном самовареЗакипает озеро Чад.

305

Теперь бы Казбек — коврига,

Теперь бы Казбек — коврига,Урал — румяный омлет…Слезотечна старуха-книга,Опечален Толстой и Фет.

По цыгански пляшет брошюраИ бренчит ожерельем строк.Примеряет мадам культураУсть-Сысольский яхонт-платок.

Костромские Зори-сережки,Заонежские сапожки…Строятся филины, кошкиВ симфонические полки.

Мандолина льнет к барабану —Одалиска к ломовику…По кумачному океануУплывает мое ку-ку.

Я кукушка времен и сроков,И коврига — мое гнездо.А давно ль Милюков, НабоковВыводили глухое «до».

Огневое «Фа» — плащ багряный,Завернулась в него судьба,Гамма «Соль» осталась на раныПеснолюбящего раба.

306

ЖЕЛЕЗО

Безголовые карлы в железе живут,Заплетают тенета и саваны ткут,Пишут свиток тоски смертоносным пером,Лист убийства за черным измены листом.

Шелест свитка и скрежет зубила-пераЧуют Сон и Раздумье, Дремота-сестра…Оттого в мире темень, глухая зима,Что вселенские плечи болят от ярма,

От железной пяты безголовых владык,Что за зори плетут власяничный башлык,Плащаницу уныния, скуки покров,Невод тусклых дождей и весну без цветов!

Громоносные духи в железе живут:Мощь с Ударом, с Упругостью девственный Труд,

Непомерна их ласка и брачная ночь…Человеческий род до объятий охоч,И горючие перси влюбленных машинДля возжаждавших стран словно влага долин. —Из магнитных ложесн огневой баобабЛовит звездных сорок краснолесьями лап.

И стрекочут сороки: «в плену мы, в плену».Допросить бы мотыгу и шахт глубину,Где предсердие руд, у металла гортань,Чтобы песня цвела, как в апреле герань,

Чтобы млечным огнем серебрилась строка,Как в плотичные токи лесная река,И суровый шахтер по излукам стиховНаловил бы певучих гагар и бобров.

307

Солнце избу взнуздало —

Солнце избу взнуздало —Бревенчатого жеребца,Умчимся в эскуриалы,В глагол мирового Отца.

С Богом станем богами,Виссонами шелестя…Над олонецкими полямиВзыграло утро-дитя.

Сиамских шелков сорочка,Карельские сапожки.Истекла глухая отсрочкаЗабубённой русской тоски. —

На покосе индус в тюрбане,Эфиоп — Вавилин приймак.Провидит сердце заранеЖивой, смоковничий мрак.

И когда огневой возницаВзнуздывает избу,Каргопольским говором НиццаПровещает Руси судьбу.

Пустозерье кличет Хараном,Казуарами — журавлей…Плывут по народным ранамКараваны солнц-кораблей.

И, внимая плескам великим,Улыбается мать-изба,А за печью лебяжьим крикомЗамирает миров борьба.

308

Солнце верхом на овине

Солнце верхом на овинеТрубит в лазоревый рог…Как и при Рюрике, нынеМного полюдных дорог:

В Индию, в сказку, в ковригу…(Горестен гусельный кус).Помнит татарское игоВ красном углу Деисус.

Грезит изба Гостомыслом,Суслом тверезый корец…Братья, по ранам иль числамОгненный ведом конец?

Наше смертельное знамяСладостней персей и струн,Пляшет тигренком над намиЮное солнце коммун!

Эво, — ревун на раките,Кафр у тунгуза в гостях,В липовом бабьем корытеПлещет лагуною Бах,

В избах и в барках ловецкихПляска сидонских ковров!..Тянет от пущ соловецкихТаборным дымом стихов.

309

Родина, я умираю, —

Родина, я умираю, —Кедр без влаги в корнях,Возношусь к коврижному раю,Где калач-засов на дверях!

Где изба — пеклеванный шолом,Толоконная горотьба…Сарафанным, алым подоломОбернулась небес губа.

Сапожки — сафьянные тучи,И зенит — бахромчатый плат.Не Кольцов, мандолинный КардуччиМой напевно плакучий брат.

Стать бы жалким чумазым кули,Горстку риса стихами чтя…Нижет голод, как четки, пули,Костяной иглой шелестя.

И в клетушке издохла рябка,(Это солнце сразил колтун).Не откроет куриная лапкаАдамантовых врат коммун.

Перед ними не вымолить коркиЗа сусальный, пряничный стих…Жаворонками скороговоркиУтонули в далях пустых.

От былин, узорных погудокТолько перья, сухой помет, —И гремит литаврой желудок,Янычар созывая в поход.

310