Илья Эренбург - Избранное
364. «Старухой после медленного дня…»
Старухой после медленного дня,Над пряжей, позабывши о работе,Вы нараспев стихи мои прочтете:Ронсар в дни юности любил меня.
Служанка, голову от сна клоняИ думая лишь о своей заботе,На миг очнется. Именем моим вспугнетеВы двух старух у зимнего огня.
Окликнете — ответить не сумею;Я буду мертвым, под землей истлею.И, старая, вы скажете грустя:
«Зачем его любовь я отвергала?»Вот роза расцветает, час спустяЕе не будет — доцвела, опала.
Иоахим дю Белле
365. «Голубка над кипящими валами…»
Голубка над кипящими валамиНадежду обреченным принесла —Оливы ветвь. Та ветвь была светла,Как весть о мире с тихими садами.
Трубач трубит. Несет знаменщик знамя.Кругом деревни сожжены дотла.Война у друга друга отняла.Повсюду распри и пылает пламя.
О мире кто теперь не говорит?Слова красивы, и посулы лживы.Но я гляжу на эту ветвь оливы:
Моя надежда, мой зеленый щит,Раскинь задумчивые ветви ширеИ обреченным ты скажи о мире!
366. «Уж ночь на небо выгоняла стадо…»
Уж ночь на небо выгоняла стадоСвоих блуждающих косматых звезд,И ночи конь, вздымая черный хвост,Уж несся вниз, в подземную прохладу.
Уж в Индии, встревожены и рады,Перекликались сонмы сонных звезд.Всё розовело. Трав был слышен рост.Туманов плотных дрогнула ограда.
Тогда, вся в жемчуге, светясь, горя,Вдруг показалась новая заря.И день, пристыжен смутным ожиданьем,
Далекой Индии большой ВостокИ пыль анжуйских голубых дорогЗалил своим как бы двойным сияньем.
367. «Увидев Рим с холмами неживыми…»
Увидев Рим с холмами неживыми,Безмолвствует в смятенье пилигрим:Нагромождение камней пред ним.Напрасно Рим найти он тщится в Риме.
Был пышен Рим и был непобедим,Он миром правил. В серо-синем дыме —Обломки славы, щебень. Где же Рим?Уж Рима нет, осталось только имя.
Он побеждал чужие города,Себя он победил — судьба солдата.И лишь несется, как неслась когда-то,
Большого Тибра желтая вода.Что вечным мнилось, рухнуло, распалось,Струя поспешная одна осталась.
368. «Повсюду славен, повсеместно чтим…»
Повсюду славен, повсеместно чтим,С поверженными, праздными богами,С убогим мусором в разбитом храме,Нам открывается великий Рим.
Был блеск его уму непостижим,Беседовали башни с небесами.И вот, расщеплен, он лежит пред нами,Он нас томит ничтожеством своим.
Где слава цезарей, рабов работа,Побед кровавых пышные ворота,Героев рой, бессмертия ключи?
Всё унесли века. Страшней нет власти.Я говорю себе: коль эти страстиИспепелило время, промолчи.
369. «Пришельца потрясает запустенье…»
Пришельца потрясает запустенье:Те арки, что страшили небеса,И дерзкий мост, и мрамора леса —Пожарище, камней нагроможденье.
Но этот прах — источник вдохновенья;Еще звучат былого голоса,И зодчий, открывая чудеса,Возносит к небу дивные строенья.
Не думайте, что всё окрест мертво,Колонны рухнули, не мастерство.Обманчивому облику не верьте.
Вот он — веками истребленный Рим,Он воскресает, он неистребим,Рожденный страстью, он сильнее смерти.
370. «Я не берусь проникнуть в суть природы…»
Я не берусь проникнуть в суть природы,Уму пытливому подать совет,Исследовать кружение планет,Архитектуру мира, неба своды.
Не говорю про битвы, про походы.В моих стихах высоких истин нет,В них только сердца несколько примет,Рассказ про радости и про невзгоды.
Не привожу ни доводов, ни дат.Потомкам не твержу, как жили предки.Не громок я, цветами не богат.
Мои стихи — случайные заметки.Но не украшу, не приглажу их —В них слишком много горестей моих.
371. «Льстецы покажут нам искусство лести…»
Льстецы покажут нам искусство лести,Влюбленные раскроют сердца страсть,Хвастун свой подвиг приукрасит всласть,Вздохнет пройдоха о доходном месте.
Ревнивец будет бурно жаждать мести,Ханжа докажет, что от бога власть,Подлиза скажет, как к стопам припасть,Вояка бравый помянет о чести,
Хитрец откроет мудрость дурака,Дурак его похвалит свысока,Моряк расскажет, как он плавал в море,
Злословить будут злые языки,Шутить не перестанут шутники.Я в горе вырос и прославлю горе.
372. «В лесу ягненок блеет — знать…»
В лесу ягненок блеет — знать,Овцу зовет. Меня вскормилаТы, Франция. Кого мне звать?Ты колыбель, и ты могила.
Меня ты нянчила, учила.Меняют стих, меняют стать.Но как найти другую мать?Кому ты место уступила?
Зову, кричу, а толка нет:Лишь эхо слышу я в ответ.Другим тепло, другим отрада.
А мне зима, а мне сума,И волчий вой сведет с ума.Я — тот, что отстает от стада.
373. «Служу — я правды от тебя не прячу…»
Служу — я правды от тебя не прячу, —Хожу к банкирам, слушаю купцов.Дивишься ты — на что я годы трачу,Как петь могу, где время для стихов.
Поверь, я не пою, в стихах я плачу,Но, сам заворожен звучаньем слов,Я до утра слагать стихи готов,В слезах пою и не могу иначе.
Так за работою поет кузнец,Иль, веслами ворочая, гребец,Иль путник, вдруг припомнив дом родимый,
Так жнец поет, когда невмочь ему,Иль юноша, подумав о любимой,Иль каторжник, кляня свою тюрьму.
374. «Счастлив, кто, уподобясь Одиссею…»
Счастлив, кто, уподобясь Одиссею,Исколесит полсвета, а потом,В чужих порядках сведущ, зрел умом,На землю ступит, что зовет своею.
Когда ж узрю Лауру, что лелею,Мою Луару, мой убогий домИ дым над крышей в небе голубом?Я не хочу величья Колизея.
Не мил мне мрамор. Как ни дивен Рим,Он не сравнится с домиком моим.На что бы ни глядел и ни был где бы,
Передо мной не боги на горе,Не быстрый Тибр, а милая ЛиреИ Франции единственное небо.
375. «Хочу я верить, а кругом неверье…»
Хочу я верить, а кругом неверье.Свободу я люблю, но я служу.Слова чужие нехотя твержу,Который год ряжусь в чужие перья.
Льстецы трусливо шепчутся за дверью,Вельможа лжет вельможе, паж — пажу.Не слышу правды, правды не скажу.Хожу, твержу уроки лицемерья.
Ищу покоя, а покоя нет.Я из одной страны спешу в другуюИ тотчас о покинутой тоскую.
Стихи люблю, а мне звучит в ответВсё та же речь, фальшивая, пустая —Святоши ложь, признанья краснобая.
376. «Зачем глаза им? Ведь посмотрит кто-то…»
