Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

21

Спи, малютка, задремли же,И не плачь здесь в долгу ночь,А не то все ангелочкиУдалятся прочь.

22

Усни, мое дитятко, спи же,Не плачь и усни же, я тут,А то к нам придут ангелочкиИ в небо тебя унесут.

23

– Мой мальчик, мой милый,Ты умер, замкнулся.– Не плачь, моя матушка,Смотри, я проснулся.

24

Не плачь, моя детка,Что вянут цветочки,

25

Баю-баюшки-баю,Потеряла жизнь мою.Баю-баю-баю-бай,Снова в жизни светит рай.

26

Эа-ля-эа,Эа-ля-эа!В сон твой да смотритсяСвятой Иоанн.

27

Мое дитя ко сну отходит,Да спит и радует меня,Как у святого ИоаннаПусть длится сон его три дня.

28

Эа-ля-нана,Эа-ля-нана!Звездочка утра,Спи, еще рано.

29

Эа-ля-ро-ро,Эа-ля-ро-ро!Спи. Просыпаться намЕще не скоро.

30

Нет у этого малютки,Нету матери родимой,

31

Спи, мое дитятко, спи,Нет твоей матери дома.Пречистая Дева МарияВзяла ее в дом свой служить.

32

Спи, моя деточка,Ты, незаметная,Спи, моя звездочка,Спи, предрассветная.

Изъяснительные замечания

К песне 2-й. – Образ глаз-солнц часто повторяется как в испанской поэзии, так и в индийской, с которой поэзия испанская являет часто поразительное сходство, – надо думать, ввиду повышенной страстности того и другого народа.

К песне 8-й. – В Испании доселе не редкость пение песен под балконом, с аккомпанементом гитары. Песни при этом и припоминаются и, вызываемые теми или иными обстоятельствами, рождаются новые, внезапно.

К песне 9-й. – Северянину несколько странно слышать, как мужчина говорит, что его более не веселят ни розы, ни жасмины. Для этого нужно любить цветы так, как их любят в Испании или Мексике. В Испании вы постоянно можете видеть, как возчик, лежащий на телеге, нагруженной чем-нибудь совсем не стихотворным, мурлычет песню, а во рту его стебель цветка, красная головка которого нарядно покачивается.

К песне 11-й. – Шутливая форма многих испанских песен, указывающая на южную грацию и тонкость ощущения, совсем не указывает на шуточность чувств. В испанском нраве много тигриного, кошачьего. И испанцы любят играть мягкими лапками, в которых спрятаны когти. Любят танцевать – вкруг костра и над срывом.

К песне 13-й. – Это напоминает известную песенку Гейнриха Гейне, в «Buch der Lieder». Поэзия Гейне, вообще очень близкая к народной поэзии, особенно родственна с испанскими народными песнями.

К песне 14-й. – Эта песенка, сколько мог заметить, особенно знаменита среди испанцев. Им молчать, когда они любят, труднее, чем норвежцу или англичанину.

К песне 26-й. – В своей поэме «Эпипсихидион» Шелли, обращаясь к Эмилии Вивиани, говорит (Шелли, т. 3):

О, если бы мы были близнецами!

И далее:

…Хочу тобой дышать.Ты слишком поздно стала мной любима,Я слишком скоро начал обожатьТебя, мой кормчий, призрак серафима…Тебя я должен был бы на землеСопровождать от самого рожденья,Как тень дрожать, склоняясь и любя,Гореть тобой и жить как отраженье.Не как теперь: – О, я люблю тебя!

К песне 27-й. – Воспоминание о встрече душ, бывшей до встречи тел, до встречи двух душ, вот в этих двух телах, состояние хорошо известное каждому, кто воистину любил.

К песне 28-й. – Вечная легенда Эроса и Психеи.

К песне 33-й. – Есть такая разнопевность:

Говорят, что черное есть траур,Говорят, что алое – веселье,Нарядись в зеленое, малютка,Будешь ты надеждою моей.

В «Romancero General» – нечто вроде наших исторических былин – читаем, между прочим, описание ревнующего кабальеро (2-а ed. I, ns. 46,49).

Шесть его сопровождаютСлуг, что служат господину,Все в зеленое одеты:Цвет надежды при любви.На копье, с железкой рядом,Голубую мчит он ленту:Это – ревность, тех, кто любит,Заставляет прегрешать.

Испанский народ сохраняет в песнях эту символику. Пример тому – следующие coplas.

Уж давно, как зеленоеМне дает беспокойство,Ибо все мои чаяньяОбернулись в лазурные.

Говорят, что меня ты не любишь,Мне мало до этого дела,Одеваюсь завтра я в траурИз белой тафты.

Сколь многие с надеждойПревесело живут!Ослов на свете сколькоЗеленое едят!

Знаменитый Гонгора, испанский утонченник старинных времен, писавший за 300 лет до нынешних «декадентов», также любил символику красок.

Цветочки розмарина,Малютка Исабель,Сегодня голубые,А завтра будут мед.Ревнуешь ты, малютка…

У разных народов символика красок разная. В то время как испанцы связывают ревность с голубым цветом, Отелло погибает, мучимый зеленоглазым чудовищем ревности. Бретонцы полагают, что голубой цвет неба есть цвет времени. Древние майи считали голубой цвет символом святости и целомудрия, а отсюда – счастья, как освобождения от пут вещества. В Египте и в Индии голубой – это цвет богов. Вишну на своем семиглавом змее – голубой. В Египте, в Майе и в Халдее голубой цвет связывался со смертью и употреблялся при похоронах, как это доселе в Бухаре. Желтый – в Китае и в Майе – принадлежность царской фамилии, красный – благородных. Великий египетский сфинкс был окрашен в красный цвет. Римские солдаты выкрашивали свое тело в красное – в знак победительной храбрости. У многих народов красный есть цвет жизни и страсти.

Символика и тайный смысл цветов очень интересная и мало разработанная область. Влияние каждого отдельного цвета на возникновение отдельных, совершенно определенных душевных состояний есть факт несомненный. Но психология красок различествует весьма, когда мы имеем дело с особо впечатлительными художественными натурами. Я лично мшу сказать про себя, что ярко-красный цвет и золотисто-желтый вызывают во мне ликующую радость жизни, причем алый цвет тревожит, а золотистый умиротворяет в волнении. Зеленый цвет доставляет тихую радость, счастье длительное. Голубой – вызывает уходящую мечтательность. Темно-синий подавляет. Лиловый производит гнетущее впечатление, и даже светло-лиловый – связан с чем-то зловещим. Белый и черный цвет, отрицаемые, как таковые, но признаваемые глазом, при всем своем различии производят однородное впечатление – изысканной красоты, благородства и стройности. Я сказал бы, что черный и белый цвет, два эти предельных цвета, по их действию на меня так же похожи и так же различны, как черный лебедь и белый лебедь. Их одежда различна, а душа одна.

В своей поэме «Фата-Моргана» («Литургия красоты») я попытался свести в художественное целое свои ощущения от различных красок. Дальнейшую попытку в этом направлении, очень интересную, сделал в будущем весьма крупный, но и теперь уже несомненный поэт Сергей Городецкий в поэме «Радуга» («Дикая воля»).

Настанет время – и оно не так далеко, – когда жизнь наша, в больших, в великих городах, так же, как среди природы, построенная на принципе художественной гармонии, каждому цвету даст определенное место и точно выработанные соотношения, и мы будем играть красками с той же уверенностью и с теми же великими последствиями, как теперь мы играем электричеством и паром.

К песне 34-й. – Есть разнопевность:

Протянись ко мне, голубка,Да войду в твое гнездо.Ты одна, мне рассказали,Я хочу с тобой побыть.

Этот мотив повторяется различно.

– Птичка неба, расскажи мне,Где твое гнездо?– А оно в сосне зеленой,Скрытно меж ветвей.

Подобная же португальская песня звучит с угрожающей иронией (Theophilo Braga, Cantioneiro е romanceiro geral portuguez, Porto, 1867,11,75,1):

Помираешь, чтоб разведать,Где постель моя. Но, слушай,На прибрежьи, над рекою,Там, где шпажная трава.

К песне 35-й. – Разнопевность: