Владимир Высоцкий - Владимир Высоцкий

Руслан Халилов, мой сосед по камере, —

Там Мао делать нечего вообще!

1979

ГРУСТЬ МОЯ, ТОСКА МОЯ

Вариации на цыганские темы

Шел я, брел я, наступал то с пятки, то с носка, —

Чувствую – дышу и хорошею…

Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска,

Изловчась, мне прыгнула на шею.

Я ее и знать не знал, меняя города, —

А она мне шепчет: «Как ждала я!..»

Как теперь? Куда теперь? Зачем да и когда?

Сам связался с нею, не желая.

Одному идти – куда ни шло, еще могу, —

Сам себе судья, хозяин-барин.

Впрягся сам я вместо коренного под дугу, —

С виду прост, а изнутри – коварен.

Я не клевещу, подобно вредному клещу

Впился сам в себя, трясу за плечи,

Сам себя бичую я и сам себя хлещу, —

Так что – никаких противоречий.

Одари, судьба, или за деньги отоварь! —

Буду дань платить тебе до гроба.

Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, —

До чего ж живучая хвороба!

Поутру не пикнет – как бичами ни бичуй,

Ночью – бац! – со мной на боковую.

С кем-нибудь другим хотя бы ночь переночуй, —

Гадом буду, я не приревную!

1980

Стихотворения

* * *

День на редкость – тепло и не тает, —

Видно, есть у природы ресурс, —

Ну… и, как это часто бывает,

Я ложусь на лирический курс.

Сердце бьется, как будто мертвецки

Пьян я, будто по горло налит:

Просто выпил я шесть по-турецки

Черных кофе, – оно и стучит!

Пить таких не советуют доз, но —

Не советуют даже любить! —

Есть знакомый один – виртуозно

Он докажет, что можно не жить.

Нет, жить можно, жить нужно и – много:

Пить, страдать, ревновать и любить, —

Не тащиться по жизни убого —

А дышать ею, петь ее, пить!

А не то и моргнуть не успеешь —

И пора уже в ящик играть.

Загрустишь, захандришь, пожалеешь —

Но… пора уж на ладан дышать!

Надо так, чтоб когда подытожил

Все, что пройдено, – чтобы сказал:

«Ну а все же не плохо я пожил, —

Пил, любил, ревновал и страдал!»

Нет, а все же природа богаче!

День какой! Что – поэзия? – бред!

…Впрочем, я написал-то иначе,

Чем хотел. Что ж, ведь я – не поэт.

Конец 1950-х – начало 1960-х

Есть у всех: у дураков

И у просто жителей

Средь небес и облаков

Ангелы-хранители.

То же имя, что и вам,

Ангелам присвоено:

Если, скажем, я – Иван,

Значит, он – святой Иван.

У меня есть друг, мозгуем:

Мы с Николкой всё вдвоем —

Мы на пару с ним воруем

И на пару водку пьем.

Я дрожал, а он ходил,

Не дрожа нисколечко, —

Видно, очень Бог любил

Николай Угодничка.

После дня тяжелого,

Ох, завидовал я как:

Твой святой Никола – во!

Ну а мой Иван – дурак!

Я придумал ход такой,

Чтоб заране причитать:

Мне ж до Бога – далеко,

А ему – рукой подать.

А недавно снилось мне,

И теперь мне кажется:

Николай Угодник – не ,

А Иван мой – пьяница.

Но вчера патруль накрыл

И меня, и Коленьку —

Видно, мой-то соблазнил

Николай Угодника.

Вот сиди и ожидай —

Вдруг вы протрезвеете.

Хоть пошли бы к Богу в рай —

Это ж вы умеете.

Нет! Надежды нет на вас,

Сами уж отвертимся,

На похмелку пейте квас, —

Мы на вас не сердимся.

1965

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —

Кто считал, кто считал!..

Сообщается в сводках Информбюро

Лишь про то, сколько враг потерял.

Но не думай, что мы обошлись без потерь —

Просто так, просто так…

Видишь – в поле застыл, как подстреленный зверь,

Весь в огне, искалеченный танк!

Где ты, Валя Петров? – что за глупый вопрос?

Ты закрыл своим танком брешь.

Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,

Ну а мы – на исходный рубеж.

1965

Я – летчик, я – истребитель,

Вылетов шесть на дню.

Хотите, о «мессершмитте»,

О двух «фокке-вульфах» – хотите?..

Ладно, повременю.

Сейчас эскадрилья тяжелых – девятка

Уходит в ночной полет.

Ну а теперь я начну по порядку,

Зачем забегать вперед?

Я ложь отличаю от были —

Положено мне различать.

Мы Брест сегодня отбили.

Вчера же мы Брест бомбили,

А в Бресте – дом мой и мать.

Мы сопровождали тяжелых девятку —

Свои свой же город бомбят!

Но… видите, я не могу по порядку,

Опять забегаю назад.

Теряю я голову редко:

Я – ас, но внизу же Брест!

Один так и содит в отметку!..

Я чуть не нажал на гашетку,

Случайно поймав его в крест.

Но вот отбомбилась тяжелых девятка,

Внизу все, как надо, идет.

Все было, как надо, и скоро посадка,

А я забегаю вперед.

Я – летчик, я – истребитель,

Со мною случилась беда,

Я ночью летал в прикрытье,

Хотите, еще пошлите,

Но – чтобы не знать, куда.

1967

Подымайте руки,

в урны суйте

Бюллетени, даже не читав, —

Помереть от скуки!

Голосуйте,

Только, чур, меня не приплюсуйте:

Я не разделяю ваш устав!

1967

Бывало, Пушкина читал всю ночь до зорь я —

Про дуб зеленый и про цепь златую там.

И вот сейчас я нахожусь у Лукоморья,

Командированный по пушкинским местам.

Мед и пиво предпочел зелью приворотному,

Хоть у Пушкина прочел: «Не попало в рот ему…»

Правда, пиво, как назло,

Горьковато стало,

Все ж не можно, чтоб текло

Прям куда попало!

Работал я на ГЭСах, ТЭЦах и каналах,

Я видел всякое, но тут я онемел:

Зеленый дуб, как есть, был весь в инициалах,

А Коля Волков здесь особо преуспел.

И в поэтических горячих моих жилах,

Разгоряченных после чайной донельзя,

Я начал бешено копаться в старожилах,

Но, видно, выпала мне горькая стезя.

Лежали банки на невидимой дорожке,

А изб на ножках – здесь не видели таких.

Попались две худые мартовские кошки,

Просил попеть, но результатов никаких.

1967

Хоть нас в наш век ничем не удивить,

Но к этому мы были не готовы, —