Рубашка - Валерий Вячеславович Татаринцев

И перед мэром извинились

За то, что выпили изрядно.

Сказал им мэр: «Да бросьте! Ладно?

И сам я пил не пьянства для,

А за здоровье короля!»

Друзья с кабатчиком расстались,

Идти к счастливчику собрались,

Добрались до пригорка вмиг,

Кюре их у дверей настиг,

Друзья представились кюре,

Не стал держать их на дворе

Благовоспитанный Митон,

А пригласил войти их он

К нему и отобедать,

Вина и слив отведать.

Друзья вошли, разделись, сели.

На стенах в рамочках висели

Гравюры, копии пейзажей,

Здесь были подлинники даже:

Картины самого Лорена21

И знаменитого Пуссена22.

И много разных сочинений —

Умов блистательных творений —

Рядами ровными стояли

И, молча, вкусы выявляли

Владельца своего сполна.

Когда отведали вина,

Неспешно за обедом

Вели они беседу.

Кюре Митон сказал, что он

Работой не обременён:

Грехи крестьянам отпускает,

Детишкам Библию читает,

Гуляет часто на природе,

Растит свеклу на огороде

И прежде, чем ложиться спать,

Ужасно любит почитать.

Катрфей сказал: «Вы всем довольны.

И у меня возник невольно

Один банальнейший вопрос:

Вам быть счастливым довелось?

Вернее, счастливы ли вы?»

Кюре сказал: «Увы! Увы!

Живу как в призрачном тумане:

Погряз во лжи я и обмане!

Терниста лживости дорога —

Ведь сам не верую я в бога!»

Друзья с Митоном распростились,

В дорогу сразу же пустились,

Они пошли в обратный путь.

«Счастливца встретим гденибудь», —

Катрфей с надеждою сказал,

Но возразил вдруг генерал:

«Счастливца в целом мире нет!

Хоть обойди весь белый свет,

Его нигде ты не найдёшь!

Несчастна даже молодёжь!»

Глава двадцать первая

Вдруг на дороге показался

Счастливец на лихом коне;

С такою скоростью он мчался

На своём резвом скакуне,

Как будто тигры или черти

За ним скакали по пятам;

Коня загнал бы он до смерти,

Но вдруг остановился там,

Где маки алые цвели.

«Катрфей, я вижу издали:

Вот он – счастливый человек.

Такого встретить в целый век,

Быть может, нам не суждено;

Его чело окружено

Сияньем, словно лик святого.

Такого случая второго

Не повторится никогда!» —

«Вы правы, сударь, как всегда!» —

Катрфей сказал любезно очень,

И просияли его очи.

Счастливец маки собирал.

Заговорил с ним генерал:

«Простите, я на расстоянии

Узрел счастливое сияние,

Что вы так щедро излучали,

Когда на скакуне вы мчали.

Спешили мы к вам, как собаки,

Пока вы собирали маки.

Я не ошибся? Вы счастливец?» —

«Да, у Фортуны я – любимец,

И счастьем тем окружена

Моя любимая жена!

Я для неё собрал цветы.

Смотрите! Сколько красоты!

Нет счастья выше в целом свете,

Чем дом родной, любовь и дети!

Вон то селенье на горе

Названье носит Сизере,

Путь до него довольно прост:

Идёт дорога через мост,

Что нависает над рекой.

В душе моей царят покой

И ожиданье чуда —

Ведь скоро дома буду!

Вас приглашаю, господа!

Гостям ведь рады мы всегда!

Пути до дома полчаса…»

Раздались с неба голоса,

Тревожные глухие звуки —

Предвестники зловещей муки.

Вдруг хмурый всадник появился,

Недалеко остановился,

Снял шапку, голову склонил,

Едва дыша проговорил:

«На Сизере сошла лавина,

Твоя вторая половина

И обожаемые дети

Уж не живут на этом свете».

Счастливец обезумел вмиг:

Судьбы удар его настиг,

Беда врасплох его застала —

И биться сердце перестало.

Катрфей молчал, а генерал

Глаза ладонью утирал:

«Нет, счастья нет на этом свете!

И на любой другой планете

Его, поверьте, тоже нет!

Искать его – такой же бред,

Как в куче конского навоза

Искать благоуханье розы».

Глава двадцать вторая

И в жаркий зной и в непогоду

Катрфей и СенСильвен два года

Плутали в поисках рубахи

(Боялись, очевидно, плахи).

Потуги были все напрасны,

Хотя они желали страстно

Помочь больному Христофору.

В Фонбланд вселился в эту пору

Болезнью согнутый король,

Его терзала вечно боль,

Но он, как мог, терпел, крепился

И на друзей уж не сердился,

В бездействии не обвинял

И на удачу не пенял.

Фонбланд был загородным замком

С обширным и роскошным парком,

Росли там сосны и каштаны,

Дубы, берёзы и платаны.

В одном разросшемся платане

Неподалёку от фонтана

Имелось с комнату дупло,

Тепло в нём было и светло,

В дупле том поселился Том.

В Фонбланде был он всем знаком,

Своим незлобным нравом

Снискал любовь по праву

Всех жителей окрестных мест;

Он плёл веночки для невест,

Мёд собирал, корзины плёл,

Среди пяти окрестных сёл

Себе соперника не знал

По быстроте и силе:

Пасть волку ловко разрывал

И бегал на три мили

Быстрее зайца самого

И не боялся никого,

Крестьянам помогал косить,

Его о чём ни попросить —

Помочь он соглашался

И мило улыбался.

В Фонбланде говорили часто,

Когда желали людям счастья:

«Желаю мира сему дому!

Пусть в жизни вам везёт, как Тому!»

Катрфей услышал както раз

О Томечудаке рассказ,

Что собирает дикий мёд

И, словно зверь, в дупле живёт.

С собой позвал он генерала,

Обоих радость распирала

От близости желанной цели.

«Найдём рубаху, неужели?» —

Катрфей с надеждою сказал.

«Найдём!» – заверил генерал.

Вот и платан, а вот – дупло,

Нещадно солнышко пекло,

Друзья застали Тома

Недалеко от «дома».

Том на траве ничком лежал,

В зубах соломинку держал,

Был весел, как всегда, и мил.

Катрфей у Тома попросил:

«Отдай свою рубаху нам!

Взамен тебе я денег дам

На миллион таких рубах».

В ответ лишь прозвучало: «Ах!

Её б отдал я без монет,

Но у меня рубахи нет!»

Чудно устроен белый свет:

Есть счастье там, где денег нет;

А там, где денег очень много,

Есть лишь несчастье и тревога.