Дмитрий Быков - Последнее время
1987 год
«Никто уже не станет резать вены…»
Никто уже не станет резать вены —И слава тебе господи! — из-заМоей предполагаемой изменыИ за мои красивые глаза.
Не жаждут ни ответа, ни привета,Взаимности ни в дружбе, ни в любви,Никто уже не требует поэтаК священной жертве — бог с тобой, живи
И радуйся! Тебе не уготованВысокий жребий, бешеный распыл:Как будто мир во мне разочарован.Он отпустил меня — и отступил.
Сначала он, естественно, пугает,Пытает на разрыв, кидает в дрожь,Но в глубине души предполагает,Что ты его в ответ перевернешь.
Однако не найдя в тебе амбицийСтального сотрясателя миров,Бойца, титана, гения, убийцы,—Презрительно кидает: «Будь здоров».
Бывало, хочешь дать пинка дворняге —Но, передумав делать ей бо-бо,В ее глазах, в их сумеречной влаге,Читаешь не «спасибо», а «слабо».
Ах, Господи! Как славно было прежде —Все ловишь на себе какой-то взгляд:Эпоха на тебя глядит в надежде…Но ты не волк, а семеро козлят.
Я так хотел, чтоб мир со мной носился,—А он с другими носится давно.Так женщина подспудно ждет насилья,А ты, дурак, ведешь ее в кино.
Отчизна раскусила, прожевалаИ плюнула. Должно быть, ей пораТерпеть меня на праве приживала,Не требуя ни худа, ни добра.
Никто уже не ждет от переросткаНи ярости, ни доблести. Прости.А я-то жду, и в этом вся загвоздка.Но это я могу перенести.
1994 год
Диалог
— Как мы любим себя! Как жалеем!Как бронируем место в раю!Как убого, как жалко лелеемУгнетенность, отдельность свою!Сотню раз запятнавшись обманом,Двести раз растворившись в чужом,—Как любуемся собственным кланом,Как надежно его бережем!
Как, ответ заменив многоточьем,Умолчаньем, сравненьем хромым,Мы себе обреченность пророчимИ свою уязвленность храним!Как, последнее робко припрятав,Выбирая вождей и связных,Люто любим своих супостатов —Ибо кто бы мы были без них?
Мы, противники кормчих и зодчих,В вечном страхе, в холодном поту,Поднимавшие голову тотчас,Как с нее убирали пяту,Здесь, где главная наша заслуга —Усмехаться искусанным ртом,—Как мы все-таки любим…— Друг друга!Это все перевесит потом.
1991 год
«И вот американские стихи…»
И вот американские стихи.
Друг издает студенческий журнал —Совместный: предпоследняя надеждаНе прогореть. Печатает поэзыИ размышления о мире в мире.Студентка (фотографии не видел,Но представляю: волосы до плечНемытые, щербатая улыбка,Приятное открытое лицо,Бахромчатые джинсы — и босая)Прислала некий текст. Перевожу.
Естественно, верлибр: перечисленьяВсего, на чем задерживался взглядВосторженный: что вижу, то пою.Безмерная, щенячья радость жизни,Захлеб номинативный: пляж, пескомПрисыпанные доски, мотороллерЛюбимого, банановый напиток —С подробнейшею сноской, что такоеБанановый напиток; благодаренЗа то, что хлеб иль, скажем, сигарета —Пока без примечаний.В разны годыЯ это слышал! «Я бреду однаПо берегу и слышу крики чаек.
А утром солнце будит сонный дом,Заглядывая в радужные окна.Сойду во двор — цветы блестят росою.Тогда я понимаю: мир во мне!»
Где хочешь оборви — иль продолжайДо бесконечности: какая безднаВещей еще не названа! СалатИз крабов; сами крабы под водой,Еще не знающие о салате;Соломенная шляпа, полосатыйКупальник и раздвинутый шезлонг…Помилуйте! Я тоже так умею!
И — как кипит завистливая желчь!—Все это на компьютере; с бумагойОпять же ноу проблеме, и в печатьПодписано не глядя (верный способПоехать в гости к автору)! Меж темМои друзья сидят по коммуналкамИ пишут гениальные стихиВ конторских книгах! А потом стучатУгрюмо на раздолбанных машинках,И пьют кефир, и курят «Беломор»,И этим самым получают правоПисать об ужасе существованьяИ о трагизме экзистенциальном!
Да что они там знают, эти дети,Сосущие банановый напиток!Когда бы грек увидел наши игры!Да, жалок тот, в ком совесть нечиста,Кто говорит цитатами, боясьРазговориться о себе самом,Привыкши прятать свой дрожащий ужасЗа черною иронией, которойНе будешь сыт! Что знают эти там,Где продается в каждом магазинеЗагадочный для русского предмет:Футляр для установки для подачиКакао непосредственно в постельС переключателем температуры!
Но может быть… О страшная догадка!Быть может, только там они и знаютО жизни? Не о сломанном бачке,Не о метро — последнем, что ещеНапоминает автору о шпротах,—О нет: о бытии как таковом!Как рассудить? Быть может, там видней,Что, боже мой, трагедия не в давке,Не в недостатке хлеба и жилья,Но в том, что каждый миг невозвратим,Что жизнь кратка, что тайная преградаНам не дает излиться до конца?А все, что пишем мы на эти темы,Безвыходно пропахло колбасой —Столь чаемой, что чуть не матерьяльной?!
А нам нельзя верлибром — потому,Что эмпиричны наши эмпиреи.Неразбериху, хаос, кутерьмуМы втискиваем в ямбы и хореи.Последнее, что нам еще даноИллюзией законченности четкой,—Размер и рифма. Забрано окноСтрофою — кристаллической решеткой.Зарифмовать и распихать бардакПо клеткам ученических тетрадок —Единственное средство кое-какВ порядок привести миропорядокИ прозревать восход (или исход)В бездонной тьме языческой, в которойЧетверостишье держит небосводПоследней нерасшатанной опорой.
1991 год
«Намечтал же себе Пастернак…»
Намечтал же себе ПастернакЭту смерть на подножке трамвая!Признак женщины — гибельный знакОбгоняя и вновь отставая,Задохнуться с последним толчкомОстановки, простоя, разрыва,Без сознания рухнуть ничком —Это все-таки, вчуже, красиво.Это лучше рыдания вдов,Материнской тоски и дочерней:Лучше ранних любых поездовЭтот смертный трамвай предвечерний
До того как придется сводитьПолюса в безнадежной попытке,До попытки себя убедить —Самолюбия жалкой подпитки,—Хорошо без греха умирать,Не гадая: пора, не пора ли…Бедный врач не любил выбирать,За него в небесах выбирали.
Вне игры! От урывков, заплат,Ожиданья постыдной расплаты…Перед тем, кто кругом виноват,Сразу сделались все виноваты.Умирать — не в холодном поту,Не на дне, не измучась виною,Покупая себе правотуХоть такой, и не худшей ценою,Не в тюрьме, не своею рукой,Заготовив оружье украдкой…Позавидуешь смерти такой —Где тут жизни завидовать сладкой?
Здесь, где каждый кругом виноват,Где должны мы себе и друг другу,Ждем зарплат, ожидаем расплат,—Одиночество ходит по кругу.Здесь, прожив свою первую треть,Начитавшись запретного чтива,Я не то что боюсь умереть,А боюсь умереть некрасиво.
1991 год
«Блажен, кто белой ночью после пьянки…»
Блажен, кто белой ночью после пьянки,Гуляя со студенческой гурьбой,На Крюковом, на Мойке, на ФонтанкеХоть с кем-нибудь, — но лучше бы с тобой,—
Целуется, пока зарею новойПылает ост, а старой — тлеет вестИ дух сирени, белой и лиловой,—О перехлест! — свирепствует окрест.
…Век при смерти, кончается эпоха,Я вытеснен в жалчайшую из ниш.Воистину — все хорошо, что плохоКончается. Иначе с чем сравнишь?
1996 год
