Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)
1911
Ящеры
О ящеры-гиганты, не бесследноВы — детища подводной темноты —По отмелям, сверкая кожей медной,Проволокли громоздкие хвосты!
Истлело семя, скрытое в скорлупыЧудовищных, таинственных яиц, —Набальзамированы ваши трупыПод жирным илом царственных гробниц.
И ваших тел мне святы превращенья:Они меня на гребень вознесли,И мне владеть, как первенцу творенья,Просторами и силами земли.
Я — зверь, лишенный и когтей и шерсти,Но радугой разумною проникВ мой рыхлый мозг сквозь студень двух отверстийПурпурных солнц тяжеловесный сдвиг.
А все затем, чтоб пламенем священнымЯ просветил свой древний, темный духИ на костре пред богом сокровенным,Как царь последний, радостно потух;
Чтоб пред его всегда багряным троном,Как теплый пар, легко поднявшись ввысь,Подобно раскаленным электронам,Мои частицы в золоте неслись.
Махайродусы[227]
Корнями двух клыков и челюстей громадныхОттиснув жидкий мозг в глубь плоской головы,О махайродусы. владели сушей выВ третичные века гигантских травоядных.
И толстокожие — средь пастбищ непролазных,Удабривая соль для молочайных трав,Стада и табуны ублюдков безобразных,Как ваш убойный скот, тучнели для облав.
Близ лога вашего, где в сумрачной пещереЖелудок страшный ваш свой красный груз варил,С тяжелым шлепаньем свирепый динотерий[228]От зуда и жары не лез валяться в ил.
И, видя, что каймой лилово-серых ливнейЗатянут огненный вечерний горизонт,Подняв двупарные раскидистые бивни,Так жалобно ревел отставший мастодонт.
Гудел и гнулся грунт под тушею бегущей,И в свалке дележа, как зубья пил, клыки,Хрустя и хлюпая в кроваво-жирной гуще,Сгрызали с ребрами хрящи и позвонки.
И ветром и дождем разрытые долиныДавно иссякших рек, как мавзолей, хранятПод прессами пластов в осадках красной глиныКостей обглоданных и выщербленных склад.
Земля-владычица! И я твой отпрыск тощий,И мне назначила ты царственный удел,Чтоб в глубине твоей сокрытой древней мощиОгонь немеркнущий металлами гудел.
Не порывай со мной, как мать, кровавых уз,Дай в танце бешеном твоей орбитной цепиИ крови красный гул, и мозга жирный грузСложить к подножию твоих великолепий!
1911
ИЗ СБОРНИКА «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ»
(1918)
«Подсолнух поздний догорал в полях…»
Подсолнух поздний догорал в полях,И, вкрапленный в сапфировых глубинах,На легком зное нежился размахПоблескивавших крыльев ястребиных.
Кладя пределы смертному хотенью —Казалось — то сама судьба плылаЗа нами по жнивью незримой теньюОт высоко скользящего крыла.
Как этот полдень — пышности и лениИсполнена, ты шла, смиряя зной.Лишь платье билось пеной кружевнойО гордые и статные колени.
Да там в глазах под светлой оболочкой,На обреченного готовясь пасть,Средь синевы темнела знойной точкой,Поблескивая, словно ястреб, — страсть.
1916
Сибирь
Художнику Льву Бруни[229]
Железносонный, обвитыйСпектрами пляшущих молний,Полярною ночью безмолвнейОбгладывает тундры океан Ледовитый.И сквозь ляпис-лазурные льды,На белом погосте,Где так редки песцов и медведей следы,Томятся о пламени залежи рудыИ о плоти мамонтов желтые кости.Но еще не затихТаящийся в прибое лиственниц и пихтОтгул отошедших веков, когдаРжавокосмых слонов многоплодные стада,За вожаком прорезывая кипящую пену,Что взбил в студеной воде лосось,Относимые напором и теченьем, вкосьМедленно переплывали золотоносную Лену.И, вылезая, отряхивались и уходили в тайгу.А длинношерстный носорог на бегу,Обшаривая кровавыми глазками веки,Доламывал проложенные мамонтом просеки.И колыхался и перекатывался на коротких стопах.И в реке, опиваясь влагой сладкой,Освежал болтающийся пудовой складкой,Слепнями облепленный воспаленный пах…А в июньскую полночь, когда размолотИ расплавлен сумрак и мягко куетСветозарного солнца электрический молотНа зеленые глыбы крошащийся лед, —Грезится Полюсу, что вновь к немуЛастятся, покидая подводную тьму,Девственных архипелагов коралловые ожерелья.И ночами в теплой лагунной водеДремлют, устав от прожорливого веселья,Плезиозавры,Чудовищные подобия черных лебедей.И, освещая молнией их змеиные глаза,В пучину ливнями еще не канув,Силится притушить, надвигаясь, грозаВзрывы лихорадочно пульсирующих вулканов…Знать, не зря,Когда от ливонских поморийСамого грозного царяОтодвинул Стефан Баторий[230], —Не захотелось на красной площади в МосквеЛечь под топор удалой голове,И по студеным омутам ИртышаПредсмертной тоскою заныла душа…Сгинул Ермак,Но, как путь из варяг в греки,Стлали за волоком волок,К Полюсу под огненный пологТекущие разливами реки.И с таежных дебрей и тундровых полейСобирала мерзлая земля ясак —Золото, мамонтову кость, соболей.Необъятная. Пало на долю твою —Рас и пустынь вскорчевать целину,Европу и Азию спаять в однуЕвразию — народовластий семью.Вставай же, вставай,Как мамонт, воскресший алою льдиной,К незакатному солнцу на зов лебединый —Ледовитым океаном взлелеянный край!
1916
МИХАИЛ КУЗМИН[231]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «СЕТИ»
(1908)
Мои предки
Моряки старинных фамилий,влюбленные в далекие горизонты,пьющие вино в темных портах,обнимая веселых иностранок;франты тридцатых годов,подражающие д'Орсе и Брюммелю,[232]внося в позу дендивсю наивность молодой расы;важные, со звездами, генералы,бывшие милыми повесами когда-то,сохраняющие веселые рассказы за ромом,всегда одни и те же;милые актеры без большого таланта,принесшие школу чужой земли,играющие в России «Магомета»[233]и умирающие с невинным вольтерьянством;вы — барышни в бандо[234],с чувством играющие вальсы Маркалью,вышивающие бисером кошелькидля женихов в далеких походах,говеющие в домовых церквахи гадающие на картах;экономные, умные помещицы,хвастающие своими запасами,умеющие простить и оборватьи близко подойти к человеку,насмешливые и набожные,встающие раньше зари зимою;и прелестно-глупые цветы театральных училищ,преданные с детства искусству танцев,нежно развратные,чисто порочные,разоряющие мужа на платьяи видающие своих детей полчаса в сутки:и дальше, вдали — дворяне глухих уездов,какие-нибудь строгие бояре,бежавшие от революции французы,не сумевшие взойти на гильотину —все вы, все вы —вы молчали ваш долгий век,и вот вы кричите сотнями голосов,погибшие, но живые,во мне: последнем, бедном,но имеющем язык за вас,и каждая капля кровиблизка вам,слышит вас,любит вас;и вот все вы:милые, глупые, трогательные, близкие,благословляетесь мноюза ваше молчаливое благословенье.
Май 1907
