Мария Петровых - Стихи
Из польской поэзии
Болеслав Лесьмян
(1877–1937)
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Мерцаньем звезднымСнега полны.В кольце морозномРога луны.
Снежинки с лёту —Одна к одной —Берут в тенётаПростор степной.
Им любо прядатьВ немой содом,Заборы прятатьВо мхе седом.
Им только вниз быВсем блеском тьмыВрываться в избы:«А вот и мы!»
Покинув зимнийНадземный мир,Врываться в дымныйХмельной трактир.
Метель кружится,И нет дорог.Чуть золотитсяРаспятый Бог.
В слепом усердьеСнега — вразброс,И сад в предсмертье —Без лоз, без роз!
В гордыне странной,Глушащей стон,Сквозь тьму бурьянаИдет мой сон…
НА СОЛНЦЕ
Дыша покоем дня,Недвижен пруд зеленый.Свисает хмель с плетня,Иссохший, пропыленный.
Средь лужи, в колеях, —Отображенья тына,Гусиной шеи взмах,Березы половина.
Во всю длину забор,Дневным лучом разъятый,На ближний косогорЛег тенью полосатой.
Я лажу частокол,Я веять жито буду.Я в этот мир пришелИ не стремлюсь отсюда!..
ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ
Первая, жужжа, проснулась муха,Первый лист пробился, осмелев,Первый дождь мне барабанит в ухоПогромыхивающий напев.
Грохотанье выдоха и вдоха…Кто поймет, — где взялся звук такой?Ливень, расплясавшийся под грохот,Бьется оземь плещущей башкой.
Но уже стихает плескот пенный,В небе — отзвук грома меж зарниц,А в разрывах тучи — даль вселенной,Нету ей пределов, нет границ.
Солнце, раздробись на мокрых стеклах,Золотится нивой на полу,Отраженья окон в стенах блеклых,Множась, бродят от угла к углу.
Кто-то в сад толкнул калитку резко,С треском рухнула она средь трав.Чью-то руку утром, полным блеска,Я благословляю, не узнав.
«В этом душном малиннике, тесном, высоком»
В этом душном малиннике, тесном, высоком,Скрылись мы ото всех, забрались в сердцевинуИ срываем поспевшую за ночь малину.Рдеют пальцы твои, орошенные соком.
Гневный шмель разгуделся, пугая травинки,Хворый лист, весь в нарывах, на солнышко вылез,В паутинных лохмотьях алмазы искрилисьИ какой-то жучок скрылся, пятясь на спинке.
Все стихало мгновенно в зеленом заслоне,Лишь когда я с ладони твоей обагреннойБрал малину губами, вдыхая влюбленноЗапах ягод сквозь благоуханье ладони.
Первой ласки посредницею молчаливойОказалась малина, — той ласки без слова,Что, собой изумясь, хочет снова и сноваПовторяться бессчетно, себе лишь на диво.
И в одно из мгновений, всех прочих всевластней,Ты ко лбу моему прикоснулась губами,Я схватил твои руки, и ты предалась мне,А малинник был всюду — вкруг нас и над нами.
СОЛДАТ
Воротился служивый из похода весною —Колченогий, недужный, с перебитой спиною.
Был он пулями злыми исхлестан, простеган,Не ходил он иначе как только с подскоком.
Стал потешником горя, скоморохом недоли,Забавлял мимо шедших каждым вывертом боли,
И страданий притопом, и печалей приплясом,И замедленной муки лихим выкрутасом.
Дотащился до дому: «Эй, проваливай живо.Не работник ты в поле, хоть и скачешь ретиво!»
Он добрался до кума, что в костеле звонарил,Тот узнать не подумал, было чуть не ударил.
Постучался он к милой, а та рассмеяласьИ плечами и грудью, хохоча, сотрясалась.
«Как в постели с калекой танцевать мне до смерти?Лишь на треть человека, а прыжков на две трети!
Мне твои переплясы не милы, не любы,На усах твоих жестких не уснут мои губы!
За тобой не угнаться, скачешь к самому небу!Уходи куда знаешь, не кляни и не требуй!»
Вдаль пошел по дороге и пришел он к распятью:«Иисус деревянный, не возьму я в понятье. —
Чьей рукой, точно на смех, ты вытесан, Боже?Красоты пожалели и дерева тоже.
Кто тесал твои ноги, безумец незрячий?Ходишь, видно, вприскочку, не можешь иначе.
Ты такой никудышный, такой колченогий, —Мне товарищем добрым ты был бы в дороге».
Слыша это, распятый на землю спустился.Тот, кто вытесал бога, знать, рассудка решился:
Руки — левые обе, ноги — правые обе.…Как ходить, Иисусе, при твоем кривостопье?
«Я из хворой сосенки, но хожу я не худо,Вечность пехом пройду я, недалеко дотуда.
Мы пойдем неразлучно единой дорогой —Что-то от человека и что-то от Бога.
Можно горем делиться, мы разделим увечье,Изубожены оба рукой человечьей.
Подопрешь меня телом, а тебя я сосною.Пусть вершится, что должно, над тобою и мною!»
Взявшись за руки крепко, пошли без промешкиТо неспешным подскоком, то хромою пробежкой.
Сколько времени длилось пребыванье в дороге?Где часы, что отмерят безмерные сроки?
Дни сменялись ночами, исчезая в безвестье,Миновало бесполье, безречье, безлесье,
Вдруг нагрянула буря, все во мраке пропало,И ни проблеска солнца, ни звездочки малой…
Кто там, ночью идущий по вьюжным наметам,Так божественеет, человечнеет — кто там?
Два господних калеки, два миляги — вот кто это,Шли какой-то припляскою в мир не какой-то.
И один шел в веселье, другой в беспечалье —Возлюбили друг друга и счастливы стали.
Ковыляли на пару, плелись как попало,И никто не постигнет — что в них так ковыляло?
Колтыхали вприскочку, нескладно, нелепо,И вот доскакали до самого неба!
ВЕЧЕРОМ
Уже темнело, темнело,Заря в лесу догорела,Дневной остывает жар.Спускались мы тропкой длиннойВ повитый туманом яр,Заросший калиной.
Из дали идет, из далиТот мрак, где цветы пропали.Чуть дышит сонная цветь.Коснулась ты, как в испуге,Руки моей, чтоб согретьОзябшие руки.
С нежностью, нежностью тайнойГлядим в этот мрак бескрайный.Двоих забредших впотьмахВ осенних полей безбрежностьНе сблизят ни скорбь, ни страх, —Одна только нежность!
ВО СНЕ
Ты в странном сне меня звалаС собой во мрак небесный.Мы вместе мчимся. Мгла и мгла.Бог, темнота и бездны.
Летим в верховья темноты,Пронзенной молний светом.«Я только сон твой, — шепчешь ты, —Не забывай об этом!..»
Забуду ль!.. Мчимся в вышинеДо неизвестной меты.О, как ты худо снишься мне!Моя живая, где ты?
ЗАКЛЯТЬЕ
