Константин Симонов - Собрание сочинений. Том 1
«Сколько б ни придумывал фамилий…»
Сколько б ни придумывал фамилийМертвым из моих военных книг,Все равно их в жизни хоронили.Кто-то ищет каждого из них.
Женщина из Тулы ищет брата,Без вести пропавшего в Крыму.Видел ли я сам того солдатаВ час, когда явилась смерть к нему?
И в письме из Старого Оскола,То же имя вычитав из книг,Детскою рукою пишет школа —Не ее ли это ученик?
Инвалид войны из той же ротыПо приметам друга узнает, —Если сохранилось его фото,Просит переснять.И деньги шлет.
А в четвертом, кратком, из Тагила,Просят только верный адрес дать:Сын к отцу желает на могилу,Не успев при жизни повидать…
Взял я русское простое имя,Первое из вспомнившихся мне,Но оно закопано с другимиСлишком много раз на той войне.
На одну фамилию — четыреГолоса людских отозвалось…Видно, чтобы люди жили в мире,Нам дороже всех платить пришлось!
Получаю письма… получаю…Снова, виноватый без вины,На запросы близких отвечаюДвадцать лет, — как политрук с войны…
1971«Тот самый длинный день в году…»
Тот самый длинный день в годуС его безоблачной погодойНам выдал общую бедуНа всех, на все четыре года.
Она такой вдавила следИ стольких наземь положила,Что двадцать лет и тридцать летЖивым не верится, что живы.
А к мертвым, выправив билет,Все едет кто-нибудь из близких,И время добавляет в спискиЕще кого-то, кого нет…И ставит, ставит обелиски.
1971«Навеки врублен в память поколений…»
Навеки врублен в память поколенийТот год в крови,Тот снегИ та страна,Которой даже мысль была странна —Что можно перед кем-то — на колени.Страна, где жилИ где не умер Ленин.Хоть помним и другие имена,И в чем — заслуга их,И в чем — вина.
1971«Преуменьшающий беду…»
Преуменьшающий беду,Чью тяжесть сам он понимает,По чуть схватившемуся льду —Бегущего напоминает.
Скользит, подыскивая слово,Чтоб не сказать — ни «нет», ни «да»,А там, внизу, течет суровоИстории тяжелая вода…
1971«Вновь, с камнем памяти на шее…»
Вновь, с камнем памяти на шее,Топлю в себе — тебя, война,Но, как в затопленной траншее,Опять всплываешь ты со дна.
На лицах этих старых женщин,В курортном этом городке,Где с каждою — мертвец повенчан,Когда-то, где-то, вдалеке.
И — сквозь старушечьи загары,Косметик поздние цветы,В ее чертах — его черты,Той смерти миг, тех бомб удары.
……………………………………………
Война… Как эти вдовы, с нею,Наверное, повенчан я.И ни короче, ни длиннее —Срок давности — вся жизнь моя.
1971* Не лги — анатом!
Не лги — ана́том!Скажи — патолог:Раз путь наш долог —Смерть вышлют на дом?
Исчадье адаИль божий агнец —Всем вышлют на дом —Таков диагноз?
А если — в поле?А если — пуля?— То божья воля,Его пилюля!
1973* «Осень, ветер, листья — буры…»
Осень, ветер, листья — буры.Прочной хочется еды.И кладут живот свой курыНа алтарь сковороды.
И к подливам алычовым И к осеннему вину Что добавить бы еще вам? Лошадь? Женщину? Войну?
Позднее киплингианствоНам под старость не к лицу.Время есть. И есть пространство.Только жизнь идет к концу.
И последние стаканы, К юности своей жесток, Пью за скулы океана — Не за Запад и Восток.
1973* «То недосуг самих себя чинить…»
То недосуг самих себя чинить,То в спешке чью-то гибель провороним.Не оттого ль так часто и хороним,Что некогда друг друга хоронить.
1974* НЕ ТУТ, ТАК ТАМ…
Все было: страшно и нестрашно,Казалось, что не там, так тут…Неужто под конец так важно:Где три аршина вам дадут?
На том ли, знаменитом, тесном,Где клином тот и этот свет,Где требуются, как известно,Звонки и письма в Моссовет?
Всем, кто любил вас, так некстатиТот бой, за смертью по пятам!На слезы — время им оставьте,Скажите им: не тут — так там…
1974* «Самих себя, да и печать…»
Самих себя, да и печать,Нам научить бы отличать:ПервымговорящегоОт Впередсмотрящего.
1975* «Кто в будущее двинулся, держись…»
Капитану В. В. Михайличенко
Кто в будущее двинулся, держись,Взад и вперед,Взад и вперед до пота.Порой подумаешь:Вся наша жизньСплошная ледокольная работа.
1975* «Вот тебе и семьдесят, Самед!»
Памяти Самеда Вургуна
Вот тебе и семьдесят, Самед!Молодому, дерзкому и нежному.Все не верю, вот уж двадцать лет,Что нельзя обнять тебя по-прежнему.
Есть ушедшие давным-давно,На кого и до сих пор надеемся,С кем, с живым ли, с мертвым — все равно, —Хлебом правды по привычке делимся…
1976* ОПЫТ ВЕРЛИБРА
…Верлибр (фр.) — термин, определяющий широкий и недостаточно ясно очерченный круг явлений в стихосложении XX в.
К. Л. Э., т. VI, стр. 709Сегодня, перед обедом, пятого сентября,Я, находясь в Турции, Вернее, в ее территориальных водах,Решил, что годы идутИ, чтобы успеть сочинитьПобольше стихов на разные темы,Мне пора прощаться с рифмами.Боже мой, сколько времениЯ угробил на их поиски,Считал, что ищу свои,А находил чужие.Чаще всегоТак оно и бывает,Только не все признаются.
То ли дело верлибрС его изумительным принципом:«В огороде бузина,А в Киеве дядька»,Который теперь называется«Потоком сознания»! Взяв его за основу, Остается только разбить Все, что придет в голову, На строчки разной длины, Вот вам и верлибр!
Мы стоим в бухте Книдас,Боясь ветраИ не боясь радио,Обрывки которого он доносит,Обрывки лжиИ обрывки правды…А у хижины, сложенной из остатковГреческого театра,Мальчик борется с ветром,Таща на веревке козла.Козел старый, скорее всего родившийсяЕще при императоре Адриане,А мальчик маленький.И ветер каждый раз захлопываетДверь хижиныПеред самым носом,А точнее — перед самой бородой козла.Нас пятеро — двое турокИ трое русских,Один из них — я, с татарской кровью в жилах,Что, впрочем, не имеет ни малейшего отношенияНи к последующему,Ни к предыдущему.
Нам всем одинаковоНадоел ветерИ надоела вода,Но, к счастью, не надоелоИ никогда не надоест есть,Тем более что капитан нашей моторкиГотовит прекрасные турецкие блюдаНа таком оливковом масле,Что хочется облизать пальцыСвоиИ даже чужие.И вдобавок оказывается,Что турецкая ракия —Прекрасная вещь для моей печени,Особенно если ее в меру, до белизныРазбавлять холодной водой.Ракию, разумеется,А не печень.Капитан удивляется ветру,Слишком раннемуДля этого времени года,И вспоминает, как в этой же бухтеСидел из-за ветра английский посол.Но это было попозже,В конце октября.Бедняга, — думаю я о после, —Наверно, сидел тут без телефонаИ волновался, как там его правительствоБез его информации.А мы ничего, не волнуемся,Сидим себе и сидимИ думаем только — хватит ли харчаЕще на неделю стоянки.Так мы живем,Таковы мои наблюденияИ мысли,Если их можно назвать мыслями.Однако в конце для приличияНадо что-то сказать и о вечности.Вечность — и слева, и справа,Остатки домов такого-то века,И остатки храмов такого-то,И в этих остатках вечностиКто-то опять копается,На этот раз, кажется, действительно археологи.Позавчера мы тоже ходили по вечностиВместе со стражником в формеИ со словом «музей» на околыше старой фуражки.Музей когда-нибудь будет,Хотя иностранцы уже укралиДве головы, мужскую и женскую,Обе — мраморные,И один подсвечник,Если не врут — золотой.Вечность слева и справа,А прямо по носу моторкиТоже вечность, домишкоС небрежно написанным рыжею краскойВечным, как мир, словом:«Restorant».Если ветер продолжитсяИ у нас не хватит еды,Мы сядем в яликИ посетим эту вечность.Самую реальную из всех.Такие, как эти, стихи можно писать бесконечно,Но бумага кончается — и это, увы, реальность,Жестокая, если угодно.Если бы я писал это в рифму — ушло бы дней пять,А так — меньше часа,Даже жаль, что так быстро,А еще далеко до обеда…
* * *И если какой-нибудь нашОтсталый редакторНе согласится считатьЭто стихами —Отдам их другому,Более прогрессивному,Как сделанный мною подстрочникДля будущего переводаС русского на турецкий,Или наоборот.Или еще с какого-тоНа еще какой-то.В общем — чтоб не пропало!Не знаю, как с этим в Турции,Но у нас один из поэтовУверял меня, что другойИменно так и делает,В связи с недостатком времени,А также из гуманизма:Во избежание простоевУ своих переводчиков…
1976ПОЭМЫ
