Борис Слуцкий - Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972
ВОСТОЧНЫЕ МУДРЕЦЫ И ВОСТОЧНЫЕ УМНИКИ
Преуспевали восточные мудрецы.Везде поспевали восточные мудрецы.Покуда восточного умника били нещадно,сие воспевали восточные мудрецы.
А умник восточный лечил изувеченный зад,избитый толково, и тщательно, и жестоко,и думал тихонько про то мировое «Назад»,которое совпадало с понятьем Востока.
Восточная мудрость легко обошлась без ума,легко обошла его жесткие правила,и вечное лето, суровое, как зима,Востоком жестоко и солнечно правило.
И вечная Лета, нирвана, как там говорят,арык тепловатый, с проточной водой грязноватой,омыла Восток, все грязные ноги подряд,и рваным халатом, подбитым просаленной ватой,укрылся Восток.
«Богатому кажется: бедному проще…»
Богатому кажется: бедному проще.Живому кажется: мертвому легче.А бедный и мертвый голы и босы,и тонны земли давят на плечи.
Они завидуют богатым,которые завидуют бедным.
Эта самая завистьвызывает такую ненависть,что даже камень на братской могилеприподнимается, словно дышит.
«В революцию, типа русской…»
В революцию, типа русской,лейтенантам, типа Шмидта,совершенно незачем лезть:не выдерживают нагрузки,словно известняк — динамита,их порядочность, совесть, честь.
Не выдерживают разрыва,то ли честь, то ли лейтенанты,чаще лейтенанты, чем честь.Все у них то косо, то криво,и поэтому им не надо,совершенно не надо лезть.
Революциям русского типа,то есть типа гражданской войнывовсе не такие типы,не такие типы нужны,совершенно другие типыреволюции русской нужны.
«То ли мята…»
То ли мята,то ли рута,но примятаочень круто.
Словно тракторныетракиперетаптывалитравки,
а каткамипаровымиих толкалии давили.
Скоро ли она воспрянет,глину сохлую проклюнет,и зеленым глазом глянет,и на все, что было, — плюнет?
ПРАВОТА
— Сшибу и буду прав! —мне заявил шофер,своих законных правценитель с давних пор.
Обязанности неценил настолько он.— Сшибу! — сказал он мне. —И за меня закон!
— Сшибу, — сказал, — собью,не буду отвечать! —И правоту своюстал кожей излучать,
глазами испускать,цедить через уста.— Тащить и не пущать! —орала правота,
серчала: осади!кричала: я ваш бог!А на ее грудизначок был: голубок.
«Жестокие пословицы Руси…»
Жестокие пословицы Руси, —чем объяснить их гнев и скрежетанье?Их выдумали, верно, карасина сковородке, караси в сметане.
Их выдумали, верно, палачиусталые после работы алой.Пословицы послушай и молчи —ты тоже от всего того усталый.
«— Люди! Любите друг друга!..»
— Люди! Любите друг друга! —сказано было давно.Люди не любят друг друга.Им — все равно.Или любят толькособственную семью,или свою деревню,или работу свою.Не получился, не вышелэксперимент «любовь»,вскоре, наверно, поставятновый, другой, любой.
ПРЕИМУЩЕСТВА И НЕДОСТАТКИ ОБЪЕМА
Все десятилетия — великие.Как ни кинешь — всюду рост, подъем.Может быть, последняя религия,где поклоны бьем тебе, объем.
Может быть, покрепче католичества,православия правей, славнейта, увеличения количествавозгласившая, и все, что в ней:
космос без небес, но с бесконечностью.Миллионов, миллиардов вали навал нулей. Конечно,также единиц навал.
Как просторны храмы у объема!Как безлики лики у него!Как похоже Всё на Ничего!Лучше уж в пределах окоема.
«История утомила природу…»
История утомила природу,надоела, осточертела.Что-то новое захотелонаше небесное тело,что-то небывалого рода,неописанного жанра,но горячее, с пылу с жару,пусть пропущенное в анналах,но замеченное в каналахМарса или владениях лунных.Это интересует юных,молодых, а также зрелых,пожилых, а также старых.Что-то вроде небесных тарелок,в мировых летящих пожарах.А история — утомила:ее войны, перевороты, —видно, человечество билослишком часто в свои ворота.
ЕВГЕНИЙ
С точки зрения Медного Всадникаи его державных копытэтот бедный Ванька-Невстанькавпечатленья решил копить.
Как он был остер и толков!Все же данные личного опытаповерял с точки зрения топота,уточнял с позиций подков.
Что там Рок с родной стороноюни выделывал, ни вытворял —головою, а также спиноюпонимал он и одобрял.
С точки зрения Всадника Медного,что поставлен был так высоко,было долго не видно бедного,долго было ему нелегко.
Сколько было пытано, бито!Чаще всех почему-то в негогосударственное копытобило.Он кряхтел, ничего.
Ничего! Утряслось, обошлось,отвиселось, образовалось.Только вспомнили совесть и жалость —для Евгения место нашлось.
Медный Всадник, спешенный вскоре,потрошенный Левиафан,вдруг почувствовал: это гореискренне. Хоть горюющий пьян.
Пьян и груб. Шумит. Озорует.Но не помнит бывалых обид,а горюет, горюет, горюети скорбит, скорбит, скорбит.
Вечерами в пивной соседнейэтот бедныйи этот Медный,несмотря на различный объем,за столом восседают вдвоем.
Несмотря на судеб различность,хвалят культи хвалят личность.Вопреки всему,несмотряни на чтоговорят: «Не зря!»
О порядке и дисциплинеМедный Всадник уже не скорбит.Смотрит на отпечаток в глинечеловеческоймедных копыт.
«Горлопанили горлопаны…»
Горлопанили горлопаны,голосили свои лозунга́, —а потом куда-то пропали,словно их замела пурга.
Кой-кого замела пурга,кое-кто, спавши с голоса вскоре,ухватив кусок пирога,не участвует больше в споре.
Молчаливо пирог жуетв том углу, где пенсионеры.Иногда кричит: «Во дает!» —горлопанам новейшей эры.
ОБЕ СТОРОНЫ ПИСЬМЕННОГО СТОЛА
Все выходят на пенсию — обе стороны, эта и та,и вопросы на следствии, и ответы на следствии,и подводится жирная окончательная чертастародавнего бедствия,постарения общего вследствие.
У обеих сторон уже нету зубов —и у той, где повыпали,и у той, где повыбили.Обе стороны в вихре обычных заботпродвигаются в сторону естественной гибели.
По ту сторону зла и, конечно, добра,по ту сторону ненависти, равно как и совести,обе стороны движутся. Кончилось время, пора:постарели они и давно одряхлели их новости.
Настоящее брезгует прошлым своим,а грядущее с полок покуда его не снимает,и последние тайны, которые глухо таим,никого уже болееи покамест ещене занимают.
«Половина лавины…»
