Борис Поплавский - Сочинения
Снежная пудра бульвара
Пудрится снегом бульвар пустойНочью тихо засыпают укусыИ раны от одичавшей жизни злойКогда-то ласковой и золотисто-русойДелает это куртизанка после свиданияЛицо помятое красное, исцарапанное ногтямиЗасыпает слоем пудрыЧтобы опять служить любовным буднямЗавтра опять новые раны следыНа свежем слое снега зачернеют гадкоИ опять, когда уйдут ониОн будет пудриться украдкойСпокойной пудрою молекулТуманных блеск, себя покрывПод фонарем светящий секторСнежинок света молчалив.
Бред
Сегодня мертвецы опять вбивают гвоздив свои большие медные гробыкровавых капель распухнувшие гроздичертят перед глазами красные круги.Смотрите там в углу сидит унылый дьяволи ловит на лету летящий монопланкогда-то был царем и он когда-то правилТеперь унылый черт сошел на задний планКакой-то там мертвец проснулся слишком раноон будит мертвецов соседей по гробамФосфорицитный свет шипя течет из ранытечет и расплывается, загнивши, по губамЯ, кажется, больной и очень слишком нервенЯ, кажется, умру через четыре днянет просто тяжело какой-то орган прерванно как светла и легка душа
«В полдневный час белеет синева…»
Л.К.
В полдневный час белеет синеваВ пыли старьевщик прекращает пеньеМеланхолически дневное синемаЧуть слышным звоном слизывают тени
Внутри рояль играет чуть живойНад призраком какой-то славы прежнейМир на вершине солнечной кривойЗамедлил шаг прислушиваясь к бездне
Больным сердцам мила дневная тьмаНо где-то дальше грохот отдаленныйИ над скольженьем светового днаПо тонкой крыше тает шелест сонный
А вечером прозрачна синеваЛоснится кашель сыростью осеннийИ холодом омытая листваСредь желтых луж бросает ярко тени
Ах молодость тебя нельзя забытьКосой огонь вечерняя погодаИ некуда идти и некого любитьБезделие и жалость без исхода
Всю ночь в кафе под слабый стук шаровО чем Ты пишешь. Утро голубеетИ соловей из глубины дворовПоет таясь как он один умеет
Ах это все не верится ТебеЧто это так что это все что будетВ казарме день играет на трубеИ первые трамваи город будят.
Ветер мирозданья
Адольфу
бессмертному мастеру
гетелберского алтаря
в благодарность
за его восемь картин —
восемь сторон
христианского пентаэдра
Вздыхает сонный полдень над обманом,И никнет чаша дней, лия духи.Бесплатным ядом, голубым туманомСквозь тонкий ледостав цветут стихи.
Ты снишься мне, возлюбленное лоно,Моих первичных лет; давно, давно,Откуда звездный ветер неуклонноСтекает в мир, как новое вино.
В своих волнах неся огни живые,Звенящие цветы святых садов,Согласно опрокинутые выи,Уста, что будут петь средь толстых льдов.
С священных Альп, сквозь реквиум столетий,Сползают плавно ледники огня.В своих хорах поют согласно дети.Работают, ждут праздничного дня.
Когда закат сиреневый ручьямиСлетит к их непокрытым головам.Чтобы они вновь встретились с друзьямиНа высоте, над отраженьем. Там…
Звездный водопад
Адольфу
неизвестному мастеру
гетелберского алтаря
за восемь картин —
восемь окон в Рай и в ад
На высоте, в сиреневых лучах,Спокойно спит твое лицо над миром.Взошел закат, сорвался и зачах.Простила ты и отпустила с миром.
Смотрю, по горло погружаясь в зло,Стоя пятами на кипящем аде,Недвижна Ты, на звездном водопаде,Беззвучно ниспадающем к земле.
Окружена лиловыми кругами,Сияньем голубым, звучаньем крылИ в крепких латах спящими врагамиИ сонмами хвостов, копыт и рыл.
Нисходишь Ты, Ты пребываешь в сферах.Поешь и молча слушаешь зарю,Следишь с высот за шагом Агасфера.Докладываешь обо всем его царю.
Тебе ли он откажет в снисхожденьи!В сиреневом лице твоем весна,Конец и срок невыносимых бденийИ окончательное прекращенье сна.
«Золотая луна всплыла на пруде…»
Золотая луна всплыла на прудеТруба запела о страшном судеТруба палила с пяти часовПроисходила гибель боговОни попадали под выстрел трубыОни покидали свои столыГде пьяная скука ела с ножаМимо пристани медленно шла баржаГород скрывался смеялся пилотИ появлялся плавучий ледДансинг медленно накреняла волнаИм казалось что все это от винаОни танцевали кружась и встречаясьПод пение скрипок и крики чаекС крейсера-призрака выстрел сверкалОн провожал нас в глуби зеркалИ уж мы видели с наших местНад мостиком дансинга Южный КрестУж волны кругом меняли свой цветСо дна океана вставал рассветИ по чистому зеркалу мертвой водыПлыл розоватый и зловещий дымГде мы и что там в дыму ползетЭто белое поле полярный ледЭто шелк непорочных твоих похоронОн окружил нас со всех сторонДруг мой прекрасный ложись на ледСмерть нас розовым солнце<м> ждетМы возлюбили ее вполнеМы изменили родной странеМы целовали ее в челоИ миновали добро и зло
«Отцы об стенку ударялись лбами…»
Отцы об стенку ударялись лбамиРаботали ходили на врагаА мы живем как педерасты в банеХихикая и кашляя слегкаОни трясли красивые оковыИ мыли стекла кровию в домуА я умею только строить ковыИ рассуждать как иегова в дымуНачто тогда ты жил творянин ЛенинИ кровь пролил и класс переменилКогда садясь как дева на колениПотомок твой мешает он был милДа проклят будь тот счастливый холуйКто мирно ест пунцовую халвуИ говорит военный труд оконченПоджаривайся жизнь круглясь как мягкий пончик*Актер упал но роль еще живетОна о новом теле вопиетНегромкими но страшными словамиЕще молчит непробужденный мирВсегдашно сторожим златыми львамиИ тихо над пустыми головамиСмеется опрокинутый кумир.
1926
«Луна богов луна богиня смерти…»
Луна богов луна богиня смертиВокруг луны кружит корабль летВ окно смеются завитые чертиНа дне души горит душа зимойЛуна во всем она горит во взглядеЯ предан ей я стал луною самИ фиолетовой рукой богиня гладитМеня во сне по жестким волосам
«Качались мы, увы, но не встречались…»
Качались мы, увы, но не встречались,Таинственно качание сюда.Туда мы с искренним привольем возвращались;В строй становились мирно, как года.Безмерно удивлялись: разве этоТа родина, которая? та? ту?Но уходило прочь земное лето.Валилось сердце в смертную пяту.Пенился океан цветочным мылом.Вода вздыхала в раковине тая:Ты исчезаешь, ты уходишь, милый,Но мы не отвечали улетая.Кружась не замечали, не смеялись,Не узнавали, умирая, дом.Мы никогда назад не возвращались,Хоть каждый день ко флигелю идем.И так пришли к тебе к тебе бе! бе!Ты слышишь, козы блеют перед смертью;Как розовое милое бебе,Как черные таинственные черти[1].
Париж, август 1925
«Смирение парит над головой…»
Смирение парит над головойВоенною музыкою и зыкомМорение схватило нас хоть войРаспух от страха и жары языкНа сходку сквера мы пришли без зоваУвы должно без голоса уйдемСлова излишние придали форму зобаПолна вся улица она влезает в домДом дом о дверь меня кричу нет домаНе слышат притворяются идутТекут из крана с потолка ползутНастигли завсегдатаи СодомаВисят и тащат по ступеням внизВыводят за плечи как на расстрел на площадьСмеется в воротник и плачет лошадь,Зря подневолье. Я же продолжаю визгОру кричу но чу кругом пустынноПустыня ходят невесомо львыО Лазаре! Я спал! О выли львыНесут для погребения простыни
1925
