Александр Пушкин - Том 1. Стихотворения 1813-1820

Друзьям

В первоначальной (лицейской) редакции стихотворение начиналось стихами:

Среди беседы вашей шумнойОдин уныл и мрачен я…На пир раздольный и безумныйНе призывайте вы меня.Любил и я когда-то с вамиПод звон бокалов пироватьИ гармонически стихамиПиров веселье воспевать.Но пролетел миг упоений,—Я радость светлую забыл,Меня печали мрачный генийКрылами черными покрыл…Не кличьте ж вы меня с собоюПод звон бокалов пировать:Я не хочу своей тоскоюВеселье ваше отравлять.

Конец этой редакции утрачен.

Во второй лицейской редакции стихотворение начиналось:

К чему, веселые друзья,Мое тревожить вам молчанье?Запев последнее прощанье,Уж муза смолкнула моя;Напрасно лиру брал я в рукиБряцать веселье на пирахИ на ослабленных струнахИскал потерянные звуки…Богами вам еще даны

и т. д.

Шишкову*

Лицейская редакция:

Шалун, увенчанный Эратой и Венерой,Ты ль узника манишь в владения свои,В поместье мирное меж Пиндом и Цитерой,Где нежился Шолье с Мелецким и Парни?Тебе, балованый питомец Аполлона,С их пеньем соглашать игривую свирель:Веселье резвое и нимфы ГеликонаТвою счастливую качали колыбель,    И ныне, в юности прекрасной,С тобою верные сопутницы твои.Бряцай, о трубадур, на арфе сладострастной    Мечтанье раннее любви,Пой сердца юного кипящее желанье,Красавицы твоей упорство, трепетанье,Со груди сорванный завистливый покров,    Стыдливости последнее роптаньеИ страсти торжество на ложе из цветов,—Пой, в неге устремив на деву томны очи,    Ее волшебные красы,В объятиях любви утраченные ночи —    Блаженства быстрые часы…Мой друг, она — твоя, она твоя награда,Таинственной любви бесценная отрада!    Дерзну ль тебя я воспевать,    Когда гнетет меня страданье,    Когда на каждое мечтаньеУнынье черную кладет свою печать.Нет, нет! Друзей любить открытою душою,В молчанье чувствовать, пленяться красотою —Вот жребий мой: ему я следовать готов,Покорствую судьбам, но сжалься надо мною,    Не требуй от меня стихов.Не вечно нежиться в прелестном ослепленье,Уж хладной истины докучный вижу свет.По доброте души я верил в упоеньеВолшебнице-мечте, шепнувшей: ты поэт,—И, презря мудрости угрозы и советы,С небрежной легкостью нанизывал куплеты,Игрушкою себя невинной веселил;Угодник Бахуса, с веселыми друзьями,Бывало, пел вино водяными стихами,В дурных стихах дурных писателей бранил,Иль дружбе плел венок — и дружество зевалоИ сонные стихи впросонках величало,И даже — каюсь я — пустынник согрешил,—Я первой пел любви невинное начало,Но так таинственно, с таким разбором слов,    С такою скромностью стыдливой,    Что, не краснея боязливо,Меня бы выслушал и девственный Козлов.Но скрылись от меня парнасские забавы!..    Не долго был я усыплен,Но долго снились мне мечтанья муз и славы,Я строгим опытом невольно пробужден.Уснув меж розами, на тернах я проснулся,Увидел, что еще не гения печать —Охота смертнаяна рифмах лепетать,Сравнив стихи твои с моими, улыбнулся —    И полно мне писать.

К Каверину

Лицейская редакция:

    Забудь, любезный мой Каверин,Минутной резвости нескромные стихи.    Люблю я первый, будь уверен,    Твои гусарские грехи.Прослыть апостолом Зенонова ученья,Быть может, хорошо — но ни тебе, ни мне.    Я знаю, что страстей волненья    И шалости, и заблужденьяПристали наших дней блистательной весне.  Пускай умно, хотя неосторожно,  Дурачиться мы станем иногда —    Пока без лишнего стыда    Дурачиться нам будет можно.    Всему пора, всему свой миг,  Всё чередой идет определенной:    Смешон и ветреный старик,    Смешон и юноша степенный.Насытясь жизнию у юных дней в гостях,Простимся навсегда с веселием шумливым,С Венерой пылкою и с Вакхом прихотливым,    Вздохнем об них, как о друзьях,И старость удивим поклоном молчаливым.    Теперь в беспечности живи,Люби друзей, храни об них воспоминанье,    Молись и Кому и любви,    Минуту юности ловиИ черни презирай ревнивое роптанье.Она не ведает, что можно дружно житьС стихами, с картами, с Платоном и с бокалом,Что резвых шалостей под легким покрываломИ ум возвышенный и сердце можно скрыть.

Дельвигу*

Лицейская редакция:

Блажен, кто с юных лет увидел пред собоюИзвивы темные двухолмной высоты,Кто жизни в тайный путь с невинною душою  Пустился пленником мечты!Наперснику богов безвестны бури злые,Над ним их промысел, безмолвною поройЕго баюкают камены молодыеИ с перстом на устах хранят певца покой.Стыдливой Грации внимает он советыИ, чувствуя в груди огонь еще младой,Восторженный, поет на лире золотой.  О Дельвиг! счастливы поэты!Мой друг, и я певец! и мой смиренный путьВ цветах украсила богиня песнопенья,  И мне в младую боги грудь  Влияли пламень вдохновенья.В младенчестве моем я чувствовать умел,  Всё жизнью вкруг меня дышало,  Всё резвый ум обворожало,И первую черту я быстро пролетел.  С какою тихою красою  Минуты детства протекли;Хвала, о боги! вам, вы мощною рукоюОт ярых гроз мирских невинность отвели,И были дни мои посвящены покою.  Но всё прошло — и скрылись в темну даль    Свобода, радость, восхищенье;    Другим и юность наслажденье:    Она мне мрачная печаль!Так рано зависти увидеть зрак кровавыйИ низкой клеветы во мгле сокрытый яд.  Нет, нет! ни счастием, ни славойНе буду ослеплен. Пускай они манятНа край погибели любимцов обольщенных.    Исчез священный жар!    Забвенью сладких песней дар    И голос струн одушевленных!    Во прах и лиру и венец!Пускай не будут знать, что некогда певец,Враждою, завистью на жертву обреченный,      Погиб на утре лет,    Как ранний на поляне цвет,    Косой безвременно сраженный.И тихо проживу в безвестной тишине;Потомство грозное не вспомнит обо мне,И гроб несчастного, в пустыне мрачной, дикой,Забвенья порастет ползущей повиликой!

В первоначальной редакции после стиха «О, Дельвиг! Счастливы поэты!» находилось семь следующих стихов, впоследствии переделанных в четыре начальных стиха окончательной редакции:

    Певец! в безвестности глухой    Живи под дружественной сенью;Страшись увидеть свет; неопытной душой      Не жертвуй ослепленью!Воспитанный в тиши, не зная грозных бед,    С любовью, дружеством и леньюВ уединении ты счастлив, — ты поэт!

В.Л. Пушкину

Начало и конец лицейской редакции:

Скажи, парнасский мой отец,Неужто верных муз любовникНе может нежный быть певецИ вместе гвардии полковник?Ужели тот, кто иногдаЖжет ладан Аполлону даром,За честь не смеет без стыдаЖечь порох на войне с гусаромИ, если можно, города?Беллона, музы и Венера,Вот, кажется, святая вераДней наших всякого певца.Я шлюсь на русского БуфлераИ на Дениса храбреца,Но не на Глинку офицера,Довольно плоского певца;Не нужно мне его примера…Ты скажешь: «Перестань, болтун!Будь человек, а не драгун;Парады, караул, ученья —Всё это оды не внушит,А только душу иссушит,И к Марину для награжденья,Быть может, прямо за КоцитПошлют читать его творенья.Послушай дяди, милый мой:Ступай себе к слепой ФемидеИль и дипломатике косой!Кропай, мой друг, посланья к Лиде,Оставь военные грехиИ в сладостях успокоеньяПиши сенатские решеньяИ пятистопные стихи;И не с гусарского корнета,—Возьми пример с того поэта,С того, которого рукаНарисовала ЕрмакаВ снегах незнаемого света,И плен могучего Мегмета,И мужа модного рога,Который, милостию бога,Министр и сладостный певец,Был строгой чести образец,Как образец он будет слога».Всё так, почтенный дядя мой,Почтен, кто глупости людскойРешит запутанные споры;Умен, кто хитрости рукойПереплетает меж собойДипломатические вздорыИ правит нашею судьбой.Смешон, конечно, мирный воин,И эпиграммы самой злойВ известных «Святках» он достоин.Но что прелестней и живей

и т. д.