Редьярд Киплинг - Избранные стихи из всех книг
Маяковский столь же верно служил своей общественной системе, как Киплинг своей. Только оба они по некоему довольно наивному идеализму далеко не все в соответствующих действительностях принимали. Но ведь оба хотели — каждый свою — систему улучшить до уровня идеальной! А такое «ремонтничество» искренних и честных сторонников любой системы ею всегда воспринимается в штыки, да и куда агрессивнее, чем открытая вражда политических противников!
Киплинга с Маяковским роднит не только бунтарство и желание эпатировать, прежде всего их роднит отношение к языку. Оба они широко открыли ворота разговорному языку улицы и многим другим языковым пластам, которым до них в литературу был «вход воспрещен»…
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,Из роз и соловьев какое-то варево,Улица корчится безъязыкая —Ей нечем кричать и разговаривать!»
(«Облако в штанах»)
Кстати, такие свободные отношения с родным языком нередко дразнят гусей куда сильней, чем разрушительные идеи.
5.
Киплинг, несомненно, был империалистом. Только это слово в применении к Киплингу никогда не включало в себя презрения к местному населению.
В его произведениях, и прозаических, и поэтических отчетливо возникают две связанные с колониями темы: первооткрывательство и современные ему колониальные войны. Он ощущает себя гражданином империи, и в его жизненных установках несомненно присутствует желание сохранить империю, доставшуюся британцам от отцов и дедов.
Но сначала о первооткрывателях. О них Киплинг написал немало стихов. Он рассказывал о подвигах искателей приключений, бродяг, скитальцев, неутолимо жаждущих свободы и новизны:
Отцы нас благословляли,Баловали как могли, —Мы ж на клубы и мессы плевали:Нам хотелось — за край земли!(Да, ребята),Хоть пропасть — но найти край земли!
..................................................
Край земли — вот наши владенья,Океан? — Отступит и он!В мире не было той заварухи,Где не дрался бы наш легион!
Кто эти люди? Первооткрыватели? Или авантюристы? Они неутомимы и неутолимы. Их много. Они — «легион, неизвестный в штабах», и большей частью открытия они свершают на собственный страх и риск, не ожидая благословения свыше:
Так вот — за Джентльменов Удачи(Тост наш шепотом произнесен),За яростных, за непокорных,Безымянных бродяг легион!Выпьем, прежде чем разбредемся,Корабль паровоза не ждет —Легион, не известный в штабах —Опять куда-то идет.
Это ведь не только те, кто
…ныряли в заливы за жемчугом,Голодали на нищем пайкеНо с найденного самородкаПлатили за всех в кабаке.(Пей, ребята!)
Это и те, кто «дарил» Империи новооткрытые земли, создавая ее по частям. И страсть к приключениям незаметно переходит у Киплинга в призыв к потомкам продолжать отцовское дело, неутомимо создавая по кускам «Империю, над которой никогда не заходит солнце».
Кроме «Потерянного легиона» к такого рода империалистическим стихам относятся и «Песня мертвых», и «За уроженцев колоний», и один из главных киплинговских шедевров — «Песня Банджо». Во всех этих стихах звучат (на заднем плане, но вполне внятно) эпические библейские интонации. К стихам этого рода можно отнести и «Женщину Моря», где тема первооткрывательства слита с мифотворческой тенденцией, весьма заметной в поэзии (а особенно в прозе) Киплинга.
В защите и сбережении Империи Киплинг видит не только верность заветам отцов, но и долг человека и гражданина. В киплинговском мироощущении забота о дальних странах, входящих в Империю, — почетная необходимость. Жителей этих стран нельзя презирать, наоборот, необходимо, как делал это «отъявленный колонизатор Сесиль Родс», вкладывать свой труд и силы в прогресс этих народов. Об этом стихотворение «Бремя белого человека». Альтернативой такому подходу к колониям является «экономическая доктрина» фонвизинской г-жи Простаковой: «научи, братец, как оброк-то взымать, а то мы как семь шкур содрали, так больше ничего-то и взять не можем».
В результате этого подхода лондонские снобы оказываются (парадоксально, но факт!) куда более враждебны Киплингу, чем настоящий военный противник, ну хотя бы дикий суданец Фуззи-Вуззи, которого Киплинг как достойного врага уважает с долей неприкрытого восхищения:
За твое здоровье, Фуззи, за Судан, страну твою,Первоклассным, нехристь голый, был ты воином в бою!За здоровье Фуззи-Вуззи, чья башка копна копной:Чертов черный голодранец, ты прорвал британский строй!
(Пер. С. Тхоржевского)
Со всей обычной для себя яростью поэт выступает против снобизма «верхов», напоминая о долге каждого британца перед Империей. Еще в самых ранних произведениях он сатирически описывает столичных чистоплюев и хвастунов, таких как «Пэджет — член парламента», ничего не смыслящих в жизни колоний, но сующихся всюду со своим мнением:
Член Парламента Пэджет был говорлив и брехлив,Твердил, что жара индийская —«азиатский солнечный миф»…
.....................................
В июне — дезинтерия, вещь простая для наших местСогнулся осанистый Пэджет, стал говорить про отъезд…
(Пер. Е. Витковского)
Киплинг с открытым пафосом, смягченным разве что усмешкой, требует уважения к тем, кто строит и охраняет Империю:
Конечно, презирать мундир, который хранит ваш сон,Стоит не больше, чем сам мундир(ни хрена ведь не стоит он!)Смеяться над манерами подвыпивших солдат —Не то, что в полной выкладке тащиться на парад!
(«Томми», пер. В. Бетаки)
«Казарменные баллады» по сути обращены ко всем строителям империи, к инженерам, офицерам, солдатам, ко всем, кто делает свое дело на своем месте. По традиции различные сборники стихов Киплинга в самых разных английских изданиях открываются прямым обращением — стихотворением «Прелюдия»:
Я делил с вами хлеб и соль…Вашу воду и водку пил,Я с каждым из вас умирал в его часЯ вашей жизнью жил…
Одно из основных свойств личности Киплинга — его не показной, а естественный демократизм, его уважение к человеку, независимо от его происхождения, к человеку «делающему свое дело». Тут уместно вспомнить и «Томми», и «Ганга Дин». Вот начало «Посвящения Т. А.», то есть Томасу Аткинсу, которое открывает книгу «Казарменные баллады»:
Для тебя все песни эти.Ты про них один на светеМожешь мне сказать, где правда, где вранье,Я читателям поведалТвои радости и беды,Том, прими же уважение мое!
Поэт четко определяет свое отношение к людям, с которыми он бок о бок живет и трудится. Он требует уважения и к британскому солдату Томасу Аткинсу, и к индийскому водоносу Ганга Дину, внесшему свой вклад (всего только жизнь!) — в существование все той же Империи. И к бортовому инженеру-механику Мак-Эндрю… И еще — особая для Киплинга тема, — он требует от столичной публики уважения ко всем английским «уроженцам колоний», к «гребцам имперской галеры», таким как он сам и его друзья.
Все более и более требовательно звучало на пороге двадцатого века в европейском обществе требование большей открытости и даже относительной демократизации жизни. У Киплинга это требование появляется в балладах и стихах, где простонародная речь персонажей, рывком обогащая язык, революционизирует и самый стиль произведений. Вот почему, как это ни парадоксально, империализм Киплинга, во-первых, демократичен, а во-вторых, напоминает не только о правах, но куда больше об обязанностях колонизаторов:
Мы выпили за Королеву,Теперь за отчизну пьем,За наших английских братьев.Может, все же, мы их поймем.Поймут и они нас тоже…Но вот, Южный Крест и зашел…За всех уроженцев колоний Выпьем.И — ноги на стол!
За всех уроженцев колоний (встать!)
Итак, «выпили за Королеву» — уважительно, не правда ли? Но с другой стороны, не обращая внимания на традиционное, на такое очень английское уважение к коронованным особам, Киплинг часто пишет стихи, по остроте сатиры напоминающие разве что Свифта, которого викторианцы проклинали не менее старательно, чем Киплинга:
