Джордж Байрон - Шильонский узник
XII
Он ожил, дышит, зрит, внимает;Он деву тихо поднимает,Печали нет, исчез укор.И вся душа в очах сверкает, —И думы тайной полон взор.Как спертый дубамиПоток, разъярясь,Бушует волнами,В долину стремясь;Как ночью зарницыИз тучи блестят, —Сквозь темны ресницыТак очи горят.Ни конь, оживленныйВоенной трубой,Ни лев, уязвленныйВнезапной стрелой,Ни варвар, смятенныйПолночной порой,Страшней не трепещет,Когда вдруг заблещетКинжал роковой.Как он, в пылу любви мятежной,Дрожал при клятве девы нежной,И все, что думал, что таил,В порыве пламенном открыл:«Моя, и будешь ты моею!Моя и здесь, моя и там!Мы клятвой связаны твоею,Она свята обоим нам;Ту клятву, верь, – ее внушилаТебе таинственно любовь.Не знаешь ты, какую кровьОна одна остановила!Но не бледней – тобой, в тебеВсе мило, все священно мне.Я всех сокровищ драгоценных,У Истакара сокровенныхВ пещерах глубоко в земле,За кудри не возьму младые,Небрежно в кольца завитыеНа девственном твоем челе.Как страшно тучи надо мноюСегодня грянули грозою…Мне смел сказать родитель твой,Что вял и робок я душой,Что будто я рожден рабой…Теперь узнает он, надменный,Кто сын рабы его презренной!..Увидит он, таков ли я,Чтоб мог он устрашить меня!И по тебе, быть может, сноваЯ назову его отцом.Но о сердечном, о святомОбете нашем ты ни слова.Известен мне коварный бей…Он смел искать руки твоей!Его чины, его именья, —Плоды неправды, ухищренья.Он с Негропонтских берегов,Не лучше родом он жидов.Но знай, судьба не так сурова,Лишь тайной клятвы не открой,А спор ему иметь со мной!Уж месть на черный день готова —Есть и кинжалы, и друзья…И ты не ведаешь, кто я».
XIII
«Кто ты? О! Что ж ты изменился?Давно ль румяная заряВеселым видела тебя,И вдруг тоскою омрачился;Ты знал, нельзя любви моейНи охладеть, ни быть живей;Дышу надеждою одноюТвой взгляд, улыбку, речь ловить,Тобою сердце веселить,И жить, и умереть с тобою.И, может быть, ночную теньЗа то одно я ненавижу, —Что лишь когда сияет день,Селима я свободно вижу;Целуй меня, целуй, целуйВ уста, и в очи, и в ланиты!Но, ах! Он жжет – твой поцелуй,Пылает в нем огонь сокрытый;Уж и меня объемлет страх,Я вся дрожу и пламенею, —И стелется туман в очах, —И чувствую, что я краснею.Хочу я нежностью живойЛелеять милого покой,С ним разделять и жизнь, и сладость,И бедность весело сносить!..С тобой во всем найду я радость,Лишь бы тебя не пережить…О, нет, нельзя желать СелимуЕще нежнее быть любиму.Любить нежней могу ли я!Но ты и взором, и речамиНаводишь ужас на меня!Что за кинжалы, за друзья?Какая тайна между нами?И клятву наших двух сердецХотя б узнал Яфар угрюмый,Уж над моей сердечной думойНе властен грозный мой отец.Но верь, Селим, моей надежде —Не приневолит он меня!Могу ль я не любить тебя,Тебя, кого любила прежде?С тобою вместе детских днейЧасы веселые летели,С тобой играла в колыбели, —Ты спутник младости моей.Что ж хочешь ты, чтоб мы таилисьВ любви прекрасной и святой,Невинной нашею мечтой,Которой прежде мы гордились?Законы наши, вера, богВелят нам жить безвестно в свете;Но для меня ль пророк был строгВ своем таинственном завете?В уделе, сердцу дорогом,Он все мне дал в тебе одном.Ах! И меня печаль терзала! —Как руку незнакомцу дать?Отцу я все бы рассказала:Но ты, Селим, велишь молчать.С душой неопытной, простою,Ужасен мне обмана вид,И что-то все, грозя бедою,Как тяжкий грех, тебя страшит.Но вот уж кончился джирид,И Чекодар летит обратно,И вот отец с забавы ратной!Боюсь взглянуть я на него…Селим, скажи мне, отчего?»
XIV
«Зулейка, ты спеши укрытьсяВ высоком тереме своем,Я должен, я могу явитьсяПеред разгневанным отцом.Внезапно с берегов ДунаяК нам весть примчалась роковая,Визирь писал, что враг разбит,А сам от гяуров бежит;Но подвигам вождя такогоИ у султана мзда готова!Когда же барабанный бойВоенным ужин и покойС вечерней возвестит зарею,Тогда во тьме, никем незрим,В гарем прокрадется Селим, —И мы уйдем порой ночноюЧрез сад, – на берегу морском,Уединенном и крутом,В тиши беседовать с тобою.Не бойся, будут нас стеречьИ темна ночь, и острый меч. —Гарун за нас, и в час урочный…Решись, Зулейка, не робей!»– «Робеть с тобой!..»– «Иди ж скорей,Гарема ключ в руке моей;Узнаешь ты, во тьме полночной,Мой рок, мой страх, мои мечты.И я не то, что мнила ты».
Песнь вторая
I
Над Геллеспонтом ветер дует,Клубит волнами и бушует,Как бушевал перед грозой,Когда погиб в ночи ужаснойТот юный, смелый и прекрасный,Что был единственной мечтойСестоса девы молодой.Бывало – только лес сгустится,И вещий факел загорится, —Тогда, хоть ветер и шумит,Хоть море гневное кипитИ с пеной к берегу несется,И небо тмится черной мглой,И птиц морских станица вьется,Перекликаясь пред грозой, —Но он смотреть, внимать не хочет,Как небо тмится – вал грохочет,Все факел светится в очах,Звездой любви на небесах;Не шум грозы, но томной девыВсе слышатся ему напевы:«Неси, волна, в полночной тьме,Скорее милого ко мне!»Вот старина, – и нам дивитьсяНе должно ей, – быть может, вновьПылать сердцам велит любовь,И эта быль возобновится.
II
Над Геллеспонтом ветр шумит;Он, волны черные вздымая,Их в море бурное клубит;И, расстилаясь, тень ночнаяНа поле том уже легла,Где так напрасно кровь текла;Скрывают мрачные туманыТу степь, где царствовал Приам;На ней заметны, здесь и там,Одни могильные курганы.Ни ужас битв, ни блеск венца,Ничто б от мрака не спаслосяБез песен нищего слепцаС холмов кремнистого Хиоса.
III
И я был там! И видел яТот брег, мечты священной полный;И я был там… там и меняКипучие носили волны.Певец! Когда ж удастся мне,В твоей минувшего стране,Томиму думою высокой,Бродить опять по тем полям,Где каждый холмик одинокийОстанки славные хранит,И где, как прежде, все шумит,Шумит твой Геллеспонт широкий?И беден, беден тот душой,Кто пред заветной их красою,Певец, рассказ чудесный твойСчитает выдумкой одною!
IV
Оделись волны черной мглой,И с мраком ужас ночь наводит,А над туманною горойЖеланный месяц не восходит.О, Ида! Он с твоих высот,Бывало, свет дрожащий льетНа поле битв; но смолкло поле —И нет на нем тех ратных боле,Которым часто в тьме ночейБыл в гибель блеск его лучей,Лишь пастухи, в их мирной доле,Когда он светит веселей,Пасут стада вокруг могилыТого, кто славен и младой,Сражен дарданскою стрелой,Здесь возвышался холм унылый,Здесь сын Аммона горделивый,Свершая тризну, пировал.Сей холм народы воздвигали;Цари могучие венчали;Но сам курган надменный пал,И в безымянной здесь пустынеПочти от взоров скрылся ныне.О ты, жилец его былой!Как тесен дом подземный твой!Пришлец один на нем мечтаетО том, кого и в гробе нет,И свой задумчивый приветПустынным ветрам поверяет.Наш прах как бы живет в гробах;Но твой – исчез и самый прах.
V
Взойдет, взойдет в свой час урочныйСребристый рог луны полночной,Утешит мирных пастуховИ страх отгонит от пловцов;Но до луны все тьма скрывает;Маяк на взморье не пылает,И в мгле туманной легкий челнНыряет робко между волн.Везде, вдоль берега морского,В домах светилися огни, —Но вот, один после другого,Уже потухнули они.Лишь только в башне одинокойМладой Зулейки свет блестит, —Лишь у нее в ночи глубокой,Лампада поздняя горит,И тускло светит пламень томныйВ диванной, тихой и укромной,Блестя на тканях золотыхЕе подушек парчевых.На них из янтарей душистыхВот четки девы молодой,Которые в молитвах чистыхОна лилейною рукойТак набожно перебирает, —И в изумрудах вот сияетС словами Курзи талисман;Ах, что ж она его забыла!В нем тайная хранится сила,И ей он матерью был дан;И с комболойе вот Коран,Раскрашен яркими цветами;А подле – с пестрыми каймамиТетради песен и стиховСчастливой Персии певцов,И лютня, бывшая подругаЕе веселого досуга, —И вкруг лампады золотойЦветут цветы, благоухая,В фарфоре расписном Китая,И дышат свежею весной! —И пышные ковры Ирана,И ароматы Шелистана,И все здесь дивною красойИ взор, и чувство услаждает.Но что-то тайною тоскойНевольно сердце замирает.Сама где пери? – Где ж она? —И воет ветр, и ночь темна.
VI
