Джордж Байрон - Шильонский узник

XI

Вдруг новое в судьбе моей:К душе тюремных сторожейКак будто жалость путь нашла;Дотоле их душа былаБесчувственней желез моих;И что разжалобило их?Что милость вымолило мне,Не знаю… но опять к стенеУже прикован не был я;Оборванная цепь мояНа шее билася моей;И по тюрьме я вместе с нейВдоль стен, кругом столбов бродил,Не смея братних лишь могилДотронуться моей ногой,Чтобы последния земнойСвятыни там не оскорбить.

XII

И мне оковами прорытьСтупени удалось в стене;Но воля не входила мнеИ в мысли… я был сирота,Мир стал чужой мне, жизнь пуста,С тюрьмой я жизнь сдружил мою:В тюрьме я всю свою семью,Все, что знавал, все, что любил,Невозвратимо схоронил,И в области веселой дняНикто уж не жил для меня;Без места на пиру земном,Я был бы лишний гость на нем,Как облако при ясном дне,Потерянное в вышинеИ в радостных его лучахНенужное на небесах…Но мне хотелось бросить взорНа красоту знакомых гор,На их утесы, их леса,На близкие к ним небеса.

XIII

Я их увидел – и онеВсе были те ж: на вышинеВеков создание – снега,Под ними Альпы и луга,И бездна озера у ног,И Роны блещущий потокМежду зеленых берегов;И слышен был мне шум ручьев,Бегущих, бьющих по скалам;И по лазоревым водамСверкали ясны облака;И быстрый парус челнокаМежду небес и вод летел;И хижины веселых сел,И кровы светлых городовСквозь пар мелькали вдоль брегов…И я приметил островок:Прекрасен, свеж, но одинокВ пространстве был он голубом;Цвели три дерева на нем,И горный воздух веял тамПо мураве и по цветам,И воды были там живей,И обвивалися нежнейКругом родных брегов оне.И видел я: к моей стенеЧелнок с пловцами приставал,Гостил у брега, отплывалИ, при свободном ветеркеЛетя, скрывался вдалеке;И в облаках орел играл,И никогда я не видалЕго столь быстрым – то к окнуСпускался он – то в вышинуВзлетал – за ним душа рвалась;И слезы новые из глазПошли, и новая печальМне сжала грудь… мне стало жальМоих покинутых цепей.Когда ж на дно тюрьмы моейОпять сойти я должен был —Меня, казалось, обхватилХолодный гроб; казалось, вновьМоя последняя любовь,Мой милый брат передо мнойБыл взят несытою землей;Но как ни тяжко ныла грудь —Чтоб от страданья отдохнуть,Мне мрак тюрьмы отрадой был.

XIV

День приходил, день уходил,Шли годы – я их не считал:Я, мнилось, память потерялО переменах на земли.И люди наконец пришлиМне волю бедную отдать.За что и как? О том узнатьИ не помыслил я – давноСчитать привык я за одно:Без цепи ль я, в цепи ль я был,Я безнадежность полюбил;И им я холодно внимал,И равнодушно цепь скидал,И подземелье стало вдругМне милой кровлей… там все друг,Все однодомец было мной:Паук темничный надо мнойТам мирно ткал в моем окне;За резвой мышью при лунеЯ там подсматривать любил;Я к цепи руку приучил;И… столь себе неверны мы! —Когда за дверь своей тюрьмыНа волю я перешагнул —Я о тюрьме своей вздохнул.

1816

Абидосская невеста

Достоуважаемому лорду Холланду

Эту повесть посвящает

С чувством истинного уважения

Его искренно благодарный друг

Турецкая повесть

Перевод И. Козлова

Песнь первая

I

Кто знает край далекий и прекрасный,Где кипарис и томный мирт цветутИ где они как призраки растутСуровых дел и неги сладострастной,Где нежность чувств с их буйностью близка,Вдруг ястреб тих, а горлица дика?Кто знает край, где небо голубоеБезоблачно, как счастье молодое,Где кедр шумит и вьется виноград,Где ветерок, носящий аромат,Под ношею в эфире утопает,Во всей красе где роза расцветает,Где сладостна олива и лимон,И луг всегда цветами испещрен,И соловей в лесах не умолкает,Где дивно все, вид рощей и полян,Лазурный свод и радужный туман,И пурпуром блестящий океан,И девы там свежее роз душистых,Разбросанных в их локонах волнистых?Тот край – Восток, то солнца сторона!В ней дышит все божественной красою,Но люди там с безжалостной душою;Земля как рай. Увы! Зачем она —Прекрасная – злодеям предана!В их сердце месть; их повести печальны,Как стон любви, как поцелуй прощальный.

II

Собрав диван, Яфар седойСидел угрюмо. Вкруг стоялиРабы готовою толпойИ стражей быть и мчаться в бой.Но думы мрачные леталиНад престарелою главой.И по обычаям Востока,Хотя поклонники пророкаСкрывают хитро от очейПорывы бурные страстей —Все, кроме спеси их надменной;Но взоры пасмурны, смущенныЯвляли всем, что втайне онКаким-то горем угнетен.

III

«Оставьте нас!» – Идут толпою. —«Гаруна верного ко мне!»И вот, Яфар наединеОстался с сыном. – Пред пашоюАраб стоит: – «Гарун! СкорейИди за дочерью моейИ приведи ко мне с собою;Но пережди, чтоб внешний дворТолпа военных миновала:Беда тому, чей узрит взорЕе лицо без покрывала!Судьба Зулейки решена;Но ты ни слова; пусть онаСвой жребий от меня узнает».«Что мне паша повелевает,Исполню я». Других нет словМеж властелина и рабов.И вот уж к башне отдаленнойНачальник евнухов бежит.Тогда с покорностью смиреннойВзяв ласковый и нежный вид,Умильно сын к отцу подходитИ, поклонясь, младой СелимС пашою грозным речь заводит,С почтеньем стоя перед ним.«Ты гневен, но чужой виною,Отец! Сестры не упрекай,Рабыни черной не карай…Виновен я перед тобою.Сегодня раннею зарейТак солнце весело играло,Такою светлою красойПоля и волны озаряло,Мой сон невольно от очейБежал; но грусть меня смущала,Что тайных чувств души моейНичья душа не разделяла;Я перервал Зулейки сон, —И как замки сторожевыеДоступны мне в часы ночные,То мимо усыпленных женТихонько в сад мы убежали, —И рощи, волны, небесаКак бы для нас цвели, сияли,И мнилось: наша их краса.Мы день бы целый были радыВдаваться сладостным мечтам,Межнуна сказки, песни СадиЕще милей казались нам, —Как вещий грохот барабанаМне вдруг напомнил час дивана, —И во дворец являюсь я:К тебе мой долг меня приводит.Но и теперь сестра моя —Задумчива – по рощам бродит.О, не гневись! Толпа рабовГарем всечасно охраняет,И в тихий мрак твоих садовЛукавый взор не проникает».

IV

«О сын рабы!» – паша вскричал:«Напрасно я надеждой льстился,Чтоб ты с годами возмужал.От нечестивой ты родился!Иной бы в цвете юных днейТо борзых объезжал коней,То стрелы раннею зареюБросал бы меткою рукою,Но грек не верой, грек душой,Ты любишь негу и покой,Сидишь над светлыми водамиИли пленяешься цветами;Ах! признаюсь, желал бы я,Чтоб, взор ленивый веселя,Хотя б небесное светилоТвой слабый дух воспламенило!Но нет! Позор земли родной!О! если бурною рекойПолки московитян нахлынут,Стамбула башни в прах низринутИ разорят мечом, огнемОтцов заветную обитель!Ты, грозной сечи вялый зритель,Ты лен пряди, – и стук мечейЛишь страх родит в душе твоей;Но сам ты мчишься за бедою;Смотри же, чтоб опять с тобоюЗулейка тайно не ушла!..Не то – вот лук и вот стрела!»

V

Уста Селимовы молчали;Но взор отцов, отцова речьУбийственней, чем русский меч,Младое сердце уязвляли.«Я сын рабы? Я слаб душой!Кто ж мой отец?.. Давно б инойПал мертвый за упрек такой».Так думы черные рождались,И очи гневом разгорались,И гнева скрыть он не хотел.Яфар на сына посмотрел —И содрогнулся… Уж являласьКичливость юноши пред ним;Он зрит, как раздражен СелимИ как душа в нем взбунтовалась.«Что ж ты ни слова мне в ответ?Я вижу все: – отваги нет,Но ты упрям, а будь ты смелыйИ сильный, и годами зрелый,То пусть бы ты свое копьеПереломил – хоть о мое».И взгляд презренья довершаетПаши насмешливый укор;Но дерзкий вид, обидный взорСелим бесстрашно возвращает, —Сам гордо на него глядит,Гроза в очах его горит,И старец взоры опускает,И с тайной злобою молчит.«Он мне рожден для оскорбленья,Он мне постыл со дня рожденья,Но что ж? – Его без силы дланьЛишь серну дикую и ланьРазит на ловле безопасной;Его страшиться мне напрасно.Ему ли с робкою душойЗа честь лететь на страшный бой?Меня кичливость в нем смущает,В нем кровь… чья кровь?.. Ужель он знает?..В моих очах он, как араб,Как в битвах низкий, подлый раб;Я усмирю в нем дух мятежный! —Но чей я слышу голос нежный?..Не так пленителен напевЭдемских светлооких дев.О, дочь! Тобою жизнь яснее.Ты матери своей милее, —С тобою мне, под сумрак лет,Одне надежды, горя нет;Как путника в степи безводнойЖивит на солнце ключ холодный,Так веселит взор жадный мойЯвленье пери молодой.Какой поклонник в поднебеснойПеред гробницею чудеснойПророка пламенней молил!Кто так за жизнь благодарил,Как я за дочь, мою отраду,Его прекрасную награду?Дитя мое… О, сладко мнеБлагословенье дать тебе!»

VI