Семен Кирсанов - Гражданская лирика и поэмы
ЗАКАВКАЗЬЕ
Если б я был пароходомбыстроходным и роста красивого,я всю жизнь черноморскими водамиот Батума б до Сочи курсировал.«Принимаю груз, отдаю концы,молодые борта показываю».И гудят гудки, пристаней гонцы,от Аджарии до Абхазии.Если б я был самолетомдвухмоторным дюралюминиевым,я взлетел бы с моим пилотомна 2000 метров минимум.«А отсюда видна золотая страна,виноградная, нефтяная.И звенит во мне не мотор — струна,крик пропеллера оттеняя».Если был бы я нефтепроводомот фонтанов Баку до Батума,ух, и славно ж бы я поработали об лучшей работе б не думал.«Молодая кровь, золотая нефть,мы родили тебя и выходили.Так теки ж по мне, заставляй звенетьи дрожать нефтяные двигатели!»Если был бы я не поэтом,а Тифлисом, грузинским городом,я стоял бы на месте вот этом,упираясь в долину гордо.Я бы вместо сукна одевался в цементи под солнцем, в июль накаленным,задевал бы хвосты проходящих кометзвездной лапою фуникулера!
ПТИЦА БАШНИ
На кремлевской башне жил орел —главы, когти, крылья…Золотой сияющей коройптицу зори крыли.
Будто башню он держал в когтях, —вдаль глаза косые.А под ним, ночной буран крутя,Кремль, Москва, Россия.
Древний град с замоскворецких местдней тащил вериги.И орлу покорный ясный крестнес Иван Великий.
Будто не Иван, не Михаил,но в порфире Павел,а орел чугунной ширью крылстарой Русью правил.
Рвы засы́пало, замшел кронверк,плыли кровли ржаво.Думалось — не упадет вовекскиптр, венец, держава…
И казалось, что орел живойкруглый глаз таращит,Будто с вышки ждет сторожевойптицы, вкось летящей.
Но когда орел на двух крюкахвниз пошел по брусьям —он в рабочих поднятых рукахи не шевельнулся.
Не забился, не пошел на взлет…Сняли, смыли, сдули,посмотрели: в слое позолотгрудь пробита пулей.
И сказал рабочий, разобравгерб, корону, чашу:— Он, наверно, мертвый с Октября.Пуля эта наша!
Так он явно, царственный, издох,что под знаком троннымласточка свила себе гнездов глубине короны.
Птица башни утром умерла.Ржавчину развеяв,отвезите мертвеца орлав светлый зал музея.
А теперь мы к башне вновь прильемне орлов бесхвостых, —привинтим к рассвету над Кремлемзвезды, звезды, звезды!
Озаряй Москву, и мир, и дом —звездный коммунизм!Даже ласточке и той найдемместо над карнизом.
КРАТКО О ПРОЖЕКТОРЕ
Из-за улиц, бросив яркостьиз-за города-плеча,протянулись, стали накрестдва прожекторных луча.
Разошлись и снова сталина Большой Медведице,двум полоскам белой сталинадо в небе встретиться.
Двух лучей светлы пути.Я бы всем пожертвовал,если б мог хоть раз пройтипо лучу прожектора!
Это так… вообще… поэзия…А на самом деле длятого ли эти лезвия,чтоб по ним ходили?
Я сказал бы: спишь ночами,а зенитчик в ночь глядит,чтоб схватить двумя лучамиптицу с бомбой на груди!
МУЗЕЙ ГРАЖДАНСКОЙ
В музейном залев темной бронземне показалипрофиль Фрунзе.
И в залах сизыхв вечернем светестояли жизни,витали смерти.
В знаменах дыры,равнины в ямах,а командирыв спокойных рамах.
Конем в набегена блеск ружейный,застыв навеки,неслось сраженье.
И нам хотелосьворваться в рамы,в дым бросить смелость,свист сабель в шрамы!
И каждый, с грустьюу стен ступая,у уст почувствовалус Чапая.
КИРОВ И СЕВЕР
У полуострова Кольского,где солнце поставлено косо, —по мшистой окраине мирапрошел и задумался Киров.
И что ему делать на Севере,где даже растения — серые,как могут быть нами любимыодетые в стужу Хибины?
Тут луч поскользнулся и теньюбессильно пополз по растенью,и край не мечтал о посеве,где встретились Киров и Север.
И Север не выдал богатства,он начал в снега облекаться,магнитными двигать плечами,шаманить косыми лучами.
Но Киров глазами просверливалзапретные прииски Севера,окидывал взглядом Хибины,входил в ледяные глубины.
Как Север ни прятал сокровищав свои снеговые сугробища —он вынул, зарытые в горы,страны урожайные годы!
Не будет седого и сирого,теплом обойденного края, —здесь будут по замыслу Кироварождаться сады, расцветая.
Давайте поверим, что тропикипришли на промерзлые тропки,что ветер приносит оттудалисточки лимона и тута;
что солнце поставлено выше,что злаки качаются, выросшина мшистой окраине мира,где встретились Север и Киров.
ЕЛОЧНЫЙ СТИХ
