Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений

XIII. ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

Три дня подряд господствовала вьюга,И всё утихло в предвечерний час.Теплом повеяло приветно с юга,

И голубой и ласковый атласМне улыбнулся там, за леса краем,Как взор лазурный серафимских глаз.

И я стою перед разверстым раем,Где скорби все навек разрешены.Стою один, овеян и лобзаем

Незримыми крылами тишины.Леса синеют, уходя в безбрежность,Сияют мне с вечерней вышины

И кроткий мир и женственная нежность.Моя душа — младенчески чиста,Забыв страстей безумную мятежность

И для молитв очистивши уста.Недвижны ели, в небо поднимаяРяды вершин — подобия креста;

И, небесам таинственно внимая,Перед зари зажженным алтарем,Лежит земля, безлюдная, немая.

Окрашена вечерним янтаремЭмаль небес за белыми стволами.Над тишиной передвечерних дрем

Закатный храм поет колоколами,И гаснет там, за синею чертой,Последний раз сверкнувши куполами.

Окончен день, морозно-золотой.Вечерний час! вечернее моленье!Вечерний час, заветный и святой!

Пора. Огни затеплило селенье;Ложится тень на белые снега,И легкий дым клубится в отдаленье,

Приветный дым родного очага.Как чувства все таинственно окрепли!Господь! Господь! к Тебе зовет слуга:

Огонь любви в моей душе затепли!

XIV. ХРАМ[14]

Прими меня, родной, убогий храм,Где я искал и находил спасенье.Куда ребенком бегал по утрам

К заутрене, в святое воскресенье.Все в доме спят. Я тихо выйду вон,Взволнован весь, и полон опасенья,

Не опоздать бы. На призывный звонСпешу чрез лес, весенний и зеленый.Крестясь, всхожу на сумрачный амвон,

Едва лучом янтарным окропленный.Глядят в окно и шепчут меж собой,Прильнув к стеклу, березы, липы, клены.

Иконостас с золоченой резьбойДавно потуск. Как небеса синея,Венчает своды купол голубой.

Мерцают свечи, кротко пламенеяКолеблющимся желтым язычком.Истлевшая, тяжелая Минея

На клиросе лежит перед дьячком,И староста обходит по приделам,Звеня о блюдо медным пятачком.

Растаял ладан. В дыме переделомБлистает медь закрытых царских врат;Алтарь сияет радостным пределом,

Где нет скорбей: сомнений и утрат.Мой старый храм! Как сердцу вожделененВ твой темный рай замедленный возврат!

Всё то, чем мир для сердца многоцененЯ приношу к ступеням алтаря,И мой восторг, как золото, нетленен

Моей весны ненастная заря!Как быстро ты достигла половины,Огнями зол, бушуя и горя.

Как с высей гор бегущие лавины,Так громы бед гремели надо мной.Но детство вдруг, с улыбкою невинной,

Как весть, как зов отчизны неземной,Ко мне сошло из чистых поднебесий,Чтоб утолить кровавой язвы зной.

В душе поет, поет «Христос воскресе»,И предо мною, как забытый сон,Алтарь, врата в задернутой завесе,— Сквозь золото краснеющий виссон.

XV. РАБА ХРИСТОВА[15]

Хоть я с тобой беседовал немного,Но мне твои запомнились черты,Смиренная служительница Бога!

Ясна душой, весь мир любила ты:Твои таза так ласково смотрелиНа небеса, деревья, на цветы,

В родных лугах расцветшие в апреле.Когда, прозябший, зеленел листок,Когда лучи что день теплее грели,

И под окном разлившийся потокБежал, шумел, блистая в мутной пене,Синела даль, и искрился восток, —

Бывало, ты на ветхие ступениПрисядешь, рада солнышку весны,На жребий свой без жалобы, без пени;

А небеса — прозрачны и ясны,И облаков блуждающие лодкиПо ним бегут, как золотые сны.

Я помню лик твой, старческий и кроткий,И белизну смиренного чепца.Ты мать была для всякого сиротки:

И из гнезда упавшего птенца,И бедную ободранную кошку,У твоего бродящую крыльца,

Равно жалела. К твоему окошкуВсе бедняки окрестных деревеньПротаптывали верную дорожку.

В раю теперь твоя святая тень.Как твердо ты твоей служила вере,Полна любви Христовой. В летний день,

Бывало, стукну я у низкой двери,И в бедный дом войду. Как ангел ты;Вокруг ютятся страждущие звери,

Горят лампадки, и цветут цветы,И ты — живой символ долготерпенья —Струишь на всех сиянье доброты.

Среди страстей окружного кипеньяТы пребыла младенчески чиста.Вся жизнь твоя — молитвенное пенье;

Ты — фимиам перед лицом Христа.Твоя весна текла под сводом храма,В горниле бед, молитвы и поста;

И горькой жизни тягостная драмаСпокойною зарей завершена.Ты умерла, как облак фимиама;

Над гробом — мир, покой и тишина.И каждый год трава могилы малойРодной любви слезой орошена.

Над насыпью, вовеки не увялый,Цветет венок из полевых цветов.Фиалка синяя и розан алый

Сквозь изумруд березовых листовБлагоухают вечерами мая.И дремлет ряд разрушенных крестов,

Словам небес задумчиво внимая.

ЗОЛОТАЯ СМЕРТЬ[16]

В багрец и в золото одетые леса.

Пушкин

I. ГИМН ОСЕНИ

Вот в лесу золотошумномГлохнут мертвые тропы.Гулко бьют по твердым гумнамОднозвучные цепы.

В переливах изумрудаБлещет, зыбко рябь струя,Гладь расплавленного пруда —Голубая чешуя.

Ветер дунет. Воду тронет,Пошевелит стрекозу.Золотистую уронит,Грустно, дерево — слезу.

Небывалою усладойПолон я. Не шелестя,Пролетай и в волны падай,Лист — отцветшее дитя!

Что-то как-то миновало.Где-то кончилась гроза.Без преград, без покрывалаВечность смотрит мне в глаза.

Кто-то властный рек: довольно.Усмирившись и внемля,Вновь безлюдна, безглагольна,Вновь молитвенна земля.

Круг полей — свободней, шире.В бесконечность убежа,Тлеет в пламенной порфиреЛеса дальняя межа.

В этом кротком позлащенье,В вещем шорохе листвы,Извещенье возвращеньяЖаркой майской синевы.

Смерть с рожденьем — вечно то же,Как начало и конец.Осень, шествуй, в чащах множаИскрометный багрянец!

Возрастающим сверканьемЖажду сердца утоли!Лес, пускай мы вместе канемВ смерть роскошную земли.

Нежит матовая краскаОтвердевшего листа.С детства ведомая ласкаВ дальнем небе разлита.

В синем блеске мысли стынут…Иль из книги бытияВозраст отроческий вынут,Или вновь младенец я?

II. ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ[17]

В чаще лесной густодебреннойЛег я в колючей траве.На небе облак серебряныйТихо плывет в синеве.

Полно, душа! не измеривайТягость грядущего дня.Тень от зеленого дереваЛасково лижет меня.

Миг совершенного отдыха.Где-то затеряна цель.Теплого синего воздухаГреет меня колыбель.

III. РЯБИНА