Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй
— Парни, — сказал Костя, — надо бы ему из аварийного!
— Да, надо бы, — подумав, согласился с ним Батаев.
И Костя пошел на корму за разрешением к старшине, который ни на что не реагировал, кроме того, чем был занят — держать бот носом к волне. Он видел, как упал Серега, как его спасали, как не дали ему свалиться за борт вместе с сетями, в которых он запутался. Слышал старшина и предупреждение Кости, но все это ничуть не трогало его, не волновало, а как бы проходило мимо сознания и казалось несущественным, не главным. Костя крикнул: «Женя, право руля!» И он повернул, это было существенным, это касалось целостности судна, на котором он отвечает за все и которое не должно перевернуться, погибнуть, пока он жив. Быть может, старшина Карпович был единственным человеком, понимавшим в полной мере то, что «семерка» попала в невыносимые условия и что, заглохни мотор окончательно, она станет игрушкой среди разгулявшейся стихии. Ее быстро перевернет, а ловцы, попав в ледяную воду, через полчаса окоченеют, и море выбросит их трупы на неуютный камчатский берег.
«Абаша» уже с полчаса шла по кругу, диаметр которого был около мили, но «семерки» не было видно. Капитан траулера решил сузить район поисков, потому что с плавбазы сообщили, что мотобот, по их мнению, где-то в центре круга. Разумеется, экран локатора не телевизионный экран, на нем нет подробностей, даже силуэта нет, а просто движущаяся светлая точка, и все. По ее размерам еще можно судить, большое или малое судно впереди, сбоку или сзади, но нельзя сказать, какой оно национальности. Так и случилось на этот раз, экран подвел. Траулер, сузив круг, наконец пересекся курсом с якобы «семеркой», но это оказался отважно сопротивляющийся старенький сейнер местного колхоза.
Капитан «Абаши» от души выругался и велел радисту передать на базу, что произошла ошибка. На базе, очевидно, в первое время растерялись: неужели они чуть ли не в течение целого часа принимали колхозный сейнер за свой мотобот? Но так оно и было. Делать нечего, попробовали связаться с «семеркой» по рации, чтобы как-то сориентироваться и выяснить, неужели она все где-то в той россыпи японских судов, спешащих подальше в море? Бот не отвечал, хотя его вызывали без перерыва. Или опять подвела его маломощная «карманная» радиостанция, которая плохо берет во время грозы и которую плохо слышно, или Карпович отвлекся, сражаясь со штормом, — оставалось неизвестным. Тогда «Абаша» не стала терять время и пошла южнее, ближе к японской зоне, а в район «Абаши» вот-вот должен был подойти «Таймень» да и сама плавбаза.
«Абаша» шла красиво, зарываясь острым носом в волны и выскакивая на поверхность, словно игривый дельфин. У нее был узкий корпус, который легко резал воду, и хорошая новая машина в триста лошадиных сил. На палубе траулера в районе кормовых надстроек стояло несколько матросов, одетых в непромокаемые плащи с капюшонами. На всех был один старенький бинокль, в который они по очереди оглядывали горизонт, искали «семерку». С таким же старанием проглядывали море и с мостика, и даже из иллюминаторов общего кубрика, который был одновременно и столовой, и красным уголком, и кинозалом. На траулере экипаж немногим более двадцати человек. Среди них только один был новичок — матрос второго класса, иначе — дневальный Петро Туган, живший до сегодняшнего обеда в десятой каюте вместе с ловцами «семерки».
Ему, как он считал, повезло: попал не на завод, куда его усиленно сманивали, предлагая «процесс» — подноску крабового мяса, а на траулер-разведчик. Все нравилось Петру на «Абаше», даже то, как ее качает. А качало «Абашу» основательно. Она проваливалась вниз и затем, фыркая, мелко дрожа корпусом, взбиралась на очередной водяной вал и там кренилась под ураганным ветром на борт, выпрямлялась и ныряла в снежный заряд, выходила из него, вспенивая воду и легко разрезая ее.
Туган стоял на палубе в новеньком черном плаще, а рядом были тралмастер и механик, свободный от вахты молодой парень с угреватым лицом.
— Дает, во дает! — радостно говорил Петро своим новым друзьям.
Но те были серьезны и не разделяли восторгов новенького дневального. Они были уже опытными моряками, а море для них было обычным полем, которое они чуть ли не буквально вспахивали не первую путину и знали, как опасен их труд вот в такую погоду. Они не на шутку волновались за судьбу бота, который поручили найти их траулеру.
— Не хотел бы я быть на их месте, — сказал тралмастер.
— Да, — сказал механик. — И где же они? Вот бедные хлопцы!
— Я их всех знаю, — сообщил Петро, — с их помстаршиной, мотористом и одним ловцом три дня жил в одной каюте. Крепкие ребята, только ужасные сони!
— Ишь ты, — заметил тралмастер, — сони, значит? Пошел бы ты на бот ловцом да повкалывал, как они, спал бы еще крепче.
Механик засмеялся и передал бинокль Петру:
— Ищи-ка лучше своих друзей по каюте. Понял, вербота́?
Туган взял бинокль с большой охотой и стал внимательно глядеть в него. И тут он загадал, что если именно он первым увидит пропавший бот, то его морская жизнь пойдет хорошо, он станет настоящим рыбаком, про которых совершенно справедливо говорят: «Рыбак — дважды моряк». Петру было двадцать один год, он недавно вернулся из армии, где был шофером. Отслужив, он пошел на стройку и водил самосвал и своей жизнью был вполне доволен, но однажды, возвращаясь домой с работы, остановился около витрины с объявлениями. На одном из них был нарисован дюжий рыбак, лихо тянущий полные рыбы сети. Ниже крупными буквами было написано, что любой желающий может завербоваться на Дальний Восток, на путину, сроком на шесть месяцев. И парень тут решил: поеду, погляжу, пока молодой, белый свет…
— Ну, что видишь? — спросил механик. — Ничего не видишь, не морской у тебя глаз. Давай бинокль. Видишь, Демьяныч прищурился, — значит, приметил он что-то среди волн. Может, и бот.
Теперь и Петро левее носа траулера заметил нечто вроде бочонка, который неистово кидали волны.
— Стой, — тяжело задышал Туган и схватил свободной рукой за плечо механика, — кажется, вижу!
Но бот или то, что казалось им, увидели с мостика траулера. «Абаша» резко сменила курс и пошла на юго-запад. А скоро бот стало видно и невооруженным глазом. Иногда он скрывался в туче снежного заряда и вновь появлялся — жалкая скорлупа среди гигантских валов. И на ней оранжевые люди.
— У них что, хода нет? — сказал в недоумении тралмастер. — Швыряет их, бедных, как попало.
Тралмастер был недалек от истины: «семерка» не имела хода, сломало ей и перо руля ударом волны. На ней, крепко прижавшись к рубке, находилось одиннадцать человек. Первым «Абашу» увидел Вася Батаев и закричал:
— Хлопцы, помощь идет!
Заплакал от радости вконец измученный Олег Смирнов, застонал, как от боли, Серега, вспомнил недавнее и не испытал радости.
Траулер стал кружить вокруг бота, подходя к нему все ближе и ближе. На корму вышли посланные капитаном «Абаши» два матроса с бухтами легкого линя, стали готовить буксирный канат.
Скоро «Абаша» совсем сбавила ход, но ближе подойти к «семерке» не могла — мешало сильное волнение, ветер. Капитан траулера боялся, чтобы бот не ударило о борт «Абаши» и не разбило его. Он стал выжидать благоприятный момент, чтобы с наветренного борта бросить на «семерку» линь. И вот бот приблизился к наветренному борту, влекомый возникшими в море течениями; один матрос кинул линь и промахнулся, второй кинул, и был тот же результат. Между тем бот прошел метрах в двадцати от кормы траулера, и его понесло дальше. Капитан «Абаши» успел, однако, ободрить ловцов своим бодрым и громовым через мегафон голосом:
— Ребятушки, на боте там, пошевеливайтесь, ловите линь!
Не выдержал, закричал свое Туган:
— Васька, Серега, это я, Петька с «десятой»!
И лишь на третий раз получилось все удачно. Линь с «Абаши» поймал Костя. К этому времени появилась с развевающимся шлейфом дыма из огромной трубы и сама плавбаза. За базой пришел на всех парах «Таймень».
Троих из экипажа «семерки» пришлось положить в судовой лазарет: Серегу, у которого было нервное потрясение, Олега Смирнова, совсем измученного качкой, и моториста Василия Ивановича по поводу двустороннего воспаления легких. Остальные восемь человек чувствовали себя нормально, лишь очень промерзли, но они быстро отогрелись после парной и коньяка, который им пожертвовал из своих запасов Илья Ефремович. Кое-кто не удовлетворился коньяком и добавил самодельного пива — кулаги, и спали теперь эти ребята мертвым сном в своих каютах. А шторм неистовствовал всю ночь. Был он необычайно сильным даже для этих гудящих от бесконечных циклонов широт.
Лазарет плавбазы был чистенький, уютный, на шесть коек, расположенных в трех каютах. Одна считалась как бы инфекционной, и туда уложили одного Василия Ивановича. Он всю ночь бредил, что-то кричал, вскакивал с кровати. От него не отходила медсестра, ласково его уговаривала, но он, пожалуй, ничего не слышал и не понимал. Рядом в трехместной палате лежал с широко раскрытыми глазами Серега и жадно ловил каждое слово бредившего моториста. Здесь же был и Олег, покорный, без кровинки в лице, и матрос «Тайменя», худой парень, на вид интеллигент. У него заболело сердце, но вел он себя бойко, был говорлив и на качку не реагировал.
