Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй
— Я этого не видел, — сказал Батаев, — вы других спросите. Сергея спросите, они вместе на корме были.
— Да говорили уже кое с кем. Рассказали, что знают. Вот и ты расскажи, пока свежо все помнишь. Понимаю, такое вспоминать трудно, нелегко, но надо, брат!
— Я за рубкой был, слышу — Женька за бортом что-то кричит и рукой нам то ли грозит, то ли показывает на что-то. А Сергей просто остолбенел на корме, на лице кровь и встать хочет на ноги…
— Так, — перебил его председатель судкома, — значит, его тоже чуть не смыло за борт. А до этого что было?
— Обычное всё. Краба, сети за борт покидали и жалели добро, но ведь старшой велел. Когда облегчали бот, Сергей в сетях запутался и чуть не вывалился за борт. Его Ильюшиц успел за ноги схватить. Схватил, а их обоих потянуло, но тут, значит, мы всем экипажем не дали. Еще смеялись, шутили. Правда, Сергей испугался, дрожал весь, вода из него… кто-то сказал, надо ему из аварийного на поправку. Костя пошел на корму к Карповичу, а Карпович так грозно: «Что, мы терпим бедствие? Через полчаса на базе будем, а там парная и…»
Дверь отворилась, зашел Костя, поздоровался, и разговор зашел о тех, кто в лазарете.
— Василий Иванович пришел в себя, уколы делают ему, — сказал Костя, — а он спирту у врачей клянчит. Олег — нормально, а Серега, как сыч, разговаривать не хочет. Переживает. Только и спросил: нашли Женьку или нет?
— Вы извините, товарищ Ильюшиц, — сказал председатель судкома, белоголовый красивый старик, — мы тут беседуем о том, как Карпович за борт упал. Такая нелепость. И как это могло случиться?
— Сам не понимаю, — ответил Костя. — Я в рубке с Василием Ивановичем горючее менял. Да что тут гадать, смыло волной старшину. Я в рубке вдруг слышу — там, наверху, Батаев на Серегу кричит: «Круг бросай, бросай круг!»
— Он бросил? — спросил завлов.
— Конечно, бросил. А потом Василий Иванович из рубки выскочил и в воду бросился, но я этого не видел. Мне Батаев запретил из рубки выходить. Он стал за старшого и мне велел продолжать.
— А зачем вы меняли горючее?
— Как — зачем? У нас же ведь мотор того… вы знаете. Я Карповичу сказал, вода, наверное, попала. А у Василия Ивановича канистра с запасным горючим была. Вот старшина и велел нам, пока шторм не разгулялся, сменить горючее. Меня послал помогать Василию Ивановичу, Серегу к себе позвал на корму румпель держать. Один Женька уже не мог, устал, и, когда двое, надежнее. Бот дрейфовал, а мы по-быстрому слили старое горючее и заправились новым из канистры.
— Это вы не дали перед этим Сергею за борт упасть? — спросил Петрович.
Костя смутился, не любил он свое геройство выставлять. Ответил:
— Чего не дал? За ноги схватил, и все тут.
— А потом пошли к старшине на корму, чтобы он разрешил вскрыть аварийный запас. Так? Вы решили, что ситуация аварийная, что терпите бедствие, и испугались?
— Я? — воскликнул Костя. — Да вы что? Мне только на «Абаше» не по себе стало, только тогда и подумал: «Гляди, а мы ведь чуть того…» У нас никто не испугался шторма. Штормит, качает, и ладно, про плохое никто не думал.
— Значит, героями себя вели?
— Какой там героями! Обыкновенно, как всегда. На работе, можно сказать, были. Серега только… да и он просто перепугался, воды наглотался, когда в сетях запутался. Но тут любой… И он быстро в себя пришел, особенно после тюбика с этим… как его… вкусная такая штука, крепкая!
— Попробовали, значит, и вы, — укоризненно сказал Петрович. — И понравилась?
Костя опустил глаза. Вот, елки-палки, проговорился! Но его выручил Батаев:
— Тут я виноват. Женя разрешил один тюбик для Сергея взять, а мы взяли два. Я вскрывал аварийный запас, хлопцы окружили… всем хотелось, знаете, просто. Никогда в жизни не пробовали, и тут случай. Я и сказал: «Один Сергею, а один на всех». Каждому досталось граммов по десять. Остальное — можете проверить — целое.
— А пачка галет? — уныло сказал Костя, который сам и съел эту пачку, потому что ему тогда ужасно хотелось заморить червяка.
— Да, — сказал Батаев, — еще пачки галет в аварийном не хватает. Тоже я разрешил. И это моя вина.
— Я думаю, — заметил с улыбкой Петрович, — что мы с Валерием Ивановичем это вам простим, товарищ Батаев, хотя вы слишком часто брали на себя инициативу. Командовать, наверное, любите?
— Вы что? — заступился Костя. — Батаев не такой, просто он на боте авторитет имеет, плавал ведь раньше, а из нас — никто, кроме старшины и моториста. Серега, правда, заливал, что он чуть ли не в море родился около каких-то там островов, но это не чувствовалось.
— Мы отвлеклись, — сказал завлов, думая, что все эти расспросы ни к чему. Оно и ясно, что в падении старшины за борт никто не виновен, кроме него самого. Да и он не виноват, просто случай! — Вот упал Карпович за борт, а вы его как спасали?
— Обыкновенно, — одновременно сказали Костя и Вася.
— По одному говорите. Впрочем, вы, Ильюшиц, в рубке сидели, а спасением Карповича, как мы поняли, взялся руководить Батаев. Давайте, Батаев, все как можно подробнее изложите.
— Я уже говорил: когда старшина падал, я этого не видел. Увидел его уже в воде, метрах в пятнадцати от борта. Он что-то кричал, махал руками, наверное, хотел, чтобы ему быстрее круг кинули и линь, а Сергей остолбенел. Тогда я крикнул ему, мол, бросай круг, и сам побежал на корму. Сергей круг бросил, а Женю относит и относит от борта. Я линь кидал несколько раз, только… Тут Василий Иванович из рубки поднялся, снял сапоги, ватник, обвязался линем и прыгнул в воду. Он хорошо плавает. Отплыл на весь линь, а до Карповича не хватало. Я стал бояться, что оба в море останутся, и велел хлопцам вытаскивать Василия Ивановича. А в рубке Костя залил новое горючее и завел мотор, но… конечно, если бы перо нам не отбило, мы подошли бы к Карповичу и спасли бы его.
— А до того, как Карповичу упасть за борт, перо целое было, точно? — спросил председатель судкома.
— Целое, — ответил Батаев с тяжелым вздохом. — Его, пока мы возились, отломило. Нет, это надо такое!
— Все ясно, — докладывал Валерий Иванович капитану, в салоне которого, кроме Петровича, сидели старпом, помполит и инженер по технике безопасности, — несчастный случай, и только. Экипаж во главе с Батаевым вел себя достойно и сделал все, что было в их силах. Они терпели бедствие: вначале мотор не работал, затем бот стал неуправляемым. Моторист, тот своей жизнью рисковал, пытаясь спасти товарища.
Илья Ефремович сидел, опустив голову, крепко сжав в замок пухлые руки, и в голове у него было пусто, а на душе неспокойно.
— Хороший был мужик Карпович, — сказал старпом и глянул в иллюминатор, где продолжало бесноваться коварное Охотское море.
— Вы его рано хороните, — резко возразил председатель судкома. — Я лично продолжаю верить и надеяться!
Но и он знал, что надежда с каждым часом уменьшается. Шансов на то, что Карпович живой, осталось немыслимо мало. С японцами уже связывались по радио, они тоже включились в поиски. Шарили по волнам прожекторы, гудели суда, сотни и сотни глаз смотрели, смотрят и будут смотреть в надежде увидеть человека за бортом. До тех пор, пока не найдут хотя бы тело… а может, найдут и живого? Многие колхозные сейнеры укрылись в маленьких бухточках, в устьях речек и пережидают шторм. Может, кто-либо из них спас старшину «семерки», но их не спросишь, со всеми по рации не свяжешься, хотя давно носится по эфиру трагическая весть: терпел аварию в начале шторма бот № 7, и с него смыло волной человека. Его ищут, его думают спасти, надеются, верят.
— Экипаж «семерки», — строго сказал помполит, записывая что-то себе в блокнот, — проявил несомненное мужество в очень трудных условиях. Ловцы вели себя, как подобает советским людям, не испугались шторма даже тогда, когда лишились старшины. Руководство на себя взял матрос — коммунист Василий Батаев. Вы, Илья Ефремович, не будете возражать, если я дам радиограмму слов на сто во Владивосток в газету?
— Что вы, — пожал плечами капитан, — обязательно дайте в краевую газету пространную радиограмму.
— О героизме экипажа «семерки», — веско сказал помполит, — надо написать и в нашу экспедиционную многотиражку. Скажем, вы, Петрович!
Председатель судкома не любил сочинять, но спорить не стал.
— А Батаева надо иметь в виду, — сказал старпом, — видать, волевой матрос, организатор!
— Да, — кивнул головой Валерий Иванович и чуть не сказал, что уже думал об этом и намерен назначить Батаева старшиной вместо Карповича, Костю — помощником вместо Сереги, который, конечно, оказался слабоват.
А в это время Серега в лазарете принял твердое решение.
— У тебя есть бумага и конверт? — спросил он у Андрея.
— Есть, а что?
— Дай.
Андрей полез в тумбочку.
