Владимир Алексеев - Океан. Выпуск второй
— Железный ты мужик, — с искренним восхищением сказал Евгений Михайлович. — Впрочем, у вас тут все подобрались такие. Что в ловецком, что на обработке!
— Точно, — охотно подтвердил старшина, — лови́ться с нашими можно!
— Пожалуй, вы по крабофлоту будете первыми.
Старшина закрутил головой:
— Не кажи, Михайлович, гоп…
— В августе, после путины, скажешь сам.
— Тогда могём.
— Ты осторожничаешь, Семеныч. Отчего так?
— Другие ведь не лыком шиты. Могём мы, а могёт Ефимов.
— Ефимов! — воскликнул Евгений Михайлович и свистнул. — Он в пролове, дружище. У него кадры не те, потом сам говорил — полоса! Жалко его, но тут я уверен, первое место «Никитин» не возьмет. Дай бог, план взяли бы, и то хорошо!
— Он сам на полосу вошел, сам выйдет из нее. Не такой мужик!
— Какой это?
— Ты што, Михайлович, не знаешь?
Евгений Михайлович покачал головой и задумался. Его поразили слова старшины: «Он сам на полосу вошел, сам и выйдет». А что, тут есть логика. Несколько лет назад никитинцы во главе с Ефимовым были признанными лидерами на крабофлоте. Крепкий там сложился коллектив, а потом он стал распадаться, и началась полоса неудач, невезения. Почему, в чем тут вина капитан-директора, в опыте и знаниях которого сомневаться не приходилось? «Сам на полосу вошел…» Зазнался? Нет, не в характере Ефимова зазнаваться. Он всегда выдержан, спокоен и все же допустил в чем-то ошибку. И с нее все началось.
Начальник крабофлота хорошо знал стиль работы капитан-директора Ефимова. Главное для него — доверие и руководство своими непосредственными помощниками. Это довольно узкий круг людей: главный инженер, старпом, завлов, начальник цеха обработки и еще несколько человек, роль которых на краболове помельче, но тоже очень важная. Каждый из них целиком и полностью отвечает за свой участок работы, и у каждого есть свой круг помощников. Скажем, у завлова — старшины мотоботов, у начальника цеха обработки — мастера. Короче, Ефимов в своем воображении четко видел структуру управления большим и разнообразным коллективом флотилии и не позволял себе командовать помощниками своих помощников, справедливо считая, что он не может быть сторуким. «Я не имею права вольно или невольно переключать на себя мелкие диспетчерские функции своих подчиненных, с которыми те не справляются, — утверждал Ефимов. — Я никогда не буду бросаться сам гасить всевозможные пожары, погрязать в текучке. Иначе мне некогда будет думать о главном».
И все же он увяз в текучке, думал начальник крабофлота. Началось это незаметно, с того времени, когда от него стали уходить по разным причинам его ближайшие помощники, а достойной замены им не было. Борис Петрович, начальник цеха обработки, оформился на пенсию, и на его место встал случайный человек. Завлов ушел заместителем директора берегового рыбкомбината. Тоже никуда не денешься, надо ему расти. А вот об этом Ефимов не думал, как не думал, что не вечен на флотилии и Борис Петрович…
Евгений Михайлович вспомнил, как к нему два года назад приходил завлов и сказал, что его приглашают на береговой комбинат, но уходить он не хочет, и стал намекать на то, что его устроило бы место главного инженера на «Никитине». Тогда главным инженером на «Никитине» был старый приятель Ефимова, хороший, добрый человек, но вялый и малоинициативный. Это знали все, в том числе и завлов, и завлов, как видно, давно метил на место главного инженера, и было бы правильным взять его, поощрить этим, но Ефимов не захотел обижать своего старого приятеля. И зря.
Похоже на то, что Ефимов несколько растерялся, когда лишился завлова и начальника цеха обработки — великолепных организаторов и специалистов своего дела. Лишь тут он увидел непредвзятыми глазами главного инженера и со свойственной ему решительностью нашел повод уволить его, но было поздно. Коллектив «Никитина» начал стремительно обновляться. Ведь с завловом ушли на комбинат и некоторые старшины, ловцы. Те, которые привыкли к завлову, сработались с ним. Борис Петрович такого урона не нанес флотилии. Он ушел один в свой маленький уютный домик на берегу Амурского залива. А на его месте появился человек, которого сразу невзлюбил Ефимов. Уж очень он решительно ставил мастерами своих людей, не считался со старыми кадрами, воспитанными Борисом Петровичем. Так, он хотел заменить и приемщика крабов Савченко, честнейшего, но несколько высокомерного человека, но тут Ефимов встал на дыбы, не позволил заменять приемщика крабов.
— Как у них там сейчас? — тихо спросил Евгений Михайлович, и старшина встрепенулся, не понимая вопроса.
Но на него невольно ответил пришедший в ту же минуту капитан-директор:
— Извините за беспокойство, но очень важное дело. Получена радиограмма от начальника экспедиции. Там у них разыгрался сильнейший шторм, и один мотобот с «Никитина» терпит бедствие. На борту двенадцать человек во главе со старшиной Карповичем.
ВЕЧЕР. ОХОТСКОЕ МОРЕ
Навалившись на румпель всем телом, Карпович думал лишь об одном: чтобы бот не развернуло бортом к волне. А ход у бота был плохой, мотор то сбавлял обороты, то с натугой набирал их, и тогда суденышко ложилось на нужный курс. В рубке моторист вспоминал всех богов и пытался найти причину неровной работы мотора.
А в это время ловцы под командой помстаршины Сереги спешно облегчали бот. Не работал только Олег, которого совсем укачало. Он сидел у трюма и бессмысленно смотрел на палубу. У его ног катались наплава и грузила, оторвавшиеся от сетей. Тут же орудовали ножами ребята, безжалостно кромсали дель, когда она запутывалась и цеплялась в трюме за стальные тросы, из которых был сплетен строп.
— Давай, хлопцы, давай! — орал Костя, который не из-за страха, из азарта испытывал прилив сил, странный душевный подъем.
Иногда он оглядывал бот, рассвирепевшее море и как-то нелепо, радостно думал, что будет теперь о чем рассказать в деревне Рог. Расскажешь про такое, так не поверят мужики!
Вот накатился очередной вал, накрыл бот, и все вокруг потемнело. Через секунду ушла гигантская волна, но темно было по-прежнему, потому что следом ударил снежный заряд. Когда просветлело, Костя увидел, что Серега, сбитый волной или ветром, лежит около борта и руки его запутались в сетях, которые он нес в охапке и которые не успел полностью выбросить в море. Часть сетей свесилась через низкие леера и полоскалась в воде, тянулась вдоль бота грязной лентой. Серега пытался освободиться, рвал нити дели и не мог встать, делал все лежа и глотал соленую воду, стекавшую к правому борту с палубы.
В первый момент Костя не подумал о том, что Серегу может стащить в море, что ему угрожает опасность. Он подумал об опасности, но о другой. В то время бот развернуло так, что сети пошли под него, под винт, и Костя отчаянно закричал Карповичу, бросаясь на помощь к Сереге:
— Женя, право руля, право!
Еще через секунду Костя схватил Серегу за пояс и стал держать, но сил у него не хватало, а тут еще накренило бот, волна очередная накрыла, и Костя почувствовал, падая на палубу, что Серегу неумолимо тащит в воду, в море. Но он еще крепче уцепился за товарища и сделал попытку найти опору, удержаться на скользкой палубе. Скоро ему показалось, что левой ногой он попал в какую-то петлю и она, эта петля, держит хорошо. Сумей он оглянуться назад, он увидел бы, что не в петлю попала нога, а в руки одуревшего от качки Олега. Олег вцепился в его сапог так же крепко, как он в Серегу, а Батаев в это время успел перерезать предательские сети. Для этого ему пришлось наклониться через борт, что он сделал не задумываясь, поддерживаемый остальными ловцами.
Серега поднялся ка ноги.
— Дурак, — ласково сказал Батаев, поддерживая помощника старшины за плечи, — к крабам захотел, да?
— З-з-замерз, — еле проговорил, стуча зубами, Серега. Наконец он осознал, что́ ему угрожало, и тут его охватил невыносимый страх. Чтобы не выказать его, повторил: — Замерз, хлопцы!
Костя искренне поверил ему, поверил тому, что Серега дрожит от холода, оттого, что промок до нитки. Промокшими до нитки были все. Но даже измученный Олег не чувствовал холода.
— Парни, — сказал Костя, — надо бы ему из аварийного!
— Да, надо бы, — подумав, согласился с ним Батаев.
И Костя пошел на корму за разрешением к старшине, который ни на что не реагировал, кроме того, чем был занят — держать бот носом к волне. Он видел, как упал Серега, как его спасали, как не дали ему свалиться за борт вместе с сетями, в которых он запутался. Слышал старшина и предупреждение Кости, но все это ничуть не трогало его, не волновало, а как бы проходило мимо сознания и казалось несущественным, не главным. Костя крикнул: «Женя, право руля!» И он повернул, это было существенным, это касалось целостности судна, на котором он отвечает за все и которое не должно перевернуться, погибнуть, пока он жив. Быть может, старшина Карпович был единственным человеком, понимавшим в полной мере то, что «семерка» попала в невыносимые условия и что, заглохни мотор окончательно, она станет игрушкой среди разгулявшейся стихии. Ее быстро перевернет, а ловцы, попав в ледяную воду, через полчаса окоченеют, и море выбросит их трупы на неуютный камчатский берег.
