Миражи искусства - Антон Юртовой
Я не уверен, что артисты и другие участники спектакля удовлетворились теми затяжными хлопаньями, которые достались им после трудной и благородной вахты на сцене. Когда хлопки закончились, даже не театралу можно было заметить что-то гнетущее и скорбное в лицах и движениях актёров. За кулисы каждый из них уходил как-то неловко, стыдливо, униженно, тускло, обиженно, раздражённо, почти убегал. И, кажется, готов был плакать.
Это явление поражает не только в провинции.
Сошлюсь на один концерт программы «Романтика романса», который транслировался по телеканалу «Культура». Хорошим, лёгким, чувственным было там выступление молодого талантливого солиста Ряхина. Растроганный зал преподнёс ему несколько букетов цветов. Но не меньшую талантливость и проникновение в глубины популярного и неизменно любимого всеми жанра продемонстрировало известное мужское трио «Реликт», исполнившее несколько романсов под собственное гитарное сопровождение. Было видно, что группа, закончив пение, ждала чего-то, кроме бушевавших аплодисментов. Какие-то мгновения певцы потоптались на сцене, но с тем и пришлось уйти. Неприятное обстоятельство как могли упрятали на своих лицах ведущие —Бэлза и Максакова. Но в течение концерта им понадобилось прибегать к этому ещё не один раз. По крайней мере, половина из тех, кто выходил на сцену, покидали её растерянные и оскорблённые.
Им были нужны цветы! Пусть бы даже служебные, чиновничьи, сделанные из бумаги. Да хоть бы каждому всего по цветку!
Ведь продолжают же пока дарить цветы невестам при регистрации брака, учителям на торжественных школьных линейках, роженицам, победителям… За то, что они есть!..
Другие люди.
Другой театр.
Конец прекрасной традиции?
И откуда теперь будет прирастать вдохновение у исполнителей?
Исследование: векторы новаторства
СВОБОДА И МЫ
Принижение значимости книги продолжает приносить боль ее почитателям – книголюбам и знатокам традиционной книжной мудрости. Видя тут зло, они порой идут на крайние обвинения, что плохо обосновано. Кого винить? Процесс имеет ту особенность, что он продиктован конкуренцией или точнее – свободой. В ее условиях происходит вполне объяснимое отторжение чуда под обложкой перед соблазном получать знания и текущую информацию через посредство новых технологий и технических средств.
Боэт Кипринский, автор книги «Последний завет», где приведены его рассуждения о свободах и о воздействиях свобод, мало, видимо, обеспокоен тем, что процесс неумолимого отторжения не лучшим образом повлияет и на судьбу его детища. Во всяком случае, так можно заключить из его пожелания быть неузнанным. Оно приводится в книжном тексте. Расчет, что работу воспримут и без лицевых примет? Рисково, хотя и не воспрещается. Главное – чтобы вещь была весомой по содержанию, интересной, полезной многим. И признание должно вызревать только в публичных оценках. Другое Кипринскому, кажется, не по душе, и заметно, как он старается не выходить из этой позиции, по возможности точнее и грамотнее представить на суд читателей своё понимание и значение свободы. В преобладающей доле изложенное им является и новым, и свежим. Такое прочитать пока невозможно нигде более.
В сочинении, выпущенном уже вторым, доработанным и дополненным изданием, о свободе говорится как факторе универсального воздействия: вне его нет развития ни в чём. В то же время нет свободы и, так сказать, в чистом виде. С нею всегда рядом и вместе ее антиподы – ограничения. Истины будто бы давно известные. На самом же деле свобода и как состояние, и даже как термин и как понятие до сих пор оставалась не объяснённой в достаточных параметрах ни в бытовых аспектах, ни беллетристикой, ни наукой. Рассуждали о ней кто как хотел и умел. И даже близко не подходили к тому, что свое выражение и прежде всего в праве она приобретает только будучи осознаваемой, то есть как корневая составляющая духовности. Заняв эту позицию, автор указывает на целый ряд закономерных всевременных противоречий в «освобождении», как процессе, и, бесспорно, выступает здесь новатором.
Многое в окружающем объясняется теперь легче по сравнению с тем, как обстояли дела раньше. И понятно почему: от того, в связи с чем и как нами осознаётся реальность, насколько обстоятельства позволяют или не позволяют выражать осознанное в реальном, – ото всего этого в конечном счете зависит качество нашей жизни – и общественной, и личной.
В рамках «освобождения» рассмотрены явления, знакомые всем или, по крайней мере, очень и очень многими. Перегибы в текущей политике и в управлении; убогость юриспруденции; мимикрия в науке и в СМИ; ускользание ценного из искусства; фальшь религиозного ренессанса; превознесение эротического над сокровенным – это лишь часть предложенной тематики. Особый интерес – к стране России, к ее истории и нынешним дням. От главного предмета исследования пишущий постоянно переходит к обыденностям. Этим достигается панорамность изображения, достаточная законченность повествования.
Широко представлены изыски, равные открытиям. Например, по части свободы слова, гарантированной конституцией. Здесь, по утверждению Кипринского, сделан крен в сторону спекуляций на действии мыслительного аппарата, где у каждого человека независимо ни от кого накапливаются и отбираются (выбираются) мысли, «переводимые» затем в слова и в комбинации слов (суждения). На этапе их отбора свобода хотя и не абсолютная, но полная, ни в каких «подкреплениях», в том числе законом, она не нуждается. Мысли «переведённые», то есть слова, также нет необходимости «поддерживать» свободой. Тут она и так налицо в виде плюрализма – той массы частных или корпоративных суждений, какие бывают свободно изречены и уже имеются фактически.
Только за фактическим следуют запреты и наказания.
По отношению к нему провозглашаемая свобода суждений нейтральна, недейственна. Норма права будто бы призвана быть ориентиром на то, чтобы никто не опасался выражать свои суждения, и, по меньшей мере, нельзя в этом не видеть устремлённости на улучшение качества плюрализма; но получается так, что здесь лишь отвлечённое пожелание, которое нисколько не разрешает вопроса об ответственности за притеснение свободы суждений в условиях плюрализма, а также и за сами суждения, если их оборот недопустим в обществе. Правовые разбросы в данном случае упорно заводят в
