Василий Бетаки - За полвека

И стайки тех дворцовых дур,

Но мне, увы, невнятна цель…

Я видел города в горах,

Верблюдов в солнечных степях

И троллей в северных лесах,

Я видел гору Сен-Мишель…

Лечу "туда, не вем куда"

Найти бы "то не знаю что"…

Я должен странствовать всегда…

Седлом набил я место то,

Проехал тысячи страниц…

И что нашел я? Пенье птиц?

Ну, жаворонок над травой,

Да свет небес над головой…

И вновь скачу, неутомим…

Холм за холмом… А что за ним?

Сэр, ну куда Вас понесло?

Пусть я до дыр протёр седло,

Я понял, что такое даль:

Она сама и есть Грааль!

9 авг. 2006 г.

269.

Петербургу

Мне надоело мёрзнуть на ветрах

Полуморозов-полунаводнений,

Мне надоело мёрзнуть в катерах

Из-под мостов бегущих в царство теней,

Мне надоели сбывшиеся сны

Шемякинской ли, восковой персоны,

Граниты петропавловской стены,

Скукоженные зло и полусонно,

Мне надоело мёрзнуть просто так,

И та зима была мне не по силам,

Пока она ворочалась в домах,

Тех, сколь холодных, столь и некрасивых,

Знакомыми набитых по карниз,

Трещавших от надутых воскресений,

Мне надоело мёрзнуть, рваться из

Промозглых ожиданий предвесенних,

Мне надоела истинность дождя

Долбящей искренностью поученья,

И бесконечные "круги своя",

Расчитанные лишь на возвращенья…

Мне надоело мёрзнуть, на часах

Оружие столетий охраняя,

И в еле шевелящихся лесах,

Забывших, как скрип отличить от лая.

11 авг. 2006

270.

Когда двадцатый век расхвастался богатством,

И лик его предстал, травим и насеком,

Он сам себе не смел в невнятности признаться,

Чтобы в себя взглянуть фасеточным зрачком.

На вогнутой стене всё зримей проступают

Таинственных нимфей болотные мазки,

В цилиндре из стекла — раскрошен и запаян —

Собор, дробящийся на отблески реки.

Рассыпалась в волнах закатная осанна.

Изрубленный туман упал, свернулся, сник.

На скатертях подгнили яблоки Сезанна,

В подсолнухи Ван Гог запрятал жёлтый крик.

Белёного Пьеро сгоняет в тень кулисса,

И Маха сонная раскинулась в траве,

А в танце сплетены по прихоти Матисса

Пурпурные тела на нервной синеве.

А в миг, когда Дерен протиснется сквозь темень

И сутинских шутов накроет тень земли,

С брезглтивостью глядит растёкшееся время

В тестообразный мир Сальватора Дали:

Тягучести его ни в клочья разорваться,

Ни плоть свою слепить в один весомый ком,

Чтоб смог хаос веков в невнятности признаться

И в глубь себя взглянуть фасеточным зрачком.

Портрет зеркальностью беспечной раскрошили:

В стеклярусах дробясь, зовёт жонглёров Климт,

И с похотью смешал уродство жизни Шилле,

Фигуры утопив в оттенках жидких глин.

Разъята музыка на струны и колонны

(Козлёнок ли, абсент?

…И шаль взлетит волной),

Пикассо, бычьим злом и лампой опалённый,

Играет на землю обрушенной луной.

И помня, что над миром властно только Слово,

Что в нём заключено начало всех начал,

Над вечной нищетой, над скукой местечковой

Влюблённые взлетят, как им сказал Шагал.

271.

РЕКА ВРЕМЁН

Никогда Европа не была ни раньше, ни позднее так противоречива, так парадоксальна, как в четырнадцатом-шестнадцатом столетиях.

Жанна д'Арк и Лукрециа Борджиа — вот два женских лика времени, словно бы исключающие друг друга.

А Вийон? Воплотив в себе одном всю несовместимость разнообразных до бесконечности граней эпохи, Франсуа Вийон такое же воплощение Ренессанса, как, хотя бы, Леонардо да Винчи. Парадоксальность его стихов — частица парадоксальности не только жизни поэта и вора, пьяницы и вечно влюблённого идеалиста. Это зеркало парадоксальности самого Ренессанса, который сгустил в себе величайший взлёт гуманистических идей — и бесчеловечность казней, неповторимые вершины почти всех европейских литератур — и низменную корысть интриганов или отравителей, великую архитектуру, живопись — и беспредел площадной вульгарности быта…

"В поисках деревянного слона"

В.Б.

"Увы, где прошлогодний снег"

Франсуа Вийон

Уж так устроен мир — не отмотать столетья.

Обратно в облака тот прошлогодний снег

Не всыпать. И рубец не лечат той же плетью.

И сколько ни шагай против теченья рек,

А не отыщешь… Прав был некий древний грек!

Но кто нам объяснит теперь, что время — странно?

Что каждому лицу найдётся антипод:

Во встречных зеркалах Лукреция — и Жанна.

А кто из них есть кто, сам чёрт не разберёт -

Как мысль невнятная, Река Времён туманна,

В любой излучине — событий разворот:

Звенит калейдоскоп по берегам Луары,

То светлых башен лес, то из деревьев лес,

Скользит квадратом тень от паруса габары

По отражению бесцветных, низких, старых

Не южных, но ведь и — не северных — небес…

А между тем вся медь с каштанов облетела

На кучку злых руин, не ждущих перемен,

В Шинон, где восковым фигурам надоело:

Когда же, наконец, — штурм орлеанских стен?

Анжер высокой неприступностью морочит

Мушкетов, алебард и пушек кутерьму,

Он — толстых башен строй, он связкой чёрных бочек

Шестьсот весёлых лет топочет по холму.

Вот быстрый узкий Шер затерян в низкой чаще,

Парк Шенонсо зарос (тут фея — ни при чём!),

Дворец шести принцесс (не говоря о спящей)

Взлетает над рекой, цветами и мостом.

В аркадах шум воды, и рваными кругами

Пороги пенятся, играя с берегами.

Так гулкость галерей резвится на мосту,

Что ветер, суетясь и цветники ругая,

С платанов сдув листву, взлетает в пустоту:

А в небе — Амбуаз, и над водой так низко,

Вдруг тучку пронесёт, в расстеленном огне:

Мелькнёт закатом тень летящего Франциска

На сером в облаках (и в яблоках) коне.

И контур островка вдруг исказит бескровный

Над жёлтой над водой слегка скользнувший свет,

Минуя холм крутой с возвышенной часовней,

Где Леонардо…(Впрочем, может быть, и нет?)

Запутался в кустах и в мелколесье вздора,

На отмелях шурша, столетий мутный вал,

И в глубине лесов, где ноет мандрагора,

Вдруг — шахматный паркет гранёного Шамбора,

Вертлявых башенок бессонный карнавал.

В прозрачной вышине — аркады и колонны.

Над жёлтой крутизной взлетающий Блуа -

И шпилей тонкий взлёт, и первый взлёт Вийона,

И где-то хлопанье крыл спугнутой вороны,

И рифмой ко всему — король Гаргантюа.

………………………………………………..

Безвестный кабачок на склоне пожелтелом,

Где римский акведук над старицей висит -

Тут подают всегда к столу речную мелочь,

Зажаренную так, что на зубах хрустит…

272.

Шартрский собор —

На порталах святые —

Такими их видели в одиннадцатом столетье:

Лица мучительно живые,

А руки — плетью.

Сумма безволий. Распады. Сумма историй.

Это —

По близорукости мы превращаем закаты в рассветы,

Сочащиеся сквозь паутину витражей, которые…

Легенда о потерянном рае

Противоречит созданию мира из хаоса?

(В стрельчатом чётком порядке нависли своды — соты).

Значит — не было хаоса,

А было всеобщее единое что-то.

И кто-то разбил, расколол, разорвал,

Рассыпал мозаику цельного мира?

Словно были роскошные апартаменты, и вот —

Коммунальная квартира!

А всё, что с тех пор мы творим —

Все сказки, все статуи, все книги за тысячи лет —

Только попытка вернуться из хаоса в первозданную структуру,

Рассыпанные стекляшки калейдоскопа

Сделать опять витражами, которых давно нет,

Россыпи смальты вернуть в мозаику,

Которую сами же раскидали сдуру…

А вместо этого — сотворяем всё больше и больше хаоса,

Уступая короткому разрушающему практическому уму.

Так может, надо каждому, кто видел этот собор,

хоть что-нибудь вылепить, нарисовать, написать,

или хотя бы просто жить радостно?

Радостно… Вопреки всему.

273.

МОЙ ВАЛЬС

…Ни груз грехов, ни груз седин…