Марина Цветаева - Том 1. Стихотворения 1906-1920
9 мая 1920
«Вот он — гляди — уставший от чужбин…»
Вот он — гляди — уставший от чужбин,Вождь без дружин.
Вот — горстью пьет из горной быстрины —Князь без страны.
Там всё ему: и княжество, и рать,И хлеб, и мать.
Красно твое наследие, — владей,Друг без друзей!
15 августа 1921
«Останешься нам иноком…»
Останешься нам иноком:Хорошеньким, любименьким,Требником рукописным,Ларчиком кипарисным.
Всем — до единой — женщинам,Им, ласточкам, нам, венчанным,Нам, злату, тем, сединам,Всем — до единой — сыном
Останешься, всем — первенцем,Покинувшим, отвергнувшим,Посохом нашим странным,Странником нашим ранним.
Всем нам с короткой надписьюКрест на Смоленском кладбищеИскать, всем никнуть в черед,Всем . . . . . ., не верить.
Всем — сыном, всем — наследником,Всем — первеньким, последненьким.
15 августа 1921
«Други его — не тревожьте его…»
Други его — не тревожьте его!Слуги его — не тревожьте его!Было так ясно на лике его:Царство мое не от мира сего.
Вещие вьюги кружили вдоль жил,Плечи сутулые гнулись от крыл,В певчую прорезь, в запекшийся пыл —Лебедем душу свою упустил!
Падай же, падай же, тяжкая медь!Крылья изведали право: лететь!Губы, кричавшие слово: ответь! —Знают, что этого нет — умереть!
Зори пьет, море пьет — в полную сытьБражничает. — Панихид не служить!У навсегда повелевшего: быть! —Хлеба достанет его накормить!
15 августа 1921
«А над равниной…»
А над равниной —Крик лебединый.Матерь, ужель не узнала сына?Это с заоблачной — он — версты,Это последнее — он — прости.
А над равниной —Вещая вьюга.Дева, ужель не узнала друга?Рваные ризы, крыло в крови…Это последнее он: — Живи!
Над окаянной —Взлет осиянный.Праведник душу урвал — осанна!Каторжник койку-обрел-теплынь.Пасынок к матери в дом. — Аминь.
Между 15 и 25 августа 1921
«Не проломанное ребро…»
Не проломанное ребро —Переломленное крыло.
Не расстрельщиками навылетГрудь простреленная. Не вынуть
Этой пули. Не чинят крыл.Изуродованный ходил.
* * *Цепок, цепок венец из терний!Что усопшему — трепет черни,
Женской лести лебяжий пух…Проходил, одинок и глух,
Замораживая закатыПустотою безглазых статуй.
Лишь одно еще в нем жило:Переломленное крыло.
Между 15 и 25 августа 1921
«Без зова, без слова…»
Без зова, без слова, —Как кровельщик падает с крыш.А может быть, сноваПришел, — в колыбели лежишь?
Горишь и не меркнешь,Светильник немногих недель…Какая из смертныхКачает твою колыбель?
Блаженная тяжесть!Пророческий певчий камыш!О, кто мне расскажет,В какой колыбели лежишь?
«Покамест не продан!»Лишь с ревностью этой в умеВеликим обходомПойду по российской земле.
Полночные страныПройду из конца и в конец.Где рот-его-рана,Очей синеватый свинец?
Схватить его! Крепче!Любить и любить его лишь!О, кто мне нашепчет,В какой колыбели лежишь?
Жемчужные зерна,Кисейная сонная сень.Не лавром, а терном —Чепца острозубая тень.
Не полог, а птицаРаскрыла два белых крыла!— И снова родиться,Чтоб снова метель замела?!
Рвануть его! Выше!Держать! Не отдать его лишь!О, кто мне надышит,В какой колыбели лежишь?
А может быть, ложенМой подвиг, и даром — труды.Как в землю положен,Быть может, — проспишь до трубы.
Огромную впалостьВисков твоих — вижу опять.Такую усталость —Ее и трубой не поднять!
Державная пажить,Надежная, ржавая тишь.Мне сторож покажет,В какой колыбели лежишь.
22 ноября 1921
«Как сонный, как пьяный…»
Как сонный, как пьяный,Врасплох, не готовясь.Височные ямы:Бессонная совесть.
Пустые глазницы:Мертво и светло.Сновидца, всевидцаПустое стекло.
Не ты лиЕе шелестящей хламидыНе вынес —Обратным ущельем Аида?
Не эта ль,Серебряным звоном полна,Вдоль сонного ГебраПлыла голова?
25 ноября 1921
«Так, Господи! И мой обол…»
Так, Господи! И мой оболПрими на утвержденье храма.Не свой любовный произволПою — своей отчизны рану.
Не скаредника ржавый ларь —Гранит, коленами протертый.Всем отданы герой и царь,Всем — праведник — певец — и мертвый.
Днепром разламывая лед,Гробóвым не смущаясь тесом,Русь — Пасхою к тебе плывет,Разливом тысячеголосым.
Так, сердце, плачь и славословь!Пусть вопль твой — тысяча который? —Ревнует смертная любовь.Другая — радуется хору.
2 декабря 1921
«То-то в зеркальце — чуть брезжит…»
То-то в зеркальце — чуть брезжит —Всё гляделась:Хорошо ли для приезжихРазоделась.
По сережкам да по бусамСтосковалась.То-то с купчиком безусымЦеловалась.
Целовалась, обнималась —Не стыдилась!Всяк тебе: «Прости за малость!»— «Сделай милость!»
Укатила в половодьеНа три ночи.Желтоглазое отродье!Ум сорочий!
А на третью — взвыла Волга,Ходит грозно.Оступиться, что ли, долгоС перевозу?
Вот тебе и мех бобровый,Шелк турецкий!Вот тебе и чернобровыйСын купецкий!
Не купецкому же сынуПлакать даром!Укатил себе за виннымЗа товаром!
Бурлаки над нею, спящей,Тянут барку. —За помин души гулящейВыпьем чарку.
20 апреля 1916
«В оны дни ты мне была, как мать…»
В оны дни ты мне была, как мать,Я в ночи тебя могла позвать,Свет горячечный, свет бессонный,Свет очей моих в ночи оны.
Благодатная, вспомяни,Незакатные оны дни,Материнские и дочерние,Незакатные, невечерние.
Не смущать тебя пришла, прощай,Только платья поцелую край,Да взгляну тебе очами в очи,Зацелованные в оны ночи.
Будет день — умру — и день — умрешь,Будет день — пойму — и день — поймешь…И вернется нам в день прощеныйНевозвратное время оно.
26 апреля 1916
«Я пришла к тебе черной полночью…»
Я пришла к тебе черной полночью,За последней помощью.Я — бродяга, родства не помнящий,Корабль тонущий.
В слободах моих — междуцарствие,Чернецы коварствуют.Всяк рядится в одежды царские,Псари царствуют.
Кто земель моих не оспаривал,Сторожей не спаивал?Кто в ночи не варил — варева,Не жег — зарева?
Самозванцами, псами хищными,Я дотла расхищена.У палат твоих, царь истинный,Стою — нищая!
27 апреля 1916
