Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)
В 1905 году Тетка, служившая фельдшерицей в лечебнице города Ново-Вилейска (здесь в сентябре 1905 года некоторое время скрывался сбежавший из тюрьмы Борис Вигилев), вступает в революционную организацию рабочих и служащих лечебницы, ведет большую агитационную работу. В составленном после разгрома организации обвинительном акте по делу о «революционном сообществе в больнице в г. Новая Вилейка» говорится, что Алоиза Пашкевич «принимала участие в собраниях общества… На митингах, происходивших в лечебнице, она произносила на белорусском языке речи, возбуждая слушателей к неповиновению властям, неплатежу податей и борьбе против правительства… печатала на белорусском языке „порицавшие царя“ прокламации и раздавала их в лечебнице… Не ограничиваясь агитацией в стенах лечебницы, она …ездила в сообществе с другими лицами по окрестным деревням, где подстрекала крестьян к ниспровержению существующего в государстве общественного строя»[76].
В декабре 1905 года среди членов организации начались аресты. Тетке удалось скрыться. В Белоруссии оставаться было опасно, и она уехала в Галицию, во Львов.
Тетка писала стихи уже с начала 1900-х годов, но по-настоящему голос молодой поэтессы окреп в годы первой русской революции. Ее стихотворения, отпечатанные на гектографе, распространялись в виде прокламаций. Писательница принимает участие в издании первой белорусской газеты «Наша доля», вскоре закрытой. Тетка становится активным сотрудником появившейся затем белорусской газеты «Наша нива».
Во второй половине 1906 года Тетка вновь побывала в Вильне, но вынуждена была прятаться от полиции, а затем уехала опять во Львов. Стало ясно, что предстоит долгое пребывание в эмиграции. Алоиза Пашкевич поступила вольнослушательницей на философское отделение Львовского университета, так как все ее старания быть зачисленной в университет не увенчались успехом. Тяжелые условия, в которых пришлось жить поэтессе, не заставили ее отказаться от научной и общественной деятельности. Тетка изучает историю Белоруссии, пишет специальную работу по белорусскому фольклору, вынашивает планы организации издательства, которое выпускало бы популярные книги для белорусского крестьянства, ведет переписку с белорусскими учеными и литераторами.
Заболевание тяжелой формой туберкулеза вынудило Тетку покинуть Львов. 1908–1909 годы она проводит в Кракове и Закопанье, поступает на гуманитарный факультет Краковского университета. Но ее тянет на родину. Нелегально она посещает Вильну, Петербург, встречается с деятелями белорусской культуры — с Янкой Купалой, с основателем белорусского театра Игнатом Буйницким, принимает участие в собраниях белорусской молодежи.
Перемена фамилии в связи с замужеством (Тетка вышла замуж за инженера Кейриса) дала возможность поэтессе в 1911 году вернуться, не опасаясь преследования, на родину. Тетка с новой энергией отдается литературной и общественной деятельности. Она пробует свои силы в прозе (рассказы «Зелёнка», «Новогоднее письмо», «Михаська», «Осенние листья», «Лишняя»), организует в 1914 году издание белорусского журнала для молодежи — «Лучинка», где выступает в качестве публициста, автора научно-популярных статей. В 1915–1916 годах, при новом подъеме волны рабочего движения, она вновь возвращается к революционной деятельности. Тетка активно участвует в организации клуба Виленских рабочих, ведет там пропагандистскую работу, формирует в клубе «Белорусскую рабочую группу»[77].
Деятельность эта была прервана в начале января 1916 года. Получив сообщение о тяжелой болезни отца, Тетка поехала в деревню Старый Двор. Застать отца в живых ей не удалось, но в Вильну она не вернулась. Поэтесса не смогла уехать из мест, где свирепствовала тяжелая эпидемия тифа, — стала разъезжать по деревням для оказания помощи больным. Это стоило ей жизни — она заразилась тифом и умерла 5 февраля 1916 года.
При жизни Тетки вышли в свет два сборника ее стихотворений: «Скрипка белорусская» («Скрыпка беларуская») и «Крещение на свободу» («Хрэст на свабоду»). Оба сборника изданы в 1906 году нелегально в Жолкве (возле Львова). Несколько стихотворений поэтессы вошли в изданную ею в 1906 году в Петербурге книгу для детей «Первое чтение для деток белорусов» («Першае чытанне для дзетак беларусаў»). Эти сборники и стихотворения, печатавшиеся в повременной печати, не исчерпывают поэтического наследия Тетки, но изучить рукописные материалы поэтессы пока не представляется возможным: архив ее (за исключением нескольких автографов, сохранившихся в Центральной библиотеке Академии наук Литовской ССР) был вывезен мужем писательницы за границу.
ЛЕТО
© Перевод М. Шехтер
Нива шепчет колоскамиЗолотистой ржи, овса,Голубеет васильками,Будто девичья коса.Ветерок с утра гуляет,Гнет колосья в тишине,Солнце зерна согревает,Аист виден на гумне.Косарю не до забавыВ зеленеющих лугах:Поутру ложатся травыПод косы широкий взмах.Женщины холсты полощут,Юбки шьют, сорочки шьют;Слышно: рог трубит за рощей,Пастухи коров зовут.Ребятишки с кузовкамиЯгоды сбирать пошли,А девчата — за грибами…И аукают вдали.День пришел, примолкли хаты,Меньше, стало быть, забот.Временами лишь лохматыйКот на припечке зевнетИль столетний дед с запечьяВдруг сползет воды попить;Долгий труд сутулит плечи,Зренье слабо, — как тут жить!В прошлом дед был молодчиной,На все руки мастаком,В пляске первым шел с девчиной,Кварту пил одним глотком.А теперь — ослабли руки,Старость голову трясет.«Дед, на печку! — дразнят внуки. —Умирать тебе черед!..»А взглянул бы за село ты:Рожь на солнце горячаИ желта, как меда сотыИли яркая парча.Словно ткач из пестрых радугПолевой соткал ковер,—Запах руты свеж и сладок,И цветы ласкают взор.Вешних, ярких красок много,Маем взор заворожен.Это всё цветы, ей-богу!Лепестков немолчен звон.Будто в чарах поле это!Сад я розовый открыл,Где художника-поэтаТруд меня заворожил.Может, это не девчина, —Заливается свирель,И цепляется малинаЗа веселый дикий хмель.Вижу я: идет веселье,Раздается дружный смех,Рассыпает флейта трели,Дуют в дудку, словно в мех.Песня за сердце хватает,Песня душу обожгла,Барабаны оглушают,И гремят колокола.Ниве издавна знакомыЗубы острые серпов;Связанный жгутом соломы,Сноп идти плясать готов.Вот гулянье, впрямь на диво!Даже копны в пляс идут,Подпевает гулко нива,Барабана вторит гуд.Вот и небо заблистало,Морем чистым разлилось,Зеркалом хрустальным стало,С ясным солнцем обнялось.
Лес качает головою,Дуб нахмурился и спит;Шепчется орех с ольхою,Березняк кусты смешит.Мухоморы, как солдаты,Вдоль тропинки стали в ряд,Шляпы их круглы, богаты,Как спина ужа, блестят.Боровик — гриб над грибами —Прислонился важно к пню;Правит суд над бедняками,Просит мирно жить родню.Сыроежки да козлятаТут же спорят невпопад.В страхе рыжики, маслята,—Каждый спрятаться бы рад.Не смолкает птичье пенье,Щебет, гомон — вперебой,То вблизи, то в отдаленье,То на ветке над тобой.
Мне бы взяться за работуДо мозоли кровяной,Не боялась бы я поту,—Лишь бы стать селу родной!Мне бы серп вы дали, бабы,Дали б острую косу, —С нивы колос я смела бы,С трав — прозрачную росу.Дайте мне платок, родные,Белый фартук, хоть на час, —Краски я найду живые,Нарисую мигом вас!Только жалко — красок мало,Трудно будет рисовать,—Нет такой, чтоб засияла,Да и кисти не достать,Чтоб мазок был тонок, чтобыЦвет был ярок, как нигде.Взмах — и на платке лицо быОтразилось, как в воде.Что ж, возьму я кисть простую,Из растений выжму краску,Пламень в сердце разожгу я,Кровью брызну, словно в сказке,И, с мечтой своей в согласье,Нарисую нашу Касю:Очи — небо, брови — черны,Щеки — ярки, рот-малина,Хороша ты непритворно!Нет другой такой девчины!Как нам ею не хвалиться!А головка… то ль пшеница,То ли жито колоскамиЗолотится над плечами!Косы, косы так и вьются,Зубы белые смеются!Стан — былинки гибче тонкой, —Ну и Кася, ну девчонка!Как царевна, как богиня,Как нарцисс иль цвет виргиний,Как лилея на Дунае,Как фиалочка лесная,Расцвела в глуши убогойНаша Кася… Хоть немного,Хоть еще одну-две краски —Написала б без опаски!Под рукой холстинка мнется,Помазок на части рвется,Невтерпеж в такое летоМне писать… Пойду по свету,Может, краски разыщу я,У артиста кисть стяну я,Вот тогда и быть победе —Нарисую всех соседей!
1902 или 1903ОСЕНЬ