Коллектив авторов - Поляна №2 (8), май 2014

– Ты хочешь сказать, что тебе все равно, какая была бы власть после войны?

– Давай за героев, которые погибли и тех, кто еще жив. Жаль их. Вечная память.

Степаныч всегда был провокационно логичен. При этом самые резкие высказывания он сопровождал оговорками, чтобы не задеть ни чьих чувств. Я помню его пассажи о перестройке, гонке вооружений, духовности. Мне рассказывали, что во время каких-то выборов он в своем автосалоне залез на крышу джипа и три с половиной часа агитировал «против всех». Аудиторию составили не только местные работяги, но и клиенты, и даже его начальство. Хозяин автосалона был полностью поглощен выступлением Степаныча. Он обнаружил, что работа стоит аккурат через три с половиной часа. С тех пор на работе, насколько я знаю, Степаныч никогда больше не позволял себе ни выпивать, ни высказываться, – запретили. Он молча работал два дня через два. Вечером второго дня всенепременно надирался, философствовал. Если было с кем, – полемизировал. Жесткий рабочий график и невозможность высказаться на работе роднили его с менеджерами и прочими офисными крысами. Все мои знакомые русские души, облаченные в фальшивую американскую улыбку и белый воротничок, томимые в офисах, каждую пятницу надираются до беспамятства, наверное, чтобы не потерять идентификацию.

Самое удивительное в Степаныче – его религиозная принадлежность. Он дзен-буддист. При этом истинным адептом Дзен он является только через день после приема алкоголя, то есть за день до выхода на работу. В этот день он не дает оценок, даже не сквернословит. Медитация вытесняет остатки похмелья. Наступает просветление, заметное даже со стороны. Встретить его в состоянии просветления – отдельный праздник. Особенно интересно задать вопрос о смысле жизни. Ответы никогда не повторяются и заставляют задуматься. Десятого апреля, в день последнего просветления, я встретил его на лестнице. Он нес с прогулки своего роскошного сибирского кота Ошо.

– Степаныч, в чем смысл жизни?

Он посмотрел сквозь меня ничего не выражающим взглядом:

– Я превращаюсь в урчание кота…

– Ты знаешь, как Наполеон захватил Венецию? – Степаныч налил еще по одной.

– Нет.

– Он с армией подошел к берегу лагуны и на лодке отправил гонца с требованием сдаться. Венецианцы выслушали гонца, переглянулись, подумали и отдали гонцу ключ от города. Люди делом занимались, а не патриотизмом. На инквизицию, Ватикан и Наполеона им было класть. А могли корабли отправить, повоевать. Погибла бы куча народу. А так ничего не изменилось, все живы.

– А национальная гордость?

– Какая гордость?

– За свою страну.

– Я горжусь своими детьми! Людьми стали и меня помнят. Я горжусь своей работой! Ко мне за тридцать лет ни одной претензии. Я горжусь своим самогонным аппаратом! А то эту магазинную ханьку пить невозможно.

– Наливай!

– Ты свою национальную гордость в мой дом не носи, а то нефтью и газом будет вонять. А я даже курю на балконе.

– Степаныч! Про нефть и газ уже неинтересно. А великая русская литература! А вообще русское искусство?

– О! Горжусь!

– А Суворов с Кутузовым?

– А это мимо!

– Почему?

– Они люди войны. Гениальные, мудрые, но люди войны. А я против. Их профессия – человека убивать. Вот ставят им памятники. Зачем? Надо помнить хорошее и напоминать о нем. А мне памятник Суворову напоминает, сколько народу полегло под его руководством и благодаря его руководству.

– Так он родину защищал!

– Кого защищал? Сплошные захватнические войны! Сплошной рейдерский захват!

– Так ему приказали.

– Не полез бы в военные, – не приказали бы.

– Он империю расширял.

– Зачем?

– Как зачем?

– Что с этой империей делать? Ты за МКАД ом давно был? Там бескрайние территории, которые никому не нужны. Они горят торфяными пожарами, затопляются наводнениями, а государству на них класть. Так зачем расширять империю? Чтобы потемкинские деревни было где строить?

Я бы эту империю от Сахалина до Урала сдал бы в аренду японцам. Все равно эти наши воры и дебилы у власти ничего там никогда не сделают, а так хоть нашим же людям будет лучше жить. И война не нужна. Просто менеджера нанять. Пока совсем все не просрали.

– Степаныч, ты же буддист. Ты же можешь превратиться в урчание кота. Откуда в тебе столько негатива?

– Я буддист через два – на третий.

– Разве так бывает?

– А разве так бывает? – Степаныч показал пальцем на окно кухни.

За окном, как по заказу, захлопали взрывы, замелькали сполохи праздничного салюта, придавленные низкими снежными тучами. Степаныч встал, брезгливо задернул занавеску.

– Если хочешь тематический тост, давай за Белку и Стрелку. Они ни в чем не виноваты.

– Наливай!

– Представляешь, что я в телевизоре видел! Их чучела выставляют в Музее космонавтики!

– Это кому мозга хватило?

– Наверное, какому-то чучелу, хотя у чучел мозга нет.

Я не помню, через какое количество рюмок самогон примирил Степаныча с действительностью. Мы пели «Заправлены в планшеты космические карты», «Я земля», «Знаете, каким он парнем был». Потом он пообещал коту Ошо отправить его в космос. Ближе к утру Степаныч выдохнул: «Поехали» и уснул на столе.

А послезавтра он опять будет превращаться в урчание кота.

Валерий Румянцев 

«Время уходит сквозь сжатые пальцы…»

Время уходит сквозь сжатые пальцы

Лёгким капризным туманом.

Мысли – по жизненным тропам скитальцы —

Мчатся за ним неустанно.

Время струится, рисуя узоры

Тонких пространственных нитей.

И возникают пред мысленным взором

Звонкие искры наитий.

И разгорается пламя пророчеств,

Жизни как щепки сжигая.

Но, всё равно, на золе одиночеств

Время нам знаки слагает.

Время уходит сквозь сжатые пальцы

И невозможно смириться,

Что в этом мире мы – лишь постояльцы

С целою кучей амбиций.

«От политических шутов…»

От политических шутов

До откровенных мракобесов

Любой до хрипоты готов

Играть одну и ту же пьесу

На незатейливый сюжет,

Что им альтернативы нет.

Одни и те же год за годом

Затёртые до дыр слова

Про справедливость и свободу,

Как дождь, стучат по головам

Народа. А народ в ответ

Давно обрёл иммунитет.

Народ как бык бредёт по полю

И тащит паразитов рой.

То проклинает свою долю.

То примиряется с судьбой.

Порой прихлопнет кровососов,

Но ошалеет от вопросов

«Что делать?» и «Куда идти?»,

«Кто виноват?» и «Был ли мальчик?»,

И продолжает он брести

Бессмысленно и тупо дальше

Под вновь затянутый мотив,

Что гнусу нет альтернатив.

Олег Солдатов

Кошелек

Уволенный за недостачу кладовщик Злоключаев брел по Тверской-Ямской, втягивая голову в плечи и поднимая воротник старенького пальто. И вдруг на углу Дегтярного переулка, возле фонарного столба, он увидел оброненный кем-то кошелек. Кровь застучала в висках Злоключаева. Он остановился, украдкой глянул по сторонам и осторожно ткнул находку носком ботинка.

– Кошелек нашли? – услышал он над духом. – Повезло… Берите! Хозяина все равно не сыщешь.

Злоключаев обернулся и увидел рябого паренька, участливо выглядывающего из-за его плеча.

– Разделим поровну. Теперь вроде как все наше, – искушал тот. – Берите, что ли… Чего ж вы ждете? А то ведь и другие заметят.

– Понимаете ли, – признался Злоключаев, – я бы с радостью, но радикулит, знаете ли…

– Понятно, – кивнул рябой, наклоняясь за кошельком. – Отойдемте в сторонку. Посчитать бы надо…

Они завернули в ближайший сквер. Вокруг, казалось, не было ни души.

– Ну, считайте, – хитро подмигнул рябой, протягивая кошелек Злоключаеву.

– Видите ли, – кисло улыбнулся Злоключаев, – я бы с радостью, но руки, знаете ли, не того… ничего не поделаешь, профессиональное… да и очки позабыл… Считайте уж вы.

– Ясно, – хмыкнул рябой, заглядывая внутрь бумажника и перебирая корявыми пальцами. – Десять тысяч! – наконец объявил он. – Выходит, ровно по пять косых на брата. Ну, вот вам, берите… – и рябой сунул в дрогнувшую руку Злоключаева несколько бумажек.

Вдруг чья-то могучая тень заслонила небо.

– Кошелек не находили, ребята? – прогремело откуда-то с высоты.

Злоключаев задрал голову и увидел чудовищного вида громилу с бесстрастными ледяными глазами и небритыми скулами.

– Находили, – честно признался он, протягивая деньги.

– Ну так верни, то ж мой!

Злоключаев попятился, ткнулся спиной в кирпичную стену и с надеждой поглядел на рябого. А тот сунул кошелек громиле и процедил:

– Еще и брать не хотел… Профессиональное у него, видишь ли…

– Да тут, небось, не все, – с сомнением произнес громила, опуская кошелек в карман куртки и забирая деньги из руки Злоключаева. – Ну-ка, покажи мне свои, а я проверю нет ли там моих… – И широкие медвежьи лапы потянулись к Злоключаеву, хватая за воротник и ощупывая бока.