Владислав Холшевников - Мысль, вооруженная рифмами
А. В. Кольцов. Во всех песнях Кольцова симметричные 4-ст 2 + 2. 96 Лог строфический, б, 4-ст Ан2 м-5-сл-Ан2 м-5-сл. 97 5-сл, б, 4-ст. 98 Х3, ХАХА. Встречаются синкопы. 99 Х3, б, — Х′Х′Х′Х′. 100 Ан2, хаха. 101 Лог строфический, б. Нечетные стихи — Х2 ж, или Ан1 ж; четные — 5-сл.
Е. П. Гребенка. 102 ПеIII 3, аа. 103 5-сл сдвоенный, 4-ст с неупорядоченным чередованием д и м смежных рифм.
К. П. Павлова. 104 Я3, спаренные 4-ст АББв, АГГв. 105 Я3, 4-ст на две рифмы АбАб; 4-й стих строфы — рефрен, 3-й подхватывается и становится 1-м в следующей строфе. Поэтесса писала, что эти стихи «написаны больше для музыки» (Павлова К. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1964, с. 564).
III. Вторая половина XIX века
Вторая половина XIX в. — пореформенная эпоха, разночинный период в истории русского освободительного движения. Отмеченная борьбой двух основных исторических тенденций — демократической и либеральной, эта эпоха наложила свой отпечаток на литературу. Это время расцвета критического реализма, новый период и в истории русской поэзии. Он начался с острой полемики вокруг вопроса о смысле и назначении искусства, вылившейся в борьбу двух четко определившихся направлений — «некрасовской школы» и поэзии «чистого искусства».
Многие поэты второй половины XIX в. (Тютчев, Фет, А. К. Толстой и др.) внесли весомый вклад в историю русской поэзии. Но ведущее значение для этого поэтического периода имеет Некрасов.
Стих второй половины XIX века
Метрика. Основные завоевания этого периода в области метрики — широкое распространение 3-сложных размеров (III, 19, 24, 26, 36, 38, 51, 52, 55, 56, 60 и др.) и дактилических рифм. Если раньше 3-сложниками пользовались только в малых жанрах, то Некрасов и другие поэты пишут ими также большие стихотворения и поэмы (III, 59, 62, 63). 3-сложники становятся универсальными. Если в XVIII в. ямбы составляли более 80% всех стихотворных строк, а 3-сложники менее 1 %, если в первой четверти XIX в. — соответственно 3/4 и около 4%, то в рассматриваемый период ямбы — около 2/3, 3-сложники — 13% {Вишневский, 255}. А у Некрасова ямбы — около 1/2, 3-сложники — около 1/3. 3-сложники преобладают 3-стопные (III, 38, 51, 55, 59, 62, 63, 64, 76), реже 4-стопные (III, 19, 32, 52) и чередование различных стопностей; 5-стопные единичны (III, 30).
Сравнив приведенные здесь 3-стопные анапесты Некрасова (III, 51, 55, 59, 62, 63, 64), можно увидеть, как разнообразны они ритмически и интонационно — от стиха песенного до разговорного.
Дактилические рифмы в 40-х годах употреблялись еще чаще в комическом стихе, куплетном или фельетонном, например в 3-стопном ямбе с перекрестным чередованием с мужскими: А′бА′б (III, 50). С середины века дактилические рифмы становятся столь же универсальными, как и женские (III, 21, 28, 29, 59, 60, 64, 72, 73, 76). Единственный размер, к которому они не прививались, — 4-стопный ямб. В виде единичного эксперимента они появляются даже в александрийском стихе, вместо женских (III, 80).
Опыты подражания народному стиху становятся малочисленными — и только в малых жанрах (III, 39, 43, 44). Со второй трети XIX в. подражание русской народной песне многими чертами начинает сближаться с цыганским романсом (ср. II, 102, 103; III, 48). Наиболее органично усвоивший поэтику фольклора поэт, Некрасов, впитал народно-поэтическую лексику, синтаксис, образность, но из особенностей народного стиха воспринял лишь дактилические рифмы — и сделал их достоянием стиха литературного.
Некрасов — единственный поэт XIX в., 15 раз допустивший пропуски метрического ударения (трибрахии) в 3-сложниках (III, 59, 60, 63), которые разовьются спустя полвека. У Некрасова же встречаются перебои метра, предвосхищающие достижения поэтов XX в., в частности Маяковского. В нескольких произведениях он среди обычных 3-сложников допускает стяжения, вводя отдельные дольниковые стихи (III, 52, 58); или выделяет концовку, ставя дактиль вместо анапеста (III, 56); или добавляет лишний слог, превращая дактиль в тактовик — при этом, опять-таки, в «дактилический» тактовик вместо анапеста (III, 58).
Немногие современники оценили эти новшества. Редактор первого посмертного издания Некрасова поправлял мнимые ошибки поэта. Н. Г. Чернышевский справедливо писал: «Обыкновенный повод к поправкам подает ему «неправильность размера»; а на самом деле размер стиха, поправляемого им, правилен. Дело в том, что Некрасов иногда вставляет двусложную стопу в стих пьесы, писанной трехсложными стопами; когда это делается так, как делает Некрасов, то не составляет неправильности. Приведу один пример. В «Песне странника» Некрасов написал:
Уж я в третью: мужик! Что ты бабу бьешь?
В «Посмертном издании» стих поправлен:
…что ты бабу-то бьешь?
Некрасов не по недосмотру, а преднамеренно сделал последнюю стопу стиха двусложною: это дает особую силу выражению. Поправка портит стих».[13]
Немногочисленны, но чрезвычайно выразительны метрические перебои у Тютчева, притом в наиболее традиционном, а поэтому самом консервативном размере — 4-стопном ямбе (III, 5, 16). Новаторство Некрасова и Тютчева было по достоинству оценено в наши дни, на фоне Блока, Маяковского и Пастернака, когда стали привычными и дольники, и тактовики, и трибрахии, и метрические перебои. Единичные примеры свободного стиха (III, 22) — предвестие XX в.
Рифма. В этот период начинает развиваться приблизительная рифма (берёза — слёзы); теоретически ее обосновал и часто применял во всех жанрах А. К. Толстой (III, 40, 42), но основным фоном остается рифма точная. Лирика, фольклорные стилизации удовлетворяются привычными рифмами, в дактилических особенно высок процент грамматических: утеше́ния — спасе́ния и т. п.
В сатире часты рифмы составные, с именами собственными, варваризмами (III, 50, 62, 63). Д. Д. Минаева прозвали королем рифмы: его каламбурные рифмы, как и составные рифмы Некрасова-фельетониста, предвосхищают достижения Маяковского.
Большее значение, чем в предшествующий период, начинает приобретать звуковая инструментовка стиха, в частности внутренняя рифма (III, 21, 25, 29, 31, 56, 58, 61, 64).
Строфика. Возрастает удельный вес строфических произведений. Если в XVIII и первой четверти XIX в. их количество составляло приблизительно треть всех стихотворных произведений, то теперь заметно превышает половину {Исследования, 48}. Преобладают 4-стишия. Огромные сложные строфы, как у Державина и Жуковского, сходят на нет. Зато виртуозно варьируются у Фета и некоторых других поэтов 6-стишия (III, 11, 29, 33, 34, 77, 79), 8-стишия (III, 14, 31, 35), необычны нечетные строфы (III, 26, 36, 47), даже 4-стишия звучат необычно (III, 24). Особо надо отметить строфы с холостыми стихами. Встречаются два типа. Один — 4-стишие с зарифмованными только четными стихами хаха (III, 65, 69), ставшее с середины века под влиянием переводов из Гейне очень популярным. Другой — индивидуальные строфы. У раннего Тютчева они были похожи на державинские (III, 2, 4), у Фета — своеобразны (III, 32, 36).
Продолжают развиваться разностопные строфы, прежде всего — 4-стишия (III, 21, 24, 27, 33). Крайняя степень контрастной разностопности — рифма-эхо (III, 68) и соединение в строфе разных метров (III, 45) — пока только в сатире.
Учащаются примеры строфического вольного стиха (III, 15, 17). Сонет отходит на задний план; из других твердых форм неожиданно появляется секстина — у Л. А. Мея (III, 78), Л. Н. Трефолева. В отличие от канонической формы, обе они — рифмованные.
Необыкновенные строфоиды белого 3-стопного ямба создает Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» и в стихотворении «Зеленый шум» (III, 61), писавшемся одновременно с началом поэмы. Чередование дактилических и мужских клаузул не задано моделью строфы, а зависит от синтаксического строя. Внутри одного предложения, которое может охватывать в поэме от 2 до 7 стихов (в стихотворении от 2 до 5), все окончания дактилические; конец фразы обозначается мужской клаузулой. Это столь же индивидуальная структура, как, например, онегинская строфа, и если встречается у кого-либо, то звучит ритмической цитатой.
Ф. И. Тютчев (1803–1873)
1
Как океан объемлет шар земной,Земная жизнь кругом объята снами;Настанет ночь — и звучными волнами Стихия бьет о берег свой.
То глас ее; он нудит нас и просит…Уж в пристани волшебный ожил челн;Прилив растет и быстро нас уносит В неизмеримость темных волн.
Небесный свод; горящий славой звездной,Таинственно глядит из глубины, —И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены.
<1830>
2. Двум сестрам
