Ефим Ховив - Городской романс
В пещере
Вода, скользя, роняла капли.И, не найдя ростков нежней,Вода выращивала камниИ вот взрастила сад камней.
Стволы и стрелы сталагмитовТемно буравят толщу лет,От перламутровых покрытийТечет подземный тихий свет.
А меж стволов — грибы и травы,Из камня — зверь, из камня — куст,Порою слышится картавыйКамней ломающийся хруст.И многозначно и тревожноСтруится горный шепоток,И кажется, вот-вот возможноУвидеть каменный цветок.
Анатолий Зырянов
* * *
Журавли, как горнисты в строю,над землею трубили зарю,и оранжево у прудааистенком кружилась звезда.А теперь из ночного пространствабьется в форточки наших квартиртот, что в детстве далеком остался, —на березовой ветке снегирь…
* * *
Тяжелеет как яблоня небо, полное сини,И разносят ветра листопад над Россией.И летит листопад — красно-бронзовый звон,И сквозь память летит и сквозь Вечный Огонь.Мать стоит поседевшая у подножья огня.Не дошел ее сын до победного дня.И звучит тишина, натянувшись струной,Между памятью матери и прошедшей войной.
* * *
Роняют тихо деревцаЛиству на подоконники,Как будто письма от отца —Скупые треугольники.Бессмертием обагренаПечально осень льется,льется.И, кажется, вот-вотзажжетсяОт медных листьев тишина.И, значит, скоро по лугамСнег полетит печально-белый…Как искры проседи несмелойУ нас по молодым вискам.
Виталий Кальпиди
* * *
Мне не понять войны меж вечностью и годом,меня копили те, что канули на ней,но раньше провели по темным коридорам,там жизнь моя текла, и старший крикнул: «Пей!»
Столетие мое, я жизни не покину,пусть факельщики тьмы и выстроят конвой.Два миллиона лет я пробивал плотинунебытия. И что? Уже пришли за мной…
Нефть
Шарообразен Бог кустарника.Бессилен плоский Бог осоки.В одежде рыб плывут молокина стол чумазого нефтяника.
Смешна индустриализацияв балетном вывихе реки,но обалдели старики,когда заговорила рация.
А каланча деревни бросовойбыла задумана как церковь.И расцвела, как фокус в цирке,река бензиновыми розами.
Нефть ерзает, как слякоть грязная,как выдохшиеся борцы.А рядом ходит Бог на цы-почках, судить-рядить обязанный.
Но, как чекист времен Дзержинского,прораб участка № 9,из кадра выдернув деревья,всю местность оснащает вышками, —
я каламбурю не из подлости:ведь из внутриутробной волостия выплыл в этот мир без рискапо чистым водам материнским.
Юрий Кашин
На свадьбе
…А над деревней ночь плескалась,она сгущалась все темней.А мне на свадьбе не плясалосьи становилось все грустней.И я с веселого подворья,прикрыв калитку, в ночь шагнул.И месяц, как знакомый дворник,мне заговорщицки мигнул.И ночь качала на ладоняхменя, с деревней заодно.А где-то близко ржали кони,как в приключенческом кино.Вобрав в себя прохладу ночи,на свадьбу шумную вернусь,хвачу штрафной и что есть мочиза пляску буйную рванусь.И что с того, что не плясун я,ведь эта пляска для души.Коль сердце радостью плеснулос гармонью в лад — айда, пляши!Пляши…Вот с грустью лишь управлюсь,переборю ее сполна…Иду, а ночь колышет травы,и звонко плачет тишина.
Вера Киселева
* * *
Вечер тихо касался оградИ наощупь окутывал сад.Пела мама на чистом крылечке.Я люблю, когда мама поет,Словно ветка по речке плывет,По равнинной, замедленной речке.Все такие простые слова,Но как будто восходит трава —Пробуждаются тонкие связиС той войной, что была не со мной,С полем льна и с лучиной слепой,С засыхающим деревом вязом.Стали сутью моею во мне,Неразрывно сплетясь в глубине,Песни русские, мама, Россия.И стоит над крылечком звездаНа года, на века, навсегда,Освещая заботы простые:Чтобы в поле ходили стада,Чтобы в речке не сохла вода,И горланил петух спозарани,Чтоб земля зеленела веснойИ из горницы плыл за окноЧистый запах цветущей герани.
Ясная Поляна
Хрустальный купол полон синевы.Как ты прозрачна, Ясная Поляна!Деревья так мудры и постоянны,Что хочется с деревьями на Вы.Над головой сомкнулась тишина,И я могу спокойно оглядеться.И, словно невесомую, меняРаскачивает собственное сердце.Щекой касаюсь сморщенной коры,От чувства непонятного немею.Я принимаю это, как дары,А отдарить, наверно, не сумею!..А на округлых фразах тонкий лак,Экскурсовода голос раздражает:Он слишком равнодушно обнажаетВсю жизнь его.Все так и все не так!Его душа живет в страницах книг.Они над временем и вне религий,Но Лев Толстой настолько был велик,Что не сумел в свои вместиться книги.Любые рамки гению тесны,И нравов и законов давят своды.И посреди такой большой страныСвободный ум свободы не находит.Мир затаился. Он совсем не прост.В нем зреют беспокойные известья…Какой неразрешаемый вопросЕго погнал из тишины поместья?Возможно, мысли, что остались заПределом книг — искали воплощенья!Возможно, правда вторглась, как гроза,Грозя его идее всепрощенья.Кто знает! И кому о том судить,Великий граф — известен и неведом!А всем догадкам — вылиться в трудыНа хлеб насущный мудрым толстоведам.
…Весь парк охвачен золотой листвой,Осенний воздух августовски синий.И я иду аллеей по России,Где Анна шла, Болконский и Толстой!
Инна Лимонова
* * *
Как я живу — так ходят по жнивью.Мои ступни исколоты — шагаю.Так строки в строфы, мучаясь, слагаюИ так крутое зелье жизни пью.
Кого люблю? Теперь люблю весь мир!Люблю тебя — ты лучший в целом свете.Но главное не мы с тобой, не мы,А наши очень маленькие дети.
Когда они взахлеб зовут к себеИ затихают на моих ладонях,Я обо всех необогретых помню,Я целый мир могу вот так же греть.
Жги мне ступни, шершавая стерня!Как без любви, мне не прожить без боли!Весною вновь зазеленеет поле,Чтоб лечь под ноги нашим сыновьям.
* * *
Льняная скатерть утреннего луга.Туман окутал речки синеву, —полувосторга крик, полуиспуга:«Простудишься!» — но я уже плыву.
Чуть-чуть знобит, слегка пугают глубиразверстые, глотая взмах руки.Но если ты меня и вправду любишь,войди за мной в крутую стынь реки.
Ты вправе и рискнуть и уклониться,но эхо зова древнего в крови…Мы нынче снова рыбы или птицы,ну что же ты, ну что же ты, плыви!
…Меня речным течением относит.Тебя не слышно. Голубеет высь.И незнакомый голос тихо просит:«Вернись ко мне, вернись ко мне… вернись…
Ким Макаров
