Игорь Северянин - Том 3. Менестрель. Поэмы

Часть III

Должно быть, всех червей червивейТщеславья неунывный червь:Позабывает о разрывеБуян и тащит, как на верфьСуда на биржу для ремонта,Ряд государственных бумагИ, думая затмить Бальмонта,Предпринимает новый шагК смеющейся и скользкой славе:Буяна генеральный штаб,Ограндиозив свой масштаб,Решает, что орлу двуглавей —Помпезней быть, и в этот разНе только Крым, но строй всех рас,Живущих на Земле, БуянаОбязан знать; и вот он рьяноМне пишет, свой шикаря слог,И предлагает кошелек.Что ж, импресарио мне нужен,Как всякому желудку ужин…А если он еще к тому жБогат, почтителен, не мужКакой-нибудь мегеры злобной,Супружескому кошелюМешающей, тем лучше: шлюСогласье и программы пробныйЛисток. На этот раз составЧтецов я изменил: с докладом,Футуристический уставВсем изъясняющим и рядомУмело выбранных цитатЖивописующим свой тезис,Намечен Ховин, кто, поэзясь,На красноречье тороват.А чтоб слегка разнообразитьКонцерт, решаю дать сюрприз:Позвать с собою поэкстазитьКакую-либо из актрис.Но так как их удел — отвратноЧитать стихи, хоть именаПорой звучат довольно знатно,Совсем особая нужнаАктриса мне: нужна актриса,Как говорят, не из актрис.Но как найти ее? ПовисВ печали нос, и я у мысаРаздумья, пригорюнясь, смолк.В уме проходит целый полкЗнакомых женщин. Но кого жеИз них избрать: ведь не похожаНа чтицу ни одна из них,Из этих близких и чужих?Но вдруг, внезапно осененныйНаитьем, свойственным орлу,Подсаживаюсь я к столуИ Сонечке, в экстаз влюбленной,Шлю телеграмму: «Ты нужнаНемедленно». — И вот онаСпустя два дня передо мноюУже стоит: «Что хочешь ты?»— «Вот книгу я тебе раскрою,И ты, во имя Красоты,Прочти мне маленький отрывокИз этой пьесы». — «Хорошо».И просто, ярко и свежоОна читает. Вижу: гривокРжи золото, и плеск ручьяВ июльский полдень слышу… «Чья, —Шепчу восторженно, — чья школаТобой окончена?» — «Эола,Любви и Вакха, и твоя», —Мне отвечает, улыбаясь,Безгрешная и голубая,С такой кристальной простотой…И я кричу в восторге: «Стой!Мне так нужна была актриска,Но если в мире нет актрис,Да будь актрисою курсистка!Ура! Так хочет мой каприз». —И в тот же вечер, овагоняЕе, я проводил домой:К родителям спешила СоняВ свой Минск, напудренный зимой.Концерты через две неделиДолжны начаться, а пока —На юг депеши полетели:Я взял Буяна за бока!

А дни идут, день дня лукавей.Со мною дружен некий бес…Концертом в КатеринославеНачнется третий путь поэз,Как сообщает штаб-квартира,И Сонечке я знать даю,С ней свидеться мечту таю,А сам с улыбкою сатираВлюбляю женщин и люблю.Но Сонка смолкла. Нет ответа.Я беспокоюсь. Я смущен.Я горячусь. Я возмущен.Меня уже тревожит этоМолчанье: до концерта пятьДней остается. Я понятьНе в состояньи, что такоеПроизошло, и сгорячаЯ заменить ее другоюРешаю, так сказать, сплеча.«Ну, подожди же ты, чертовка», —Я говорю себе и вотПрипоминаю, что живетДевица с именем Зиновка,Поблизости у невских вод.Она девица как девица:Не то работает, не то, —Сам черт не знает, деет что! —Я вас просил бы не дивиться,Что избираю я ее:В ней что-то чую я «свое».Она стройна, она красива,И голосиста, и смела,И в разных смыслах, — там, — мила,Подчеркиваю для курсива…Я шлю. с посыльным ей приветИ приглашаю в кабинет.Что ж, тут как тут она. И развеОна могла бы быть не тут?!.Ее мозги ведь не в маразме,Чтоб не идти, когда зовутПрославленные повсеместно,Поставленные на виду…Я с нею быстро речь веду:«Итак, да будет Вам известно,Что Вы с сегодняшнего дняАктриса: поняли меня,Надеюсь?» — Предложенье лестноДля девушки «ни то ни се»,И вмиг мы с ней решаем все.Она читает. Это пробаСовсем прилична. Я хвалю,И мы смеемся с нею оба,И я почти ее люблю…«До завтра, девочка! КурьерскийНа юг уходит в семь часов». —Она встает, мне бросив дерзкийИ пылкий взгляд, в котором зов.А завтра утром, звонко-звонкоМеня целуя, гонит сонИ тормошит со всех сторонВорвавшаяся в спальню Сонка!Послав Зиновке от ГурмэКонфект, садимся в поезд трое —Победоносные героиВ своей поэзокутерьме.

Опять встречает нас БуянС помощниками на перроне;Опять я чувствую в коронеСебя и вновь, как прежде, пьянВином, стихами и успехом;Опять улыбками и смехом,Цветами нежа и пьяня,Встречают женщины меня, —Но предан я иным утехам:Я в Сонку не шутя влюбленИ страстью к Сонке распален…Концерт, озвученный помпезно,Уже прошел. Успеху рад,Буян в ЕлисаветоградЗовет приехать нас любезно,Но перед этим, в честь удач,Решает пир задать богач.Опять оркестр, вино и безднаВеселья: там хоть все разрушь!И Gordon vert, и Gordon rouge…И Сонка с помпою шампанскойЦарит над пиром, вся экстаз:О, Эсклармондой ОрлеанскойОна недаром назвалась!Я был свиделем успехаЕе эстрадного, и эхоРукоплесканий огневыхДо сей поры в ушах моих:«Брависсимо! Виват! И браво!!» —Почти стонала молодежь.Так неожиданная славаК тебе идет, когда не ждешь.И если б Сонка в эту эруПоверила в свой редкий дар,Она бы сделала карьеруНе меньше, чем сама Бернар.С распущенными волосами,Взамен костюма прямо в шелкСтан забулавчив свой, стихамиОна будила в зале толк:«Откуда? Что это за школа?И кто ее учителя?» —А школа та была Эола,Любви и песен короля!

Ее томит отелья клетка,Она спешит покинуть дом,И вьется флагом вуалетка,Когда на жеребце гнедомОна устраивает гонкиС коляскою, везущей нас,И в темно-синей амазонке, —Вся вдохновенье, вся экстаз, —Будя всеобщее вниманье,Несется за город, к Днепру,Где историческое зданье(Я вам его не отопру!),Дворец Потемкина, а там,Хотя нас не встречает самВеликолепный князь Тавриды,Какой простор! какие виды!Какая солнечность зато!И то в коляске, то в автоТуда мы ездим постоянно;И Сонка, наша Сонка, ктоМне так воистину желанна,То впереди, то сзади насНа жеребце своем гарцуетИ взглядами меня целуетИ вдохновляет на Парнас…

Собрав знакомым всем приветыИ запечатав их в конверт,Мы в городе ЕлисаветыДаем впервые свой концерт.Успех повсюду неизменен,И может быть, когда-нибудьВ твою страну, товарищ Ленин,Вернемся мы успех вернуть.Давно красавицами славенЕлисаветы Первой град.Мужчина каждый обезглавенСердцами их, как говорят.Брюнетки, рослые смуглянкиС белками синими слегка —Вас, южные израильтянки,Я узнаю издалека.И здесь по городу мы ездим,И здесь осмотрен город весь,И здесь, как и везде, мы звездим,И здесь, как там, и там, как здесь.И здесь настроен я амурно,Влюбляясь в Сонку день за днем.Вдруг на концерте Сонке дурноВнезапно стало. Мы ведемЕе поспешно за кулисы,К ней вызвав экстренно врача:Трепещем мы за жизнь курсисы…Рука ее так горяча…Уложенная на диване,Она без чувств. Буян, в карманеСжимая четвертной билетИ постарев на пару лет,В волненьи носится от лестницПо коридорам и фойе,Где девы продают «кайэ»И лимонад, и на прелестницНе смотрит. Он несется вскачьИ восклицает: «Кто здесь врач?»Но вот уже и доктор найден,И начинается осмотр.Врач улыбается. Он бодрИ ей питье из виноградинВливает в рот. Мы ей пальтоНадев, ведем ее в авто.Врач диагнозит, даже бровьюНе поведя: «Немного жар.Обычный случай малокровья».И деньги, как в резервуар,В карман кладя: «Аu revoir[9]» —С улыбкою сквозь зубы цедит…

А Сонка дома стонет, бредитИ бурно мечется в бреду.И вот я в номер к ней иду,Склоняясь близко к изголовью,И с исцеляющей любовьюПо бреду вместе с ней бреду.И вижу то, чего не видит,Кто вместе с нею не тавридит.И слышу то, чего чужойНе слышит. Всей своей душойЯ жажду Сонке исцеленьяИ силой своего влюбленьяЕе в сознанье привожу.Она в спокойный сон грузится,И грезится ей небылица:Она ступает на межуВ июльский день. И хищный ястребИграет с голубем, венкиСвивая клювами, где к астреТак не подходят васильки.И оба нежно ей гуторят,Нашептывают про любовь.Им волны нив зеленых вторят…А птицы говорят: «ГотовьВ своем сердечке место страстиИ одного из нас бериСебе в мужья…» — И столько сластиВ речах. Но только — раз! два! три! —Гром, молния, и шторм, и тучи,И голубь прячется к ней в лиф,А ястреб хищный и могучийВзлетает к небу, весь порыв.Захвачена его экстазом, —Сама порыв, сама экстаз, —Она следит влюбленным глазомЕго полет, а он, как раз,Кружась, парит над головою,Борясь презрительно с грозою,И Сонка, в жажде смелых душ,Кричит ему: «О, будь мне муж!..»

Но не пора ли нам в Одессу —Давать в Одессе вечера?И, отслужив по чувству мессу,Нам по домам ли не пора?В одесском «Лондонском отеле»Мы проживаем две недели,Даем концертов пару иПьем «реймса» пенные струи;Автомобилим на фонтаны,Порою ездим на лиман.И ревизируем шантаны,Пунктиром метя в них роман…Но что мне может дать КуяльникКакой-нибудь, когда печальникЯ стал, смотрящий на печаль —Веселой раньше — Сонки? ВдальЗадумчиво и беспредметноОна свой устремляет взгляд,Худеет на глазах заметно,Бросая фразы невпопад.Хотя отказа от участьяВ концертах мы не слышим, но,По-видимому, мало счастьяПриносит слава ей: темноЕе исполненное светаЧело, и как-то вечеркомОна зовет к себе поэтаС ней побеседовать вдвоем.«Меня ты любишь ли?» — «Как прежде». —«Ты мне отдашься?» — «Не могу.Когда-нибудь потом. Есть вещи,Но… но…» — И больше ни гу-гу.«Скажи, ты влюблена в другого?» —«Я этого не говорю». —«Моею быть дала ты слово». —«Да, слово, данное царюПоэзии, сдержу я свято.Но после, после. Сердце смятоБольшим несчастьем, но каким —Не спрашивай: я не отвечу». —И, проклиная втайне встречу,Из комнаты я вышел злым.

И, несмотря на все успехи,Сказав любви своей «прости»,Велел Буяну сбросить вехиВсего дальнейшего пути.И, несмотря на уговоры,На все Буяновы мольбы,Я все нарушил договорыИ захотел простой избыВзамен роскошного отеля,И вместо вин — воды ручья…И вмиг все цели обесцеля,С печальной Сонкой, участь чьяМеня томила и терзала,Уехал вскоре в Петербург.И там мне Сонка показалаТакую мощность бурь и пургДушевных, столько муки горькой,Что я простил ей все, и зорькойВесенней в памяти моейОна осталась. Только ейЯ не сказал о том ни словаИ с ней расстался так сурово,Так незаслуженно, что впредь,Не зная, как в глаза смотреть,С ней не хотел бы новой встречи,Себя другими изувечив,Которые в сравненьи с ней, —На протяженьи тысяч днейУтерянной, — идти не могут.Не могут, ну и слава богу…

Роман кончается, и пленкаПечали душу облекла…Но и тебе, то тихо-тонко,То мрачно, то победно-звонко,Они звучат — о Сонка! Сонка! —Собора чувств колокола.

Солнечный дикарь