Семен Липкин - Большая книга стихов

1975

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Покуда всемирный ФердыщенкоБерет за трофеем трофей,Уже ты на лавры не заришься,А только бессмысленно старишься,Мещанка, острожница, нищенкаДворянских, мужичьих кровей.

Куда как ликующей мнимостиСлабей непреложность твоя,А все ж норовишь ты упрочиться,То плакальщица, то пророчица,То ангел из дома терпимости,То девственный сон бытия.

Строка тем косней, чем мгновеннее,А крылья — неспешной даны.Лишь в памяти зреет грядущее,Столь бедно и глухо растущее,И ты уничтожишь забвениеДыханьем вселенской весны.

1975

"Когда болезненной душой устану…"

Когда болезненной душой устануОт поздней и мучительной любви,Под старость лет пущусь по океану,Как Иегуда Галеви.

Заблудится ль корабль и рухнет в бездну,К разбойникам я попаду ли в плен,В толпе ли пилигримов я исчезну,В пыли, у глинобитных стен?

Я твердо знаю, что исчез я прежде,Что не было меня уже тогда,Когда я малодушно жил в надеждеНа близость Страшного суда,

А между тем служил я суесловью,Владея немудреным ремеслом,И слово не хотело стать любовью,Чтобы остаться, как псалом.

1975

ВРЕМЯ

Разве не при мне кричал Исайя,Что повергнут в гноище завет?Не при мне ль, ахейцев потрясая,Сказывал стихи слепой аэд?

Мы, от люльки двигаясь к могиле,Думаем, что движется оно,Но, живущие и те, кто жили, —Все мы рядом. То, что есть Давно,

Что Сейчас и Завтра именуем, —Не определяет ничего.Смерть есть то, чего мы не минуем.Время — то, что в памяти мертво.

И тому не раз я удивлялся,Как Ничто мы делим на года;Ангел в Апокалипсисе клялся,Что исчезнет время навсегда.

1975

"Господин Весенний Ветер…"

Господин Весенний Ветер,Я вас помню молодым,Вы беседовали веселоС госпожой Акацией.В нашем городе стоялиИностранные суда,И взметались, и сиялиБеспокойные года.

Господин Весенний Ветер,Вот и стал я стариком,И давно сожгли захватчикиГоспожу Акацию.Словно камни под водою —Онемелые года.Та, что здесь всегда со мною,Не вернется никогда.

1976

ИЗ ТЕТРАДИ

Но только тот, кто мыслью был наставлен,Кто был рукоположен красотой,Чей стих, хотя и на бумаге правлен,Был переписан из тетради той,

Где нет бумаги, букв и где страницыНезримы, хоть вещественней кремня, —Увидел неожиданно зеницы,Исторгшие на землю столп огня.

1976

КРИК ЧАЕК

Семейство разъевшихся чаекШумит на морском берегу.От выкриков тех попрошаекПрийти я в себя не могу.

Мне вспомнилось: мы хоронилиЖену сослуживца. КогдаЕе закопали в могиле,Был вечер, а мы и беда

Вступили в автобус последний,И тут, как проказа, возникИз воплей, проклятий, и сплетни,И ругани смешанный крик.

То стая кладбищенских нищих,Хмельных стариков и старух,Кривых, одноногих, изгнивших,Блудила и думала вслух…

Земля, человечья стоянка,Открыла ты нам, каковаИзгаженной жизни изнанка,Где Слово сменили слова.

Во тьме остановки конечнойУже различаем, какойВращается двигатель вечный,А движет им вечный покой.

1976

"Когда в слова я буквы складывал…"

Когда в слова я буквы складывалИ смыслу помогал родиться,Уже я смутно предугадывал,Как мной судьба распорядится,

Как я не дорасту до форточки,А тело мне сожмут поводья,Как сохраню до смерти черточкиПугливого простонародья.

Век сумасшедший мне сопутствовал,Подняв свирепое дреколье,И в детстве я уже предчувствовалСвое мятежное безволье.

Но жизнь моя была таинственна,И жил я, странно понимая,Что в мире существует истинаЗиждительная, неземная,

И если приходил в отчаяньеОт всепобедного развала,Я радость находил в раскаянье,И силу слабость мне давала.

1976

НОВАЯ ЖИЗНЬ

Новую жизнь я начну с понедельника,Сброшу поклажу ненужных забот,Тайная вечеря зимнего ельникаК делу и жертве меня призовет.

Все, что душа так испуганно прятала, —Тихо откроет, по-детски проста,Первосвященника и прокуратораНе убоюсь — ни суда, ни креста.

Землю постигну я несовершеннуюИ, искупляющей силой влеком,Следом за нею на гибель блаженнуюВ белом хитоне пойду босиком.

1977

"Заснуть и не проснуться…"

Заснуть и не проснуться,Пока не прикоснутсяКо мне твои ладониИ не постигну я,Что в мир потустороннийМы вырвались из пленаЗемного бытия.

Развеем, новоселы,Наш долгий сон тяжелыйО том, что был я грешен,И перестану я,Твоей душой утешен,Разгадывать надменноЗагадку бытия.

1977

КОНЬ

Наросло на перьях мясо,Меньше скрытого тепла,Изменилась у ПегасаГеометрия крыла.

Но пышна, как прежде, грива,И остер, как прежде, взгляд,И четыре крупных взрываПод копытами дымят.

Он летит в пространстве жгучем,В бездну сбросив седока,И разорванным созвучьемПовисают облака.

1977

"Доболеть, одолеть странный страх…"

Доболеть, одолеть странный страх,Догореть, докурить сигарету,Истребить себя, — так второпяхВ автомат опускают монету.

Но когда и внутри и вокругОбостряется жизни напрасность,У нее появляется вдругПолудетская мрачная страстность.

А потом начинается светГде-то исподволь, где-то подспудно,Мысль прочнеет, как плоть, как предмет,И волнуется чисто и чудно.

1977

МГНОВЕНЬЕ

Пустившись вечером в дорогу,Меж темных скал увидел небаЯ головокружительный кусок.Как будто идолищу-богу,Молились горному отрогуИ разжигали звезды алтари.

Младенческое было что-тоВ сверкании вечерней бездны,И мир мне показался так высок,Что с плеч моих сошла забота,Я стал пригоден для полета,Как тот, что сообщил благую весть.

Нездешнего прикосновеньеОжгло меня, и уходилоОно безмолвно, как песок в песок,Но я запомнил то мгновенье,Как помнят боль и откровеньеИ милую отцовскую ладонь.

1977

НА ТОКУ

На току — молотильщик у горной реки,Остывает от зноя долина."Молотите, быки, молотите, быки!" —Ударяя, свистит хворостина.

И молотят снопы два усталых быка,Равнодушно шагая по кругу,Пролетают года и проходят века,Свой напев доверяя друг другу.

"Молотите, быки, молотите, быки!" —Так мой праотец пел возле Нила.Время старые царства втоптало в пески,Только этот напев сохранило.

Изменилась одежда и говор толпы, —Не меняется время-могильщик,И все те же быки те же топчут снопы,И поет на току молотильщик.

1977